Читать онлайн «Факты против мифов: Подлинная и мнимая история второй мировой войны». Страница 21

Таковы факты. По крайней мере, некоторые из них. Мюнхен провалился, но это не означало, что он мертв. «Антисоветский дух Мюнхена держался и после того, как Германия напала на Советский Союз в июне 1941 года», — приходит к выводу американский исследователь Дж. Стюарт [124]. Тень Мюнхена постоянно присутствовала в планах и намерениях правящих кругов Запада. Правящим кругам Англии грезилась ведущая роль в Европе, правительству Соединенных Штатов — роль мирового лидера. Такие настроения — реальный факт, и они оказывали сильнейшее влияние на позицию Лондона и Вашингтона, делая ее двойственной по отношению к СССР. Эта двойственность проявлялась практически по всем основным вопросам их взаимоотношений с Советским Союзом во время войны, включая прежде всего вопрос о втором фронте. Гегемонистские устремления нацеливали «западные демократии» на устранение Германии и Японии как империалистических конкурентов и на всемерное ослабление социалистического Советского Союза как классового противника.

Весной 1942 года вопрос о создании США и Англией фронта в Западной Европе приобрел первостепенное значение. На переговорах между народным комиссаром иностранных дел СССР В. М. Молотовым и У. Черчиллем в мае этого года советский нарком, подчеркнув «особую важность и срочность вопроса о втором фронте», спросил: «Могут ли союзники Советского Союза, и в первую очередь Великобритания, оттянуть с нашего фронта летом и осенью 1942 года хотя бы 40 германских дивизий и связать их боями в Западной Европе? Если это будет сделано, тогда вопрос разгрома Гитлера был бы предрешен уже в текущем году» [125]. В конце мая — начале июня вопрос об открытии второго фронта обсуждался и с Рузвельтом.

Буржуазные историки, как правило, предпочитают не вспоминать, что инициатива приглашения советских представителей в Вашингтон для переговоров по вопросу о втором фронте принадлежала американской стороне. 11 апреля 1942 года президент США Рузвельт пригласил к себе советника посольства СССР в США А. А. Громыко и вручил ему личное послание на имя главы Советского правительства. В послании, в частности, говорилось о стремлении американских союзников проявить «реализм», оттянув на себя часть сил Гитлера, «облегчить критическое положение» на советско-германском фронте и «оказать помощь в уничтожении гитлеровских армий и материальных сил лучше», чем это делалось «до сих пор».

Таким образом, уже весной 1942 года понятие «второй фронт» было определено по месту, времени и цели и согласовано между правительствами СССР, США и Англии. 11–12 июня, после американо-советских и англо-советских переговоров, в Москве, Вашингтоне и Лондоне были опубликованы коммюнике, в которых сообщалось, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году» [126].

Почему западные союзники, не торопившиеся с оказанием помощи СССР в период осени и зимы 1941 года, сами поставили вопрос о ее «улучшении» в апреле 1942 года? Все дело в том, что в это время для краеугольного принципа военно-политической стратегии США и Великобритании, заключавшегося в «сохранении Советского Союза в качестве активного противника Германии», после ощутимого поражения гитлеровцев под Москвой, по мнению военных кругов западных стран, возникла угроза. Эти круги не исключали возможности сепаратного мира между СССР и Германией. Поэтому американские военные заторопились внести коррективы в свою «большую стратегию». Ими был подготовлен план «Болеро-Раундап», который предусматривал накапливание сил и последующее вторжение в Европу союзнических войск и развязывал руки правящим кругам США для политического маневрирования. После этого Рузвельт и выступил с упомянутой «инициативой». Кроме того, открытия второго фронта требовала американская общественность. Осенью 1942 года предстояли очередные выборы в конгресс США, и президент не мог с этим не считаться.

В Советском Союзе понимали, что для открытия второго фронта в 1942 году союзникам пришлось бы преодолеть немалые препятствия. Однако у них имелось главное — реальные предпосылки успеха стратегического удара по фашистскому рейху с Запада: разгром немецко-фашистских войск под Москвой и последующее общее контрнаступление Советской Армии, сосредоточение на советско-германском фронте основных сил гитлеровской Германии и ее союзников.

