Читать онлайн «Лекции Алексея Миллера на Полит.ру». Страница 42

Теперь коротко еще о двух вещах. Рубеж 80-х гг. – первая волна погромов. В принципе здесь очень важно понять две вещи: что погромами называются очень разные, с точки зрения механизмов, явления. Может быть, с точки зрения того, кого громят, - без разницы, каковы механизмы. Но с точки зрения историка все-таки это важно. Если мы смотрим на 80-е гг., то все-таки основная масса – это типичные этнические бунты крестьянского населения. Следующая крупная волна погромов – 1905 г. Это уже совершенно другая природа. Это погромы, в которых очень велика политическая составляющая: евреев (и, кстати, не только евреев) громят, потому что их идентифицируют как сторонников революционного движения, громят активные контрреволюционеры. Николай II искренне им сочувствует (я имею в виду погромщиков). Николай II помиловал примерно 90% осужденных погромщиков. Следующая волна, которую тоже описывают как погромы, - это уже период Гражданской войны. Это опять совершенно другое явление, потому что эти погромы - вернее, эти виды насилия - осуществляются в основном уже организованными, более или менее, воинскими группами. Либо армейскими, либо отрядами, бандами – как угодно назовите. Т. е. это очень разные явления, и как раз то, что мы очень разные явления называем одним словом, говорит о том, что мы плохо это изучили. Мы всегда еврейскую историю ссылаем как бы в особое гетто… Попытайтесь вспомнить какую-нибудь историю Российской Империи или, скажем, западных окраин, в которой история евреев рассказывается в ткани общего нарратива, - этого нет, это всегда как бы отдельно, если она вообще присутствует. Мне кажется, что это очень обедняет наше понимание того, что происходит. Тот же погром надо рассматривать в контексте других подобных явлений, которые не обязательно ориентированы на евреев.

Что я пытался показать? Я пытался показать следующие вещи: политика была очень разная. Евреи знали в Российской Империи времена и плохие, и терпимые, и даже, изначально, довольно пристойные. Эта ситуация неоднородна. Нарратив еврейского страдания вполне легитимен. Но этим история не исчерпывается.

Очень важно, если мы хотим понять политику Империи в еврейском вопросе, видеть взаимосвязь с другими проблемами на тех окраинах, где они живут. Потому что если мы выйдем за рамки западных окраин Российской Империи и посмотрим, какой была политика в отношении евреев на других территориях, то ситуация будет выглядеть совершенно иначе. И в Бесарабии, и на Кавказе, и в Средней Азии, где живут разные группы еврейского населения, те группы евреев, которых Империя идентифицирует как местных, получают абсолютно те же права, что и другие группы местного населения. Тогда, когда евреи западных окраин заперты в черте оседлости, бухарские евреи имеют право приобретать собственность хоть в столицах. Мы не можем описать эту ситуацию как проходящую просто из нелюбви к евреям. Имперская бюрократия всегда расколота по отношению к евреям. Есть вполне юдофобские группы и даже институции – евреев сильно не любило Военное министерство, особенно в начале XX века. И есть заметно более толерантно относящиеся. Это Министерство финансов. А также гражданская администрация на местах, что очень любопытно.

К началу XX века стало понятно, что Империя провалила еврейский вопрос. Она не сумела использовать эту группу населения в интересах империи, что было вполне возможно. Еврейский вопрос и дальше дает нам любопытные иллюстрации общего состояния империи. Все высшие сановники Империи, включая Витте и Столыпина, считают, что еврейскую эмансипацию нужно провести как можно скорее. Столыпин так старался, что однажды даже добился того, что Совет министров единогласно принял некоторые решения об отмене наиболее кричащих дискриминационных мер в отношении евреев. Здесь важно, что у императора всегда было право выбрать между мнением большинства и мнением меньшинства. Тут ему не оставили выбора. Ему принесли мнение единогласное. Николай развел руками и сказал: «Душа моя говорит, что я не должен этого делать». Так все это закончилось. В принципе, мы можем сказать, что после 1905 года все больше и больше возникает среди евреев, которые озабочены этим вопросом, ощущение, что решение еврейского вопроса возможно какое угодно, но только не эмансипация в рамках Российской Империи. Это может быть сионизм, иммиграция, преобразование Российской Империи во что-нибудь другое, свержение самодержавия.

Если австрийских евреев называли «Kaiser treu», то есть «верные государю», то значительная часть евреев в России была, если можно так выразиться, «Pushkin treu». То есть они очень любили русскую культуру, они были привязаны к России, но заведомо не к государю императору и этому устройству. В общем, можно сказать, что это история неудачи национальной, или этноконфессиональной политики Империи, может быть, одна из самых кричащих историй. При этом обращу ваше внимание на такую вещь. Если мы посмотрим на то, что происходит после краха Российской Империи, то мы увидим, что масштаб еврейских страданий 1917-1920 годов заметно превышает масштаб еврейских страданий в рамках Российской Империи. А с другой стороны, мы видим, что среди тех, кто заставлял людей страдать с маузером в руке, мы уже находим изрядное количество евреев с другой стороны. История евреев в России не может быть рассказана только как история жертв. Мне кажется, что в этом смысле книжка Слезкина очень полезна. Она одна из первых нарушила это табу. То есть поговорить о евреях в некотором смысле как о нормальных людях, как о группе, представители которой совершают замечательные и дурные поступки. Историю которых нужно таким образом и рассказывать.

