Читать онлайн «Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая». Страница 12

В то время как партийные коллегии КПК функционируют в закрытом режиме, экономика подпитывается плодами относительно открытых обсуждений. Все вопросы, которые в большинстве развитых стран выложены на дискуссионные столы — объем открытых рынков, доля государственной собственности, опасности протекционизма и влияние плавающих валютных курсов, — точно так же выносятся на обсуждение и в Китае. Либеральные экономисты до сих пор подвергаются спорадическим волнам критики из опасения, что их идеи, по большому счету, угрожают доминантности государства. Однако тот факт, что партия безостановочно выискивает формулу, отвечающую ее двоякой цели — оставаться при власти и одновременно богатеть — означает, что к рекомендациям этих экономистов все равно прислушиваются.

Партия не вынесла одного очевидного урока из экономического успеха: наилучшие результаты дал госсектор, который был более всего открыт обсуждениям и конкуренции. В глазах КПК либеральная экономика преуспела в Китае лишь оттого, что была объединена с авторитарной политикой. В этом отношении инстинкты Китая носят традиционный для Азии характер. Видимая рука государства и невидимая рука рынка не находятся в противоречии; напротив, они созданы для взаимного дополнения и укрепления друг друга. В наши дни китайские чиновники считают чуть ли не банальным вопрос о врожденном антагонизме коммунистической политсистемы и капиталистической экономики. Реальная жизнь Китая полна символов того, как партия сумела выгодно слить воедино обе системы. В шанхайской партшколе, стоящей в четверке наиболее важных партийных вузов страны, такая конвергенция интересов входит в тематику учебного плана.

Эта партшкола, открывшаяся в конце 2005 г. и занимающая 40 гектаров территории в районе новостроек Пудун, размещена в роскошных современных зданиях, спроектированных парижскими архитекторами. Козырек над главным входом напоминает красный лакированный стол, подчеркивая традиционную для китайской культуры идею, что это «место, где мастер преподает ученику». Как и всегда, партия сознательно формирует раздельные образы школы на отечественной почве в глазах китайских слушателей, и то, как она выглядит со стороны. Официальное название школы в дословном переводе с китайского звучит как «Китайский кадровый колледж Пудун». А вот при переводе на английский слово «кадры» вместе с коммунистическим подтекстом вообще убрали, в результате получилось «Китайская академия управления Пудун», что напоминает скорее MBA-школу, нежели столп партийной системы. Небольшое изменение названия подчеркивает ключевую цель системы партшкол — в равной степени укреплять и задавать стандарты партийной лояльности и прививать современные управленческие навыки.

В первый же день занятий слушатели — сплошь перспективные руководящие работники плюс небольшой процент частных предпринимателей — совершают ритуальное посещение небольшого музея, устроенного в память о том месте, где в 1921 г. тринадцать активистов тайно учредили Коммунистическую партию Китая. По дороге в музей слушатели проходят через квартал XIX столетия, ловко перестроенный одним бостонским архитектором, где нынче полным-полно фешенебельных ресторанов и дорогостоящих кондоминиумов, а цены соперничают с ценами в мировых столицах вроде Нью-Йорка и Лондона. Начиная с середины 1990-х гг. значительная доля старого Шанхая была снесена, уступив место небоскребам и современной застройке. В 2001 году один из гонконговских магнатов-риелторов получил разрешение перестроить этот маленький квартал (именуемый Синьтяньди, или «Новый рай на Земле»), потому что согласился сберечь ряд старых, низких домов и реконструировать примыкающий к ним партийный музей.

Рабочие семьи, проживавшие в этом квартале, горько сетовали на скудную компенсацию, которую им выплатили при выселении. Массовое недовольство, вспыхнувшее по аналогичным причинам в других частях города, через несколько лет привело к смещению влиятельного секретаря шанхайского горкома и члена Политбюро. Однако идея о том, что священные партийные места должны сохраниться среди сказочного ландшафта в духе яппи, вызвала гораздо менее острую полемику.

То, что некогда выглядело фатальным столкновением ценностей, обернулось рекламой фундаментальной силы КПК. «Народ может собственными глазами видеть прогресс партии, — говорит профессор Ся Цзяньмин, ректор шанхайской партшколы. — Этот ландшафт — своего рода гармония. В нашем обществе люди из разных социальных слоев могут следовать разными путями для удовлетворения своих потребностей».