Посол США в СССР сообщал тогда своему правительству: «Ввиду того, что Советское правительство и народ восприняли то, что здесь представляется торжественным обязательством со стороны Соединенных Штатов и Великобритании создать второй фронт в 1942 году, я убежден, что если такой фронт не будет реализован быстро и в широком масштабе, эти люди будут настолько обмануты в своей вере в искренность наших намерений и желания предпринять согласованные действия, что делу Объединенных Наций будет нанесен ущерб, не поддающийся оценке».

Однако западные союзники не выполнили своего обещания. Осенью 1942 года они предприняли высадку в Северной Африке, уверяя при этом СССР, что эти действия равноценны открытию второго фронта. В памятной записке И. В. Сталину У. Черчилль писал: «Самым лучшим видом второго фронта в 1942 году, единственно возможной по масштабу операцией со стороны Атлантического океана является «Факел» (кодовое название высадки союзников в Африке. — Авт.), утверждая далее, что вторжение во Францию «6 или 8 англо-американских дивизий было бы рискованной и бесплодной операцией». Позднее, весной 1944 года, он пытался уверить советское руководство, что «воздушные бомбардировки (Германии. — Авт.) и есть второй фронт в Европе».

Откладывая высадку союзных вооруженных сил в Западной Европе, правительства США и Великобритании ссылались на недостаток сил и средств. Однако факты, признаваемые ныне и на Западе, опровергают этот довод. К концу 1942 года США располагали 73, а Англия 65 дивизиями (немцы во Франции, Голландии и Бельгии имели 35 дивизий). Только на вооружении США насчитывалось 10 тысяч боевых самолетов, 400 кораблей [127].

Пока Советская Армия сдерживала в сталинградских степях и предгорьях Кавказа небывалый по силе натиск армий фашистского блока, союзники, преследуя свои корыстные империалистические интересы, почти беспрепятственно высадили в Алжире и Марокко в ноябре 1942 года 13 дивизий, которые при поддержке 450 кораблей и 1700 самолетов начали продвигаться к Тунису. Военно-политическое руководство США и Англии прекрасно понимало, что вторжение в Африку не может ни в коей мере заменить второго фронта. Начальник штаба армии США Дж. Маршалл подчеркивал, что «эти действия не заставят Гитлера повернуться лицом на юг. Мы исходили из того, что он прочно увяз в России» [128]. Так оно и было: в 1942 году фашистское командование перебросило из Западной Европы на советско-германский фронт 69 дивизий [129].

Истинные причины политики оттягивания вторжения в Западную Европу состояли в политических установках правящих кругов США и Англии. В них возобладала точка зрения, что «прыжок через Ла-Манш» следует совершить в момент, когда Германия будет «фатально ослаблена», а Советский Союз до крайности истощен.

Немаловажную роль в том, что договоренность об открытии второго фронта в 1942 году оказалась нарушенной, сыграли высшие американские военные чины и премьер-министр Великобритании У. Черчилль. Однако решающее слово по этому вопросу принадлежало президенту США Рузвельту. И оно оказалось отрицательным. Почему? Позицию Рузвельта по вопросу второго фронта в 1942 году правильно мотивирует советский исследователь Э. Иванян: «Рузвельт долгое время занимал выжидательную позицию в вопросе об открытии обещанного Советскому Союзу второго фронта. Нет, у этого мудрого и дальновидного политика капиталистического мира не возникало сомнений в разумности и необходимости боевого сотрудничества с Советским Союзом с целью разгрома опаснейшего врага человечества — фашизма, но в ограниченно-классово понимаемых национальных интересах США Рузвельт оставлял за собой право решать, в какой форме, на каком этапе развивающихся событий и насколько оперативно следует крепить это сотрудничество. По мере развития успешных действий советских войск президент США все более убеждался в необходимости всестороннего и эффективного сотрудничества с Советским Союзом в целях полного разгрома фашизма и развития плодотворных взаимоотношений в послевоенном мире» [130].

В 1943 году для открытия второго фронта складывались самые благоприятные условия. Год начался завершением блестящей победы советского народа, его Вооруженных Сил в Сталинградской битве, ознаменовавшей начало коренного перелома во второй мировой войне.