Читать онлайн «Иудин грех ХХ съезда». Страница 22

Но для большинства членов общества в целом и членов ВКП (б) — КПСС, в частности, в обоих сопоставляемых случаях соотнесения «доверие — результаты» одинаково характерно было то, что заблаговременно они ничего не могли сказать: воплотятся в жизнь обещания «вождей» или же нет.

В условиях же настоящей демократии последствия оказания доверия предсказуемы заблаговременно, и именно на основе такого рода предсказуемости последствий делается выбор руководителей квалифицированным большинством в соответствии с процедурами осуществления демократии. Если процедуры есть, а предсказуемости последствий нет, то демократии нет, а есть некая мафиозно-олигархическая власть под видом демократии. [157]

При этом марксизм в СССР был учением для всех и подавался как вершина человеческой мысли, что подразумевало отсутствие потребности в каком-либо ещё тайном учении для «избранных». Однако при господстве в культуре этой «вершины человеческой мысли» советское общество оказалось не властно над самим собой и потерпело крах, что даёт основание подозревать, что марксизм — своего рода антиинтеллектуальный вирус, от которого Россию не пожелала защитить хвалёная дореволюционная интеллигенция [158].

Ответы же на вопрос о том, является ли марксизм альтернативой фашистскому библейскому проекту порабощения всех, дал не Н.С.Хрущёв и прочие гуманисты-абстракционисты, порицающие И.В.Сталина как исчадие ада, а сам И.В.Сталин. Однако он был лишён возможности высказаться по этому вопросу прямо.

Под конец своей жизни И.В.Сталин вынес смертный приговор марксистской доктрине. В его последней массово изданной в своё время работе “Экономические проблемы социализма в СССР” — напутствии большевикам последующих поколений — есть такие слова:

«… наше товарное производство коренным образом отличается от товарного производства при капитализме» (“Экономические проблемы социализма в СССР”, Москва, «Политиздат», 1952 г., стр. 18).

Это действительно было так, поскольку налогово-дотационный механизм был настроен на снижение цен по мере роста производства. И после приведённой фразы И.В.Сталин продолжает:

«Более того, я думаю, что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из “Капитала” Маркса,… искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям. Я имею в виду, между прочим, такие понятия, как “необходимый” и “прибавочный” труд, “необходимый” и “прибавочный” продукт, “необходимое” и “прибавочное” время. (…)

Я думаю, что наши экономисты должны покончить с этим несоответствием между старыми понятиями и новым положением вещей в нашей социалистической стране, заменив старые понятия новыми, соответствующими новому положению.

Мы могли терпеть это несоответствие до известного времени, но теперь пришло время, когда мы должны, наконец, ликвидировать это несоответствие (выделено при цитировании нами)» (там же, стр. 18, 19).

Если из политэкономии марксизма изъять упомянутые И.В.Сталиным понятия, то от неё ничего не останется, со всеми вытекающими из этого для марксизма последствиями.

Вместе с «прибавочным продуктом» и прочим исчезнет мираж «прибавочной стоимости», которая якобы существует и которую эксплуататоры присваивают, но которую Сталин не упомянул явно.

Приведённым фрагментом своей работы И.В.Сталин на метрологическую несостоятельность марксистской политэкономии: Все перечисленные им её изначальные категории неразличимы в процессе практической хозяйственной деятельности. Вследствие этого они объективно не поддаются измерению в процессе хозяйственной деятельности. Поэтому они не могут быть введены в практическую бухгалтерию ни на уровне предприятия, ни на уровне Госплана и Госкомстата. Вследствие этого на их основе невозможны ни анализ прошлой хозяйственной деятельности, ни прогнозирование и планирование.

Это означает, что марксистская политэкономия общественно вредна, поскольку её пропаганда извращает представления людей о течении в обществе процессов производства и распределения и управлении ими.