Есть ли какая-то загадка и некая ненормальность еврейской истории? Да, она существует. Ее сразу видно, когда мы смотрим на то, как исследователи пытаются описать феномен экономического успеха евреев при капитализме. Это все время описательные, а не аналитические категории. Слезкин называет это меркурианством, другой исследователь– homo oeconomicus judaicus. Ну и что? Что это добавило к нашему пониманию? Но более или менее представляя себе, почему Российская Империя оказалась настолько неуспешна в использовании этих навыков евреев, в этом вопросе, почему евреи оказались настолько успешны в капитализме, я, к сожалению, должен поднять лапки кверху.

Обсуждение

Лейбин: Если я правильно понимаю, подход Алексея Миллера состоит в том, чтобы освободившись от политико-идеологического груза, посмотрев на Российскую Империю как на умершую, можно было заняться реконструкцией ее внутренней логики. И в этом смысле отчасти и апологией. Этот поход позволяет увидеть множество интересных и в разной степени удачных государственных решений.

Я вспоминаю Вашу статью про современное состояние дел в Восточной Европе и думаю, возможна ли такая позиция анализа, которая позволила бы столь же отстраненно и рационально посмотреть на нынешнюю ситуацию. Кажется, если я правильно понимаю, то тот метод, который вы используете при анализе современной ситуации, похож на ваш же метод исторического анализа. Когда вы говорите о логике казалось бы парадоксального конфликта России и Польши, вы реконструируете, что там со стороны России может быть задача дискредитация Польши как специалиста по России. Вопрос состоит в том, думали ли вы, что такой метод отстранения от материала действительно легитимен по отношению к современной ситуации?

Миллер: Ответ будет коротким. Принципиальная разница между анализом сегодняшней ситуации и историей Российской Империи заключается в следующем. Я могу пойти в архив и посмотреть, что писал Александр II, какой-нибудь губернатор, какие-нибудь министры на ту или иную тему. Поэтому, когда я пытаюсь рационализировать логику его поведения, я опираюсь на источник. Если пытаться рационализировать логику сегодняшних властей, то, во-первых, я не могу опираться на источник, потому что я не знаю, что они пишут на эту тему, во-вторых, всегда рискуешь нарваться на вопрос: «А тебе не кажется, что ты им вкладываешь какие-то чересчур умные мысли в голову? Может, все заметно проще?». А у тебя нечего ответить. Какие-то аргументы появляются все-таки только по прошествии времени. В этом смысле все-таки в одном случае я могу доказывать что-то, а в другом случае это «угадайка».

Илья: Ещё раз спасибо вам за интересную лекцию. Вот какой вопрос: как правило, сионистское движение в России – желание евреев уехать в Израиль - связывают с погромами 1904-1905 гг., знаменитым Кишиневским погромом, и никогда не говорится о сионистском движении до этого периода. Можете немного осветить этот аспект и как к этому относились Романовы?

Миллер: Вопрос очень хороший, потому что позволяет мне сказать вещи, о которых я не говорил. Во-первых, поймем, что количество сионистов среди евреев в Российской Империи было очень невелико. Это была довольно маргинальная группа, сравнительно с другим выбором: около двух миллионов евреев из Российской Империи выехало в эмиграцию. 80% из них отправились в Соединенные Штаты. Имели ли погромы какое-то значение? Конечно, имели. Но тогда возникает вопрос: почему из Габсбургской монархии уехало в процентном соотношении такое же количество евреев и ровно в том же направлении? А там погромов не было. Тогда мы должны допустить, что помимо погромов есть ещё и экономические факторы эмиграции. Едут не только евреи, те, которых в Европе того времени называли Ost-Juden в противовес аккультурированным West-Juden. Но едут ирландцы, у которых тоже работы нет, едут итальянцы с юга теми же миллионами. Почему 80-е годы? Потому что погромы случились. Наверное, это сыграло какую-то роль. Но с другой стороны, может быть, это можно объяснить за счет того, что именно в это время начинает функционировать пароходное движение между Старым и Новым светом? Значит, билет становится дешевле, путешествие становится не таким изнурительным, плюс начинается цепная реакция. В 90-е годы, когда проводились исследования, на какие денежки едем, обнаружилось, что больше половины евреев едут уже не на свои деньги, а на деньги родственников, которые устроились в Соединенных Штатах. То есть опять же, если мы хотим действительно что-то понять, то мы должны смотреть на множество факторов, и когда мы сравниваем Российскую Империю, здесь есть погромы, а вот в Габсбургской монархии – нет. А все равно едут. И ровно из тех мест, где живут очень похожие евреи. Евреи в Будапеште или Вене совсем не похожи на евреев Галиции. Зато евреи в Галиции очень похожи на евреев в черте оседлости. И тогда мы понимаем, что нельзя объяснить все явление через погромы. Потому что там, где погрома нет, все равно это происходит. Погромы, антисемитизм и прочее, конечно, могло подталкивать людей в сионизм. Есть такая очень плохая книжка о Владимире Жаботинском, лидере сионистского движения. Там автор написал гениальную фразу: «Владимир Жаботинский начал учить родной язык в возрасте 21 года». Понятно, что человек вырос в ассимилированной еврейской семье. У него родной язык русский. Он столкнулся с проявлениями антисемитизма и путем умозаключений пришел в выводу, что везде евреи будут чувствовать себя плохо в условиях этого модерного антисемитизма, кроме как в своем собственном государстве. И он идет в сионистское движение. Но это была реакция меньшинства. Будем это иметь в виду.