Читать онлайн «Махинаторы. Кого ждет Колыма». Страница 17

Но ведь во Франции ничего подобного нет. Ну, сожгли там однажды несколько десятков «Рено» да «Пежо», так это же детские шалости по сравнению с тем, что творится в России. Президент и премьер работают там только восемь месяцев. Дайте им время. Как же может старый уже человек разговаривать с ними подобным тоном?

А он, этот человек-то, тут же заявил, что намерен сдать французский паспорт и запросить бельгийское гражданство.

Я не могу себе вообразить в роли финансового эмигранта ни великого Жана Габена, ни Жерара Филиппа, ни Жана Маре, ни даже комика де Фюнеса, ни, разумеется, великих русских актеров от Щепкина и Каратыгина, Ермоловой и Стрепетовой, Качалова и Тарханова до Ульянова и Смоктуновского, Мордюковой и Чурсиной, Евстигнеева и Юрия Яковлева…

Правда, через пару дней, сообразив все-таки, как он выглядит в глазах порядочных людей в образе финансового дезертира, месье заявил, что дело не в налоге, а в журналистах, которые «навевают тоску, ибо представляют только одну сторону, одну идею и меня от них просто тошнит». Да неужели в России его не будет тошнить от Радзинского, Сванидзе, Млечина, двух Пивоваровых, которые захватили все телеэкраны? Неужели месье надеется услышать от них разные точки зрения? Все они одним пальцем деланы…

Как только Депардье объявил, что готов сдать французский паспорт и запросить бельгийское гражданство, т. е. что он живет по принципу ubi bene, ibi patria (где хорошо, там и отечество), наш президент, словно только и ждал этого, тотчас, немедленно, моментально выразил готовность предоставить финансовому беглецу российское гражданство. И, сломя голову, с российским паспортом в зубах помчался в Сочи, — именно туда почему-то заявился Депардье. Если он был бы на Огненной Земле, полетел бы и на Огненную?

С нашим паспортом в кармане на самолете, предоставленном президентом, новейший русский решил сигануть из Сочи почему-то в Саранск. Путин позвонил Владимиру Волкову, президенту Мордовии: «Организовать встречу на высшем уровне! Кровь из носа…» Тот собрал экстренное совещание, позвал представителя президента А.М. Пыкова и Н.И. Меркушкина, недавнего президента Мордовии, который сейчас возглавляет Самарскую область.

— Какая радость! Какое счастье! — воскликнул Волков, открывая совещание. — К нам едет великий француз! Не к татарам, не к чувашам, не к башкирам, не к русским, а именно к нам, к мордве! И фамилия у него нашинская — Демордье! Видимо, по каким-то высшим творческим соображениям он скрывал свое мордовское происхождение. Как встретим?

Как потрафим? Как ублажим? Салют в 30 залпов из 324 орудий это само собой, но, может, еще закатим физкультурный парад?

— Разумеется, — сказал многоопытный Меркушкин, — но еще надо Советскую, главную площадь города, назвать площадью Демордье. Чего она до сих пор Советская, когда власть от Кремля до самых до окраин сплошь антисоветская? Это оценят в белокаменной.

— Нет, Николай Иванович, — сказал Пыков, — давайте лучше переименуем в честь россиянца-иностранца площадь Тысячелетия, ведь она создана совсем недавно, а к Советской все привыкли, хотя и меня ее название раздражает. А кроме того, у нас в городе на видном месте стоит памятник нашим знаменитым землякам героям-стратонавтам Федосеенко, Васенко и Усыскину, поднявшимся в 1934 году на 22 километра, но погибшим. Давайте прилепим к этому памятнику и Демордье.

— Не годится, — возразил Волков. — Они же погибли, а этот живой, да еще с какой прытью от налога бегает. Нет, давайте лучше…

Вдруг распахнулась дверь и носом вперед ввалился сам Депардье. Уже прилетел! С ним был франкоязычный Дворкович, посланный как переводчик.

— Господа, — торжественно сказал высокий гость, а Дворкович перевел, — я обожаю вашу страну, ваших людей, вашу историю, ваших писателей… Я обожаю вашу культуру, ваш образ мышления, вашу водку и даже походку… Я очень люблю вашего президента Владимира Путина, и это взаимно. Россия — страна великой демократии, это не та страна, где премьер мог бы назвать ее гражданина жалким человеком. Слава России! Хотя французы трижды вторгались в ее просторы — в 1812 году, в 1855-м и в 1918-м. Мне стыдно за этих лягушатников.

— В одном пункте это не совсем так, — робко сказал Пыков, — наш нынешний премьер Медведев, когда недавно был президентом, назвать не назвал, но изобразил и представил всему народу по телевидению некоторых сограждан невыразимо жалкими людьми, например, Лужкова, мэра Москвы, и министра финансов Кудрина. И вышиб их с работы. А ведь вас никто ниоткуда не вышибал…

— Что за разговоры! — возмутился Дворкович. — Прекратить!

