Читать онлайн «Мировая революция и мировая война». Страница 49

Данное решение было сформулировано в чисто сталинском духе: зловеще и в то же время осторожно. Жемчужина обвинялась «лишь» в «невольном облегчении» шпионской деятельности людей из своего окружения, вслед за чем указывалось на необходимость дополнительной проверки поступивших на неё «материалов», т. е. «признаний» её бывших сотрудников. Такая «проверка» проводилась в период заключения важнейших советско-германских соглашений и завершилась 24 октября, когда было принято новое постановление Политбюро о Жемчужиной. В этом постановлении объявлялись клеветническими показания некоторых арестованных о причастности Жемчужиной к вредительской и шпионской деятельности и в то же время повторялись утверждения о её «неосмотрительности и неразборчивости в отношении своих связей». На этом основании подтверждалось решение об освобождении Жемчужиной от должности наркома, причём задача подыскания ей новой работы возлагалась не на председателя Совнаркома, а на трёх секретарей ЦК — Андреева, Маленкова и Жданова.

Спустя месяц было принято ещё одно постановление Политбюро о Жемчужиной, где вновь фиксировалось решение об освобождении её от поста наркома (только после этого данное решение было оформлено Указом Президиума Верховного Совета СССР и официально объявлено) и предписывалось назначить её начальником главного управления текстильно-галантерейной промышленности Наркомлегпрома РСФСР [452], что означало существенное понижение в должности. Во всяком случае, Молотов на протяжении нескольких месяцев не мог не находиться в состоянии крайнего нервного напряжения в связи с нерешённостью судьбы своей жены, которая зависела от показаний, добываемых в застенках НКВД.

Мудрено ли, что при решении поистине судьбоносных внешнеполитических вопросов Молотов проявлял угодничество по отношению к любым волевым импровизациям Сталина.

На протяжении апреля — августа 1939 года Сталин, используя благоприятную для него международную политическую конъюнктуру, вёл непрерывную двойную игру с лидерами Англии и Франции, с одной стороны, и с Гитлером — с другой.

Уже в работах первой половины 1939 года Троцкий подчёркивал, что «сложный и капризный флирт с западными демократиями» представляет лишь одну сторону двойственной политики Сталина. «Основная линия политики: соглашение с Гитлером и Микадо. Дополнительная линия политики — застраховать себя при помощи соглашения с демократиями… Москва тянет, не доводит дело до конца, не заключает соглашения и в то же время не прерывает переговоров. Словом, Москва стремится показать, что вопреки французской пословице, дверь может быть и открыта и закрыта» [454].

Этот важнейший аспект сталинской внешней политики был замечен Гитлером, который с весны 1939 года проявлял особое нетерпение в подготовке к нападению на Польшу, для чего ему было необходимо обеспечить нейтралитет Советского Союза.

В начале апреля командование Вермахта завершило разработку операции «Вайс». Соответствующая директива, утверждённая Гитлером 11 апреля, предписывала «уничтожить польские вооружённые силы внезапным нападением», а это нападение произвести не позднее 1 сентября.

Уже в мае Сталин располагал достоверной информацией о плане «Вайс» [455], что, по-видимому, повлияло на его выбор союза с агрессором.

Существенным сигналом для Сталина могло явиться и выступление Гитлера 28 апреля в рейхстаге, где фюрер заявил о денонсации англо-германского соглашения 1935 года, предусматривавшего ограничение немецких военно-морских сил, и о расторжении германо-польского пакта о ненападении 1934 года. На протяжении всей этой двухчасовой и весьма агрессивной речи Гитлер воздержался от нападок на Советский Союз и вообще не сказал о нём ни слова.

Можно полагать, что эти действия Гитлера были связаны с первыми зондажными усилиями советской дипломатии, направленными на советско-германское сближение. 17 апреля, т. е. в тот день, когда Англии и Франции были переданы советские предложения о заключении трёхстороннего пакта, посол Мерекалов впервые после своего назначения на этот пост посетил статс-секретаря германского МИДа Вейцзекера для обсуждения вопроса о выполнении на заводах фирмы «Шкода» в аннексированной немцами Чехии ранее заключённых контрактов о поставке Советскому Союзу военного оборудования. Когда Вейцзекер заявил о неблагоприятной атмосфере для решения этого вопроса, Мерекалов воспользовался этими словами, чтобы перейти к чисто политическим вопросам, и прямо спросил Вейцзекера, что́ тот думает о будущем советско-германских отношений. Вейцзекер ответил, что «мы всегда искали взаимовыгодных торговых отношений с Россией», после чего Мерекалов сделал многозначительное заявление: «Идеологические различия во взглядах вовсе не повлияли на русско-итальянские отношения, и они не должны оказаться препятствием в отношении Германии… У России нет причин не поддерживать с Германией нормальных отношений. А из нормальных эти отношения могут становиться лучше и лучше» [456]. То был первый призыв к «деидеологизации» советско-германских отношений.