Но как заявляют марксисты (и в чём многие из них искренне убеждены), марксистская политэкономия — результат применения диалектико-материалистической философии к познанию производственно-потребительских отношений в обществе.

Однако если результат не верен, то после того, как это осознаётся:

Неизбежно встаёт вопрос о ревизии диалектико-материалистической философии «мраксизма», её теории познания и практики её применения к исследованию самых разных явлений в жизни природы и общества.

В результате такого рода ревизии неизбежно появление какой-то иной философии, содержащей качественно иную теорию познания, которые при искреннем подходе к делу ревизии и познания неизбежно окажутся более эффективными средствами познания жизни и защиты психики личности и общества от всевозможного вздора и злого умысла [159].

Если, понимая это характеризовать марксизм в целом, то получается следующее:

· В его философии главный вопрос «что первично: материя либо сознание?» уводит признающих эту философию от существа наиболее управленчески значимого вопроса о способах осуществления многовариантной прогностики будущего и выборе наилучшего варианта для осуществления управления. Поэтому под властью марксистской философии невозможно развитие теории управления, и как следствие — управленчески грамотная самоорганизация общества в выявлении и разрешении своих проблем.

· Его политэкономия метрологически несостоятельна, что исключает интеграцию в неё методов бухгалтерского учёта (прежде всего аналитического) и методов экономического прогнозирования и планирования как на микро-, так и на макро— уровнях производственно-потребительской системы общества. Поэтому под властью марксистской политэкономии невозможно развитие экономических прикладных отраслей теории управления.

· Вследствие этого и «интернационализм» марксизма — не мир и дружба народов и взаимопомощь и уважение людей без различия рас и национальностей, а антинациональный — интернацистский — фашизм при ведущей роли в культуре и власти порабощённого марксизмом общества представителей еврейской диаспоры.

При таком фактическом положении дел в фундаментальных научных дисциплинах социологии (философии и политэкономии) провозглашаемая марксизмом ориентация на построение коммунизма представляет собой не освобождение трудящегося большинства от эксплуатации злоупотребляющего знанием и властью меньшинства, а ловушку для легковерных благонамеренных.

Поскольку на основе философии марксизма невозможно адекватное жизни познание, а на основе его политэкономии невозможно управление хозяйственной деятельностью, то общество, признающее марксизм адекватным учением, обречено быть заложником тех, кто предлагает ему в терминологических формах марксизма понимание проблем и путей их развития, полученное на основе иной — таимой от общества — эзотерической субкультуры познания, миропонимания, управления.

Те, кто готовил доклад Н.С.Хрущёва, были профессиональными работниками сферы идеологии. Они не могли не знать текста этой — последней — работы И.В.Сталина. И это приводит к вопросам:

· либо они были безнадёжными идиотами, которые не поняли значения того, что написал И.В.Сталин? [160]

· либо они не были идиотами и всё поняли? - но тогда они — мерзавцы, которые для того, чтобы сохранить систему масонско-фашистского рабовладения, увели внимание людей от рассмотрения проблематики роли марксизма в трагедии России и СССР к надуманной ими проблематике культа личности, которую к тому же представили в неадекватном понимании.

Но вне зависимости от того, были ли авторы доклада Н.С.Хрущёва безнадёжными идиотами или мерзавцами, его доклад и ХХ съезд в целом съиграл в истории страны и мира именно эту роль: он задержал на 30 лет переосмысление политического предназначения марксизма и выявление алгоритмики порабощения общества на его основе.

Хотя после публикации доклада Н.С.Хрущёва на Западе, вместе с авторитетом СССР упала и популярность идей коммунизма в среде взрослой интеллигенции, вследствие чего коммунистические партии капиталистических государств, прежде всего наиболее развитых, начали терять численность. Но этот процесс не затронул молодёжь, некоторая часть которой вследствие возрастных психологических особенностей мыслит предельно критично и радикально-нигилистически по отношению к полученному ими «наследию предков».