— Да, — сказал Волков, от волнения забыв русский и перейдя на мордовский, — Медведев такой, а вот Путин высоко чтит даже всех душегубов прошлого и современности — от Столыпина с его знаменитыми «галстуками» и Деникина с его ненасытной Грабьармией до Ельцина, расстрелявшего из танков Верховный Совет. Гуманизм нашего президента не имеет границ.

Дворкович от волнения тоже заговорил по-мордовски, все перевел.

— В России хорошо жить, — сказал артист, — у вас воздух хороший, а подоходный налог еще лучше — 13 процентов. Это одно из главных гуманитарных достижений вашей власти. За это ее обожают богачи и паразиты всего мира.

— Да, очень хорошо у нас жить, — подтвердил кто-то из троих опять на мордовском. — Особенно хорошо тем, кто имеет в год больше миллиона евро…

— Вот мой российский паспорт, — сказал Депардье, достав его из широких штанин. — Вручил лично ваш президент.

— Дайте-ка, мусье, — сказал Волков, от волнения перейдя на французский, которого никогда не знал. — Мерси. Пардон…

Взял паспорт, что-то там старательно написал и протянул Депардье со словами:

— Я вписал в ваш паспорт адрес предоставленной вам квартиры в новом доме на улице Маяковского, что рядом с центральной площадью. Это прекрасная квартира на двух уровнях в 13 комнат, как у столь же, как вы, знаменитой ныне Евгении Васильевой, живущей в Молочном переулке в Москве.

— Между прочим, — вставил Меркушкин, — Маяковский писал, что за границей при проверке документов советский паспорт чиновники всегда «берут, как бомбу, берут, как ежа, как бритву обоюдоострую», и даже — как «змею двухметроворостую». А ныне российский паспорт берут, как маленькую дрессированную мышку. Тем больше у вас оснований почти дословно повторить Маяковского:

Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза:

Читайте! Завидуйте! Я — гражданин любимой страны француза!

Волков открыл ящик своего письменного стола, что-то взял оттуда и кинулся к Депардье:

— Месье, — сказал он на французско-мордовском, — вот ключи от вашей 13-комнатной квартиры. Сделайте милость, примите.

— Мерси, — буркнул дезертир и направился к выходу.

— Минуточку! — взмолился Волков, который, оказывается, все заранее уже приготовил. — Вот взгляните. Это мой указ о назначении вас министром культуры Мордовии.

— Пардон, — несколько замешкался залетный гость, — но я пока еще не тверд и в русском, и в мордовском языках.

— Какие пустяки! — взмолились все три чиновника. — У нас это принято. Вы думаете, что Сердюков тверд в военном деле, или Голодец — в медицине, или Чубайс хоть в чем-нибудь, кроме жульничества и вранья? А премьер, думаете, хоть что-нибудь понимает в том, что видит вокруг себя? Смотрит на великий Большой театр и говорит: «Это единственный бренд России».

— Хорошо, — сказал Депардье, — буду я вашим министром культуры. А сейчас мне некогда.

И улетел зачем-то в Швейцарию, потом — в Черногорию. Но тут стало известно, что его привлекают к суду за то, что в пьяном виде гонял по улицам Парижа на мотороллере и что его могут посадить, как пусек, на два года.

Нет никаких сомнений, что если это случится, «наши» каждую неделю будут носить ему передачи, отрывая от своих кремлевских пайков: черную икорку, балычок, осетринку под хреном…

В чем же дело? Чем объяснить эту необыкновенную бобчинско-добчинскую суету всех чиновников с самого верху донизу вокруг этого скоропостижного русака, какова причина их заискивания перед ним, любезностей, дарений дорогих подарков?

Дело, во-первых, вот в чем. Нынешнее положение нашей родины можно определить как иго провинциальных мещан. После Великой Октябрьской социалистической революции руководителями страны были люди по рождению провинциалы: Ленин из Симбирска, Сталин из никому неведомого грузинского городка Гори, вообще, можно сказать, иностранец, Киров из Вятки и т. д. Но они ни на йоту не были провинциалами по духу, по складу ума, они жили масштабами державы и всего мира, мыслили десятилетиями и столетиями. А нынешние кремлевладельцы почти все из Ленинграда, из второй и прекрасной столицы страны, но по духу — провинциальные мещане, местечковые пошляки. И эта публика обожает таких писателей, как Радзинский, таких актеров, как Хазанов, таких певцов и певичек, как Борис Моисеев и Лариса Долина… Они млеют от восторга, если удастся познакомиться со своим кумиром, пожать ручку, вручить букетик.