Читать онлайн «Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая». Страница 23

Воодушевившись призывом Политбюро, КБР в 2006 г. начал выход на глобальную арену в кильватере «Чайна инкорпорейтид». Банк выиграл мандат на управление пятимиллиардным фондом, который Пекин учредил для инвестирования в Африку, и купил долю в английском «Барклиз банке». КБР также возглавил финансирование попытки «Чайналко» по выкупу акций «Рио-Тинто» и по другим офшорным сделкам. Амбициозный Чэнь попробовал даже приобрести долю «Ситигруп», когда этот американский банк в 2008 г. мобилизовывал новый капитал, но его остановило высшее руководство, опасавшееся вкладывать средства в шаткие западные институты. В частных беседах Чэнь хвастал, что его банк вырос в самого крупного кредитора проектов развития в мире, «воспарив», как он выразился, «выше культового Всемирного банка в Вашингтоне». Впрочем, на редких встречах с иностранными журналистами Чэнь воздерживался от повторения подобных комментариев — возможно, потому, что помнил завет Дэн Сяопина: «Прячь свою яркость».

Но даже в роли знаменосца китайского госкапитализма на глобальной арене Чэнь сохранил осмотрительность и всегда помнил о пролетарских корнях своей партии. В 2007 г. в фойе пятизвездочной гонконговской гостиницы «Пенинсьюла», где было намечено совещание международного консультативного совета КБР, я обратил внимание на мужчину в матерчатой кепке и френче а-ля Мао, который напоминал директора государственной фабрики былых времен. Он шел к лифту в окружении толпы щегольски одетых секретарей и советников, причем контраст был настолько резкий, что я лишь задним числом сообразил, что передо мной — Чэнь.

А вот его дочь Сяодань не слишком жаловала пролетарский стиль. В отличие от отца, она получила разрешение родителей учиться за границей, в американском Университете Дьюка. В ноябре 2006 г. она представляла Китай на ежегодном благотворительном балу в парижском «Отель де Крильон». На этот бал традиционно приглашаются отпрыски европейских королевских семей, транснациональных промышленников и голливудских «звезд», а в 2006 г. его почтила своим присутствием и представительница самого нового глобального игрока, Коммунистической партии Китая — мадемуазель Чэнь. Все светские дебютантки были в нарядах haute couture, взятых напрокат по такому случаю. Мадемуазель Чэнь пришла в розовом хлопковом платье от Аззедина Алайи; вздумай девушка его купить, платье обошлось бы в несколько официальных месячных окладов ее папы. Впрочем, появление Сяодань на этом балу ярко высветило траекторию ее семейства, а заодно и всей КПК.

Пожалуй, тот Чэнь, с которым я пересекся в фойе гостиницы «Пенинсьюла», был один в своем роде. Сегодня китайские руководители обычно не ходят на встречи с богатыми и влиятельными иностранцами, одевшись по старому партийному обычаю. Френчи и военные мундиры они приберегают для партийных оказий или армейских совещаний. И все же стиль Чэня и история его семьи красноречиво свидетельствуют, что высшие китайские чиновники научились сидеть на нескольких стульях сразу. Каким бы богатством и властью они ни обладали, можно быть уверенным, что у них найдутся правильные слова и для марксистов, и для маоистов, и для адептов рынка: все зависит от того, кто слушает. Ловкость китайских руководителей в этом смысле остается одной из наиболее удивительных черт «Чайна инкорпорейтид». Человек, который минуту назад назидательно вещал о том, что Западу следует подчиняться рыночным правилам (проповедь, обычно читаемая для защиты конкурентных цен на китайский экспорт), в следующее мгновение обрушивает на аудиторию описание ужасов разнузданного капитализма и уверяет в своей приверженности марксизму. Смену политических одеяний можно уподобить тому, как банкир с Уолл-стрита заскакивает в телефонную будку и, словно Кларк Кент из фильмов про Супермена, через секунду вылетает из нее в костюме Карла Маркса.

В искусстве «менять походку» мало кто может сравниться с Лю Минканом, главным банковским регулятором Китая. Став банкиром в возрасте тридцати трех лет в 1979 году, после «культурной революции», Лю быстро пошел вверх, сменив целый ряд хозяйственных и правительственных должностей. Он работал в Банке Китая, в администрации провинции Фуцзянь и центральном банке, затем возглавил Комиссию по регулированию банковской деятельности Китая, созданную в 2003 г. Попутно Лю получил степень МВА, присужденную Лондонским городским университетом, куда он до сих пор направляет перспективных работников учиться и стажироваться в области либеральной экономики и финансов. Во время реструктуризации госбанков Лю безжалостно натаскивал подчиненных по глобальным регуляторным нормам типа величины банковского покрытия, соотношения риска и доходности или долевой составляющей просроченных займов. По пятницам, перед уходом на выходные, младшие сотрудники любят пугать друг друга: дескать, того и гляди нагрянет Лю и примется всех экзаменовать по формуле «Базель-II», которая названа так в честь швейцарского города, где были подписаны соглашения о регулировании оптимального уровня банковских резервов.

