Читать онлайн «Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина». Страница 19

Необходимо иметь в виду тот момент, что требование государства в эпоху Петра Великого привело к значимости оброка (денежной или натуральной повинности, уплачиваемой государству и барину) перед барщиной, принудительным трудом. Выплата повинностей в деньгах предполагает существование рынка, всегда доступного для крестьянина. «В России рано образовался национальный рынок, – отмечает Ф. Бродель, – разбухавший у основания за счет обменов, осуществлявшийся барскими и церковными имениями, и излишков крестьянской продукции. Оборотной стороной такого сверхизобилия сельской активности были, возможно, незначительные масштабы городов. Скорее местечек, чем городов – не только из-за их величины, но потому что они не способствовали очень высокому развитию собственно городских функций. “Россия – это огромная деревня”, – таково было впечатление европейских путешественников, поражавшихся в высшей степени обильной рыночной экономике, находившейся, однако, на своей начальной стадии. Выйдя из деревень, она охватывала местечки, да последние к тому же и мало отличались от соседних деревенских поселений»175. Наряду с этой мелкой рыночной активностью существовала крупная торговля между областями Российской империи, в каждой из которых не хватало чего-нибудь. Подлинными двигателями этой торговли прежде всего оказались ярмарки, а не города: первых было в 3–4 тысячи раз больше вторых. Еще одним из признаков незрелости городов в ту эпоху оказывается отсутствие современного кредита, поэтому Российская империя представляла собой царство невообразимо сурового ростовщичества.

В результате Россия как мир-экономика имеет архаические формы и характеризуется слабостями, которые были ей присущи на севере и западе в противостоянии с Западом и юге и востоке перед лицом исламского и китайского миров. Особенно рельефно слабость России как мира-экономики проявляется в направлении Европы, когда западноевропейская торговля получает выгоды. Характеризуя военные победы Петра Великого и его насильственные реформы, благодаря которым Россия прорвала изоляцию, Ф. Бродель пишет и об обратной их стороне: «Основание Санкт-Петербурга, к выгоде которого произошел перенос центра русской экономики, оно, конечно, открыло окно или дверь на Балтику и в Европу, но ежели через эту дверь Россия получила лучший выход из дома, то и Европе в свою очередь стало легче проникать в русский дом. И, расширив свое участие в обменах, она завоевывает русский рынок, обустраивает его к своей выгоде, ориентирует то, что можно было в нем ориентировать»176. Прогрессирующее доминирование Запада в системе российской мира-экономики позволяло ему получать значительные прибыли.

Военные победы Петра Великого невозможны без преобразования мир-экономики России, в которой доминировало государство, – была создана модель самодержавия, существовавшая еще в XIX веке. Предпринимателям предоставлялись привилегии и льготы, однако регламентация административно-контрольной бюрократической машиной деятельности промышленности и торговли привела к тому, что не было ни свободы предпринимательства, ни незыблемости права собственности. Сама мир-экономика России была построена на подневольном труде, что удерживало его развитие в рамках примитивного мануфактурного производства и элементарного разделения труда. Самое же главное заключается в том, что государственное регулирование развития экономики посредством комплекса мер (поощрение промышленности путем приписки государственных крепостных крестьян к заводам, регулирование конкуренции, контролирование производства и сбыта и пр.) привело к значительному замедлению становления классов буржуазии и наемных рабочих как носителей нового, отличного от традиционного сознания. Образно говоря, Петр Великий толкал вперед имперскую машину России, нажимая при этом на все тормоза. В итоге императорская Россия потеряла необходимую адаптивность своей системы к происходящим в Западной Европе изменениям, в том числе к надвигающейся промышленной революции.