Дело, однако, на этом не заканчивается. Оборотная сторона однопартийного государства заключена в многочисленных и постоянно множащихся реалиях Китая XXI столетия. Бурный подъем, наблюдаемый в течение последних трех десятилетий, посеял семена конфликта и изменений внутри КПК, национальной экономики и общества в целом. Партия, следуя ленинским принципам, проникает в правительство и общество. Сейчас наблюдается обратная картина. Общество со всеми своими быстро развивающимися устремлениями, потребностями и противоречиями проникает в партию, и та старается идти в ногу с этим процессом.

Китай захлестнула волна людей и организаций с эволюционирующими профессиональными интересами, принципами и планами, которые несовместимы с репрессивным государством, вечно сующим нос в чужие дела. Предприниматели, адвокаты, журналисты, верующие, учителя, научные работники, историки и даже врачи, откровенно высказывающиеся о проблемах здравоохранения, все активнее требуют себе права просто заниматься своей работой или следовать личным взглядам без какого-либо политического вмешательства. Наиболее масштабная реформа Китая последних двадцати лет, а именно — создание рынка частного жилья, также породила новую страту из потенциальных политических активистов и инвесторов среднего класса, которые хотят защитить ценность своей собственности. Если парафразировать высказывание В. С. Найпола, сейчас наблюдается миллион мятежей на улицах, в киберпространстве, внутри компаний и на фермах; люди требуют лишь одного — пусть власти несут ответственность за свои действия и говорят правду.

Впрочем, успехи китайской экономики перемежаются неудачами. Пока Китай богател, масштабы социального неравенства превзошли даже США и Россию. Сейчас в Китае миллионеров больше, чем в Штатах. Миллионеры не просто обогащались. Во время экономического бума они набивали кошельки за счет беднейших слоев. С 2001 по 2003 г. когда экономика быстро развивалась, среднедушевой доход беднейшей децили (то есть 1-%-ной доли населения) падал, а доход наиболее состоятельной децили возрастал по 16 % в год.[6]

КПК не терзается угрызениями совести, арестовывая оппонентов, которые открыто бросают вызов системе. Партия мешает им зарабатывать на жизнь себе и своим семьям, хотя и сторонится конфликтов с более масштабным насилием. В принципе революционные партии без колебаний готовы проливать кровь, чтобы захватить власть. Правящие партии, под которые КПК сейчас себя стилизует, научились жить по иному набору правил. «Дело не просто в том, что Ху — это не Дэн Сяопин, — сказал бывший редактор «Цзефан жибао» («Освобождение»), официальной газеты шанхайских коммунистов. — Показатель — то, как люди выражают свои взгляды внутри и вне партии. Принцип единоличного правления более неприменим».

А если взять КПК как политмашину, то она уже доказала, что перед лицом многочисленных испытаний способна вести себя как изворотливый, легко приспосабливающийся зверь. Вместе с социальными изменениями последнего десятилетия менялся и состав партии. Вожди систематически выкорчевывали пролетарские корни в обмен на альянс с более богатыми и успешными классами, рождающимися из рыночной экономики. Партия, где некогда доминировали рабочие, а затем крестьяне — к 1978 г. последние составляли едва ли не половину всей численности, — ныне подыскивает себе талантливых студентов и состоятельных предпринимателей. Именно они представляют собой быстро растущие источники новых членов КПК; так, например, за период 2002–2007 гг. численность коммунистов по этим категориям выросла на 255 и 113 % соответственно. Многие из них охотно вступали в партийные ряды, коль скоро в обмен получали доступ к связям, решающим для продвижения по карьерной лестнице.

В начале 2009 г. в одном из пекинских кафе я встретился с тремя студентами элитных вузов Китая. Я стал расспрашивать их о КПК, они были единодушны в перечислении ее привлекательных сторон. «Для многих молодых людей вроде меня, членство в партии — это символ успеха, — сказал Ни Ханьвэй, студент-математик университета Цинхуа, китайского аналога Массачусетского технологического института. — Вторая причина такая: если ты член партии, тебе открыт доступ на государственную службу». Во всех вузах Китая имеются разнарядки на новых членов партии, а наиболее успешным студентам предлагаются призы в виде должностей.