Лю, за которым давно закрепилась репутация одного из самых сведущих в западной практике специалистов, восхищает иностранных гостей лекциями о финансовой реформе, которые читает на безупречном английском. Лукавит Лю при этом или нет — другой вопрос; как бы то ни было, впечатление он производит весьма глубокое. Однако на важных политических мероприятиях Лю меняет образ — с лощеного банкира мирового уровня на сурового адепта китайского марксизма. Во время XVII съезда КПК (2007 г.) Лю избегал читать проповеди о либеральном финансировании и базельских соглашениях, а пичкал своих сотрудников речами о великом изобретении, «китаизированном марксизме». В конце 2007 г. и в преддверии съезда, выступая на церемонии открытия нового учебного года в школе партактива Комиссии по регулированию банковской деятельности, Лю призывал сотрудников «применять в работе новейшие достижения китаизированного марксизма».

Примерно в то же время Го Шуцин из Строительного банка Китая вещал, что «единственный способ реализовать на практике новейшие коммунистические принципы — это добиться максимизации прибыли для акционеров». Для такого заявления у него имелись все основания: крупнейшим акционером банка числилось одно из центральных ведомств, которое, в свою очередь, контролировала партия, так что устойчивая прибыльность банка определенно входила в интересы КПК. Что и говорить, от этого зависит экономика страны. Но мысль, что акционерная прибыль может быть напрямую связана с коммунизмом, отличалась новаторством и смелостью даже для Китая.

Посмеиваться над этими высказываниями можно сколько угодно, однако от них нельзя с легкостью отмахнуться как от ритуальных формул, произносимых недобросовестными католиками, которые ходят на воскресную мессу по привычке и из желания поддерживать нужные социальные связи. За партийной риторикой стоит вся мощь политических институтов, способных строить и ломать карьеры. В особо ответственные моменты, например, во время проведения съездов, эти заявления являются свидетельством коленопреклонения, политической лояльности и верности партии, что и требуется для успешного продвижения на государственной службе.

Ярким примером олицетворения таких противоречий является финансовая реструктуризация громадного, широко раскинувшегося госсектора Китая. Модернизация госпредприятий ведется у всех на виду, хотя от этого зрелища порой бывает мороз по коже. Целые населенные пункты со всеми своими жителями, которые некогда полностью полагались на государственную «железную чашку с рисом», подверглись самым радикальным изменениям. Руководство предприятий попало под давление со стороны иностранных инвесторов, а консервативный политический класс, чья жизнь строилась вокруг государственной собственности, оказался сметен в сторону.

Но, когда речь заходит о политической реструктуризации этих предприятий и роли КПК, ясности становится куда меньше. Из-за необходимости обеспечивать прибыльность и глобальную конкурентоспособность, руководство компаний ныне пользуется относительной свободой, которая лишь десятилетие назад казалась недостижимой мечтой. Человек есть человек, и многие за счет этой свободы построили личные империи, однако на протяжении всей реформы госсектора партия сохраняла свое влияние за счет кадрового контроля при назначении на все высшие посты. А уже через своих выдвиженцев партия может руководить корпоративной политикой.

Сила КПК была продемонстрирована в конце 2008 — начале 2009 г., когда углубляющийся всемирный финансовый кризис угрожал захлестнуть и Китай. Центральный банк, Комиссия по регулированию банковской деятельности и даже сами банки хором призывали к осторожности при разработке контрмер. В предыдущее десятилетие все три участника активно боролись за создание надежной системы коммерческих банков. Политбюро, однако, узрев зияющую пропасть резкого спада деловой активности, выпустило высочайший эдикт, предписывающий открыть денежные «насосы». Банкам ничего не оставалось делать, кроме как наперегонки кинуться выполнять приказ. За первые шесть месяцев 2009 г. китайские банки выдали ссуд в полтора раза больше, чем за весь 2008 г., причем лишь 15 % ушли на приобретение потребительских товаров и кредитование частных предприятий. Для сравнения отметим, что в 2007 г. доля таких ссуд составляла одну треть. Подавляющая часть отошла госкомпаниям.