Читать онлайн «Политология революции». Страница 89

Венесуэла была не единственной страной континента, где всерьез развернулась борьба за власть. Очередным ударом по старому порядку оказались выборы в Боливии. 18 декабря 2005 года Эво Моралес стал первым в истории Латинской Америки индейцем, избранным главой государства. Программа Моралеса предусматривала национализацию газовой отрасли, легализацию производства коки и тесное сотрудничество с Венесуэлой.

Начиная с 1993 года, Боливия, как и другие латиноамериканские страны, была полигоном неолиберальных экспериментов. Приватизация горнорудной промышленности, составлявшей основу экономики, привела к массовому закрытию шахт, катастрофической безработице и возвращению в деревню тысяч горняков, которые просто не могли прокормить себя в городах. Вместе с шахтерами в сельскую местность пришли и традиции классовой борьбы, соединившиеся с формировавшейся на протяжении столетий индейской культурой сопротивления.

В 2000 году решение правительство о приватизации воды привело к настоящему народному восстанию. Центром сопротивления стал городок Кочабамба. Так что в историю страны эти события вошли как «водяная война Кочабамбы».

Население блокировало дороги и отказывалось повиноваться представителям властей. Правительство использовало войска и полицию, которые не колеблясь применяли оружие. 6 человек были убиты, 175 ранены. Подавить сопротивление не удалось, 10 апреля 2001 года водные ресурсы республики были деприватизированы. Транснациональная компания Bechtel Corporation пыталась получить компенсацию за утраченную собственность, но после многочисленных протестов по всему миру вынуждена была уступить.

С этого момента Боливия жила в условиях перманентного политического кризиса. Массовые демонстрации сменялись забастовками, стачки перемежались с уличными протестами.

Бастовала даже полиция, а военных, направленных на подавление стачки, травили слезоточивым газом. Президенты теряли власть один за другим.

Еще в 1995 году профсоюзный лидер Эво Моралес создал в Боливии Движение к социализму (MAS) по образцу аналогичных партий, которые уже существовали в Венесуэле и Аргентине. По мере углубления политического кризиса усиливались и позиции Моралеса. MAS превратилась в крупнейшую парламентскую партию, выразителя требований народного движения.

Моралеса постоянно критиковали за умеренность, склонность к компромиссам и непоследовательность. По мнению радикальных левых, Моралес был политиком «с антиимпериалистической риторикой», но не имевшим программы, которая могла бы «покончить с колониальными капиталистическими отношениями, с угнетением и подавлением народа».[470] Однако, находясь под постоянным давлением снизу, он маневрировал, менял позиции сдвигаясь влево. Массовые движения требовали более радикальных мер в духе венесуэльской революции, буржуазия требовала не допустить социалистических экспериментов, а собственные сторонники настаивали на продолжении левого курса при одновременном поддержании политической стабильности.

Победа Моралеса привела к национализации газовой промышленности. По иронии судьбы, основным противником, с которым пришлось бороться, была бразильская государственная корпорация Petrobras. Центром оппозиции по отношению к новой власти стала богатая ресурсами провинция Санта Крус, где олигархия могла опереться на поддержку части населения, опасавшегося, что его жизненный уровень пострадает из-за перераспределения ресурсов в пользу более бедных регионов страны. Несмотря на неустойчивость и непоследовательность своего курса, администрация Моралеса сохраняла поддержку масс, неуверенно, но все же продвигаясь вперед. В январе 2007 года в стране началась аграрная реформа, вызвавшая яростное сопротивление олигархии. И хотя над страной нависла угроза гражданской войны, под давлением масс правительство Моралеса продолжало политику перераспределения земли. Сам Моралес сохранял спокойствие истинного индейского вождя. Как сам он выразился о себе в третьем лице, «этого маленького индейца не так-то легко будет отодвинуть от власти».[471]

Облегчение для боливийской революцией стала смена власти в соседнем Эквадоре. Новый президент Рафаэль Корреа Дельгадо, вступая в должность, пообещал поддержать курс Чавеса на «социализм XXI века» и объявил о начале «гражданской революции», которая «изменит приоритеты развития, выдвинет на первый план экологические и социальные вопросы, покончит с «извращенной системой», из-за которой 60% из 13 миллионов эквадорцев живут в бедности, а боле трех миллионов вынуждены были эмигрировать в поисках работы».[472]