После смерти Петра Великого продолжался процесс открытия России Европе, что сопровождалось поставкой все возрастающего количества сырья. Граф Ростопчин пишет 28 января 1819 г. из Парижа письмо своему другу князю С. Воронцову в Лондон: «Россия – это бык, которого поедают и из которого для прочих стран делают бульонные кубики»177. Поставки сырья в Европу обеспечили России постоянное снабжение монетой, что способствовало проникновению рыночных отношений в крестьянскую экономику и модернизации страны. Вместе с тем необходимо иметь в виду тот существенный момент, что благодаря европейскому диалогу в России продлевалось существование архаичных культурных форм на благо Западной Европе. Последняя получала время, чтобы изыскать передовые решения, необходимые для ее инновационного развития, что видно на примере развития европейской металлургии178.

Именно потому, что императорская Россия была архаической частью Европы как целостной динамической системы со всеми ее противоречиями, она представляла собой неэффективную систему благодаря самодержавию и крепостничеству. Самодержавие представляло собой инвариант, неизменную структуру, которая для своего существования требовала постоянной экспансии. В противном случае императорская России как система относилась бы к классу неизбыточных систем, «деградация которых недопустима»179.

Это означает, что только сложные избыточные системы обладают свойством живучести. Можно утверждать, что живучесть императорской России (впрочем, как и живучесть Британской империи) в те времена органически связана с экспансией. Территориальная экспансия Российской империи привела к окончательному закрепощению крестьян и посадских, более того, она препятствовала освобождению крестьян от крепостной зависимости. Следует отметить, что крепостная зависимость крестьян в своей основе имеет не только экономическую основу, означает не только безвыходное экономическое положение империи. «Однако не меньше оснований полагать, что прикрепление крестьян было воплем ярости власти, которая ощущала, как бесконечное географическое пространство размывает сами основы этой власти. И власть принимала меры, прикрепляла, усаживала, ограничивала, сдерживала, предотвращала… перспектива расплывания народа по огромным равнинным пространствам побуждала власть, в целях хотя бы самосохранения и обеспечения условий собственного существования, прикреплять население к месту, локализовать его, или, в зависимости от обстоятельств, перемещать его, но уже по собственному произволу»180. Понятно, почему самодержавная власть стремилась законсервировать существующее положение вещей, что служило одной из причин отставания Российской империи от Запада.

Данную ситуацию израильский историк М. ван Кревельд характеризует следующим образом: «Таким образом, большая часть населения страны (примерно 90 %) была низведена до условий, немногим лучших, чем у рабов. За исключением случаев продажи или ссылки (теоретически землевладельцам запрещалось убивать своих рабов, и ссылка служила эквивалентом смертной казни), обычно они жили и умирали в имениях своих господ. Таким образом, кaкoе бы тo ни было развитие государства, которое могло бы иметь место в России, задержалось более чем на два столетия (курсив наш. – В.П., Е.П.). Правительство так и не обрело статус юридического лица, что являлось ocновной характерной особенностью становления государства в других странах; вместо этого страна управлялась союзом царя – который еще в середине XIX в. мог говорить о своем “отеческом попечении” – и знати. Последняя составляла примерно 0,5 % населения страны, и только ее представители считались пригодными для занятия какой-либо должности в правительстве – будь то гражданская должность, военная или духовная. За исключением священников и обеспеченных горожан, никакие другие представители населения страны вовсе не обладали правосубъектностью»181. Иными словами, самодержавный характер власти и крепостное право препятствовали нормальному экономическому развитию Российской империи.

Правящая элита императорской России осознавала отсталость страны от Европы, поэтому ею предпринимались усилия для сокращения существовавшего разрыва посредством технологических заимствований. Однако консервация самодержавия Николаем I, затем реформы Александра II, последовавшие контрреформы Александра III привели к тому, что Российская империя вступила в процесс современного экономического роста, присущий индустриально развитым странам, на несколько десятилетий позже182. Императорская Россия начала XX столетия находилась на стадии раннеиндустриального развития со всеми его противоречиями, которые были отягчены нерешенными проблемами аграрного сектора.