Читать онлайн «Седьмой сценарий. Часть 3. Перед выбором». Страница 49

Вначале попытаемся навести порядок в хаосе слов, лишенных определенности знаков, которые клубятся сегодня в нашей культурной и политической жизни. К числу этих знаков относятся: во-первых, коммунизм, во-вторых, фашизм, в-третьих, социализм… ну и, наконец, в-четвертых, тот самый гуманизм, который стал темой нашего доклада. Итак.

Первое. Социализм — это разновидность профанного гуманизма, стремящегося обеспечить комфорт теми же методами, что и просветительство, но по-другому распределяющий комфорт между членами общества.

Второе. Марксизм — это разложение профанного гуманизма, это его жесточайшая критика с позиций гуманистической алхимии.

Третье. Фашизм — в завершенном виде это бестиализм. Фашизм — лишь внешняя оболочка. Бестиализм — это суть.

Четвертое. Коммунизм — это тип общественного развития, почему-то ассоциирующийся и с марксизмом, и с социализмом, и с фашизмом. За счет этого возникает невероятная путаница как на уровне массового сознания, так, к сожалению, и на элитарном уровне. А если учесть, что коммунистами раньше именовала себя советская псевдоэлита, а теперь именуют себя марксисты, социалисты, если учесть, далее, что во все это втянут еще и некий, вообще никакого отношения к коммунизму не имеющий, ленинизм, то что остается? Казалось бы, ничего. Но если что-то и есть в сухом остатке, то лучше было бы отказаться от этого слова. Тем более что на повестке дня еще и пятая компонента.

Пятое. Это высший гедонисцизм, то есть тип общества, основанный на идее высшего комфорта, согласно которой смысл человеческой жизни — это космическая игра, свободная от необходимости, это наслаждение, разумеется не на уровне советского потребителя, а на уровне одного из жителей античного Олимпа. Тут и наслаждение искусством, и космические странствия, и чего тут только нет. Поскольку популярный у нас до сих пор Иван Ефремов зачем-то тоже сынтегрирован в коммунистическую обойму — то что же остается от коммунизма? И зачем бороться за это слово? Такой вопрос может возникать у политического прагматика, обеспокоенного успехами на выборах, но он не может возникать у серьезного политика, поскольку тот понимает, что вопрос о власти не может быть разрешен, иначе как путем предъявления своей собственности именно на всю историю, и в особенности на последние ее 70 лет.

Тот, кто от этого открещивается, должен либо взамен предъявить утопию, накаленную добела, либо погибнуть, быть сброшенным после прихода к власти, кануть без следа в историю. Или же оставшись в ней в качестве разрушителя. Таким образом, даже серьезный политик и тот не может обойти проблему коммунизма, а человек, претендующий на фундаментальный гуманизм, говорящий о социокультурном моделировании и при этом отшвыривающий проблему в силу ее непопулярности, был бы просто смешон.

Коммунистический эгрегор, красное поле, коммунистическая эсхатология и коммунистическая мистика в России существовали, существуют и будут существовать, и, скорее всего, эти понятия, освобожденные от неудобного соседства, вызванного низменными причинами, получат свое место на евразийских просторах, слившись с православной, суффийской, буддистской, возможно, и католической мистикой. Поэтому будем внимательны и постараемся отделить зерна от плевел уже сейчас. Итак, дадим вначале отрицательное определение.

Первое. Коммунизм ничего общего с социализмом не имеет, хотя его с ним и связывают. Ибо коммунизм мистичен и теистичен, а социализм — профанен, гедонистичен и носит утомительно мирской характер.

Второе. Коммунизм не имеет ничего общего с марксизмом, поскольку марксизм — это гуманистическая алхимия, а коммунизм — это категорическое и, как мы покажем, предельно контрастное отделение света от тьмы.

Третье. Коммунизм нелепо и постыдно отождествлять с фашизмом, поскольку фашизм в качестве своей сильной стороны имеет открытое, яростное поклонение злу, как высшей силе. Коммунизм же, напротив, отрицает творческую силу зла или, по крайней мере, строит свою эсхатологию, космологию и морально-политическую доктрину на высочайшем приоритете света над тьмой. Кстати, это нашло свое проявление и в исторической практике. Прикрываясь коммунизмом, удалось развернуть зло, но фашизм-то шел с открытым забралом, он ничем не прикрывался, он открыто декларировал зло, считая это своей сильной стороной. И если бы фашистская доктрина была открыто провозглашена в России, то ее бы вышвырнули с позором, а не носили бы на руках. Далее. Почему могла развиваться в России культура в условиях коммунистического режима? Почему появился Шолохов, Платонов, Булгаков, Шостакович? Как удалось в условиях сталинизма сотворить чудо поколения, родившегося в 20-е годы? Или нет разницы между Вернером Хольтом и лейтенантами, защищавшими Сталинград? А поколение 60-х годов? Откуда все это? Как это могло появиться, если на знамени была доктрина откровенного зла? И что ознаменовала собой тогда вторая мировая война? Все-таки кто с кем боролся? И за счет чего удалось обеспечить такую устойчивость системе? Почему этот режим продержался на много десятилетий дольше, нежели любой другой режим со сходной типологией? Да в том-то и дело, что доктрина где-то между строк содержала мистическую компоненту и уж чего не содержала, так это открытой апологии зла. Могут сказать, что это не имеет значения, поскольку практика подобное зло содержала в огромных количествах. Могут также сказать, что какой смысл разбирать морально-политические доктрины там, где речь идет о тоталитарном режиме? Действительно, советский режим имел признаки тоталитарного на протяжении первых десятилетий. Но что такое тоталитаризм? Надо все же разобраться подробнее. Нельзя же без конца употреблять это слово в качестве расхожего словесного знака, пугая им советского обывателя. Можно ведь добиться и противоположного эффекта по принципу — «эти ребята пугают тоталитаризм, сами они — гады, жрать нечего так, может быть, тоталитаризм — это совсем и не плохо, а очень даже и хорошо». Кто будет виноват, если сработает этот принцип отрицательной связи, отрицательного рефлекса? Те, кто использовал слово и никоим образом не удосужился вскрыть его и смысл. Этим они сослужили себе очень плохую службу. А поскольку мы им зла не хотим, а тоталитаризм — вещь действительно страшная, то давайте все же определим, что это такое.

Тоталитаризм (от латинского «тотус» — весь, целый, совокупный) — это система насильственного политического господства, характеризующегося полным подчинением общества, его экономической, социальной, идеологической, духовной и даже бытовой жизни власти господствующей элиты, организованной в целостный военно-бюрократический аппарат и возглавляемой лидером («фюрером», «дуче», «каудильо» или «отцом народов»).

Социальная опора — люмпенство города и деревни.

Механизм становления — чрезвычайное положение с сопровождающейся милитаризацией общества.

Средства поддержания — прямой террор, инициируемый сверху и осуществляемый люмпенизированными «низами».

Военная сила применяется перманентно, идет стремительная бюрократизация милитаризованных отношений, политизация всех сфер жизни общества.

Ну а теперь самое главное — зачем применяется такой социальный инструмент, как тоталитаризм, чему он служит, какие цели преследует, кто и зачем вводит в действие эту чудовищную систему, которая вроде бы не устраивает никого из нормальных субъектов «общественного договора»? И что за этим стоит, — злая воля «Демона из машины» или экономические, социальные, психологические закономерности, объективные, вне воли отдельных личностей находящиеся обстоятельства, вынуждающие, да, именно вынуждающие их, как действующих лиц исторической драмы, вводить в действие чудовищные социальные «технологии»? Заметим, кстати, что подобные «технологии» чаще всего губят именно тех, кто их вводит в действие. В связи с этим необходимо рассмотреть основные предпосылки введения тоталитарных режимов.

Вкратце — основная предпосылка, как это следует из всех примеров, содержащихся в истории XX столетия (как, впрочем, и предшествующих веков), — это глубочайшая эрозия исторического сознания. Происходит ломка традиций, глумление над образом жизни, верованиями, стереотипами действий, нормами и ценностями предшествующего периода. В результате рождается тип личности, лишенный прошлого, отторгнутый от истории. Тип, глубоко презирающий свою почву и свой народ. Этот тип словно чума разносится по обществу, в котором осуществляются подобные трансформации, ломки, перебивания хребтов, — и заражает всех. Возникает как бы малый апокалипсис, где роль бича Господнего играет радикализованный хам, выброшенный из традиционной матрицы рукой экспериментатора — разрушителя. Итак.

Вначале — разрушающий эксперимент.