Читать онлайн «Реванш России». Страница 17

Однако нас интересует Россия.

Прежде всего, удорожание продовольствия болезненно ударит и по основной части населения нашей страны. Ведь не стоит забывать, что Россия еще не достигла советского уровня потребления даже в среднем. Так, в 1989 году потребление мяса оценивалось в России на уровне 73 кг на человека в год при норме около 80 кг. В 2006 году оно составило лишь 55 кг. Аналогичное положение с потреблением молока и молочных продуктов — в настоящее время их потребление составляет 235 кг на душу населения (при почти выполнявшейся в СССР норме 392 кг), а рыбы — 12 кг на человека в 2006 году по сравнению с 20 кг в 1989-м.

При этом, по данным центра Левады, в ноябре 2007 года 50 % россиян считали недостаточным потребление своей семьей рыбы и рыбопродуктов, 49 % — мяса и мясопродуктов, столько же — фруктов, ягод и соков, 40 % — молокопродуктов, включая животное масло и сыры, 12 % — бакалейных продуктов (включая макароны и крупы), столько же — картофеля и овощей (это точно соответствует доле населения, которой не хватает денег на еду). О высокой значимости этого опроса свидетельствует то, что доля затруднившихся ответить по каждой товарной позиции была менее 0,5 %.

В силу изложенного ухудшение положения с продовольственным обеспечением населения из-за роста цен чревато серьезной социально-политической дестабилизацией.

В финансовом отношении удорожание продовольствия (в январе — августе 2007 года импорт сельскохозяйственной продукции превысил ее экспорт в 3,9 раза, составив 17,0 млрд. долл. против 4,4 млрд.) означает для нашей страны ускоренное сокращение положительного сальдо внешней торговли. Если в прошлые годы глобальные спекулятивные капиталы вздували цены на товары российского экспорта, содействуя качественному улучшению нашего финансового положения, то теперь маятник начал движение в обратную сторону — эти же спекулятивные капиталы начинают повышать цены на товары российского импорта.

Поскольку зависимость России от импорта сельхозпродукции огромна (в частности, наша страна ввозит половину используемого молока, около половины свинины, почти три четверти говядины), то глобальное удорожание продовольствия «при прочих равных условиях» (то есть при ставшем привычным за годы реформ бездействии государства) автоматически передается на внутренний рынок, способствуя ускорению инфляции. При этом в первую очередь снижается уровень жизни наименее обеспеченной части общества, тратящей на еду наибольшую часть своих расходов.

Даже по официальной статистике, рост стоимости минимальной потребительской корзины — «инфляции для нищих» — составил в 2007 году 22,0 %, что в 1,9 раза превышает официальный показатель общей инфляции (11,9 %).

Вторым внешним фактором, весьма существенно ухудшившим условия существования российского бизнеса, стала смена масштабного и постоянно интенсифицировавшегося притока капиталов их оттоком. Перелом тенденции обычно связывают с ипотечным кризисом в США, затронувшим Великобританию и «качнувшим» всю мировую финансовую систему.

Этот кризис — отнюдь не отдельное, обособленное явление. Он отражает завершение довольно длительного этапа стимулирования экономик развитых стран при помощи смягчения финансовой политики. Этот курс в целом исчерпал себя, и теперь приходит время ужесточения этой политики и, соответственно, удорожания денег, увеличения стоимости кредитов и возвращения капиталов с рискованных рынков (включая Россию) на развитые.

Необходимость смены курса в целом осознавалась участниками рынка заранее, соответственно, они заранее стали менять свои стратегии. Поэтому ипотечный кризис лишь катализировал и ускорил сокращение притока капиталов в Россию, начавшееся до него. Так, в 2007 году вал притока частного капитала в нашу страну начался в марте, когда его чистый объем достиг 17,4 млрд. долл., продолжился в апреле — 18,8 млрд. и ускорился в мае — 29,1 млрд. долл., но практически сошел на нет уже в июне, составив за этот месяц (когда бизнес еще, как правило, не уходит на «летние каникулы») лишь 4,8 млрд. долл.

Таким образом, массированный приток частного капитала в Россию закончился уже во II квартале, хотя по чисто статистическим причинам он стал рекордным, что породило новые, уже вполне безосновательные надежды. И лишь в III квартале отток частных капиталов вновь превысил приток, причем сразу на 9,4 млрд. долл. — максимум за все время правления Путина.

Еще более наглядно характер изменения трансграничного движения частного капитала виден при анализе его помесячного валового притока и оттока (при этом не рассматривается движение «черных капиталов», полностью нелегальных, невидимых для государства и потому поддающихся лишь сальдированному учету).

В январе 2007 года отток и приток частного капитала примерно совпадали, составляя 3,5 и 3,7 млрд. долл. соответственно. В феврале отток составил 11,1 млрд. долл. и стабилизировался на этом уровне на целых три месяца (в марте — 10,8, в апреле — 11,3 млрд. долл.). А вот валовой приток капитала в это же самое время стремительно нарастал: в феврале он составил 13,4 млрд. долл