Политический кризис разразился в 2006 году и в Мексике, где кандидат умеренных левых Лопес Обрадор заявил о победе на выборах. Официальным победителем был объявлен Фелипе Кальдерон, представлявший правящую ПАН. Партия революционной демократии не смирилась с результатами. Требуя пересчета голосов, она вывела сотни тысяч людей на улицы. Но на сей раз правящий класс проявил жесткость. Пересчет голосов был проведен лишь частично, чтобы подтвердить победу Кальдерона. А власть оказалась достаточно тверда.

Возглавляемая Обрадором ПРД явно не горела желанием проводить радикальную политику, ориентируясь скорее на опыт Лулы и Киршнера, нежели на Чавеса и Моралеса. Партия Обрадора находилась в остром конфликте с сапатистами и не скрывала намерения сохранить «преемственность» по отношению к экономической политике прежних режимов. Однако мексиканские элиты и стоящая за ними администрация США, предпочитали не рисковать. Ставки были слишком высоки. А политический кризис в стране не дошел еще до той стадии, когда власть падает сама собой.

Опыт Венесуэлы и Боливии (а «от обратного» – также и Мексики) показывает, что в современных условиях нет и не может быть иной перспективы для честной реформистской политики, кроме перерастания в революционную борьбу. В этом смысле тезисы «Переходной программы» Троцкого оказались пророческими. Проблемой является не реформизм, а его отсутствие. Вернее, отсутствие среди левых классовой политики, на основе которой реформистски настроенные массы могут, вступив в борьбу с правящими классами, превратиться в мощную революционную силу.

В ноябре 2006 года «красный пояс» Латинской Америки в очередной раз увеличился. После кризиса в Мексике казалось, что Соединенные Штаты и региональные элиты, напутанные развитием событий в Венесуэле и Боливии, сделают все, чтобы не допустить «левого поворота» больше ни в одной стране, – слишком рискованным становится эксперимент. Однако президентом Никарагуа на очередных выборах избран Даниэль Ортега – лидер Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО), набравший 38,07% голосов.[473] В качестве одного из руководителей революции Ортега уже был у власти в Никарагуа. Сандинистский режим 1980-х годов не имел единоличного лидера, и этим не только радикально отличался от соседней Кубы, где все замкнулось на харизматической личности Фиделя Кастро, но и вообще выделялся на фоне политической культуры континента с ее неизбежным каудильизмом – культом вождя, присущим в равной мере авторитарным и демократическим движениям. Однако именно Ортега стал в ходе революции наиболее заметной политической фигурой, возглавив партию после того, как она потеряла власть. Сандинистская революция оказалась последним социально-политическим конфликтом времен «холодной войны». Во многом ее траектория напоминала то, что несколькими десятилетиями ранее произошло на Кубе. Диктаторский режим семейства Сомоса, существовавший в маленькой стране с середины 1930-х годов, не пользовался особой популярностью в США. Вашингтон, разумеется, предпочел бы передачу власти либеральной оппозиции, но неуступчивость и упорство очередного представителя семейного клана – Анастасио Сомосы Дебайле – сделало такой сценарий невозможным. Умеренная оппозиция, объединявшаяся вокруг другого олигархического семейства – Чаморро, – была полностью разгромлена и деморализована. Власть захватили сандинисты, избравшие путь « вооруженной борьбы.

Сандинисты, как ранее и сторонники Фиделя Кастро на Кубе, не были коммунистической организацией. Не были они и поклонниками советской модели, не учились в советских партийных школах. Официальная коммунистическая партия (как и на Кубе в 1950-е годы) вела «легальную работу» под покровительством диктатора и осуждала «экстремистов», скрывающихся в джунглях.[474]

Большинство лидеров сандинизма вышли из традиционной никарагуанской элиты (в этом тоже сходство с кубинской революцией: ведь семья Кастро занимала не последнее место на острове), Собственно, в нищей и дикой стране, какой была и до известной степени остается Никарагуа, иначе и быть не могло.