Следующие демарши были сделаны временным поверенным в делах СССР в Германии Астаховым (Мерекалов был в конце апреля отозван из Германии, и СССР до сентября 1939 года не имел посла в Берлине). 5 мая на встрече с Астаховым Шнурре сообщил, что германское правительство согласилось разрешить выполнение советских военных заказов на заводах «Шкода». Это был шаг, свидетельствующий о лояльности германских властей по отношению к Советскому Союзу. Поблагодарив Шнурре за это заявление, Астахов перевёл разговор на другую тему, осторожно пытаясь узнать, не вызовет ли отставка Литвинова изменения в позиции Германии по отношению к СССР. Представляя спустя несколько дней нового представителя агентства ТАСС Филиппова чиновнику германского МИДа, Астахов заявил: «Он счастлив, что господин Филиппов сможет начать работу в новых условиях, которые полностью отличаются от прежних (под этим Астахов, очевидно, имел в виду изменение тона немецкой прессы по отношению к СССР.— В. Р.)» [457].

По-видимому, к тому времени Гитлер всё больше утверждался в мысли о необходимости нацелить свою стратегию на противоборство с Англией и Францией, заручившись благожелательным нейтралитетом со стороны Советского Союза. В конце апреля он заявил Риббентропу, что «за беспощадным очищением Востока (Польши.— В. Р.) последует „западный этап“, который закончится поражением Франции и Англии, достигаемым политическим или военным путём. Лишь после этого станет возможным великое и решающее столкновение с Советским Союзом и будет осуществим разгром Советов» [458].

6—7 мая состоялись переговоры Риббентропа с министром иностранных дел Италии Чиано. В официальном сообщении о переговорах говорилось, что министры «решили тесную сплочённость обоих народов закрепить в виде широкого политического и военного пакта» [459].

Очевидно, это сообщение побудило Сталина дать Гитлеру ещё один сигнал о своём намерении открыть новый этап в советско-германских отношениях. Таким сигналом стала передовая статья «Известий» под названием «К международному положению», написанная Сталиным.

Авторство этой статьи вплоть до нашего времени оставалось неизвестным. В последние годы жизни Сталина она была включена в макет 14 тома его собрания сочинений [460]. Работа над этим томом продолжалась и после смерти Сталина — вплоть до XX съезда КПСС, после которого издание сталинского собрания сочинений было прекращено. По-видимому, на последних этапах работы над томом в кремлёвских верхах пришли к выводу, что обнародование авторства этой давно забытой статьи может вновь приковать внимание западной историографии к неблагоприятным страницам предвоенной внешней политики СССР. Этим, на мой взгляд, объясняется исключение статьи из макета 14 тома в конце 1955 года. В находящейся в бывшем Центральном партийном архиве папке с неопубликованными работами Сталина, первоначально предназначавшимися к публикации в данном томе, эта статья отнесена к тем, относительно которых наложена резолюция: «По указанию тов. Поспелова (в то время — секретарь ЦК КПСС.— В. Р.) в 14 том не включать. 6.Х.55 г.» [461].

В статье «К международному положению», опубликованной 11 мая, т. е. через несколько дней после отставки Литвинова, указывалось, что за последние недели произошли политические события, в корне ухудшившие положение в Европе: аннулирование Германией договоров с Англией и Польшей и заключение военно-политического союза между Германией и Италией. Эти события, направленные, как утверждалось в статье, своим остриём против Англии и Франции, побудили демократические государства к усилению поисков «путей и средств, необходимых для того, чтобы создать единый фронт мира против развёртывающейся агрессии». На этой почве возникли переговоры между Англией и Францией, с одной стороны, и СССР — с другой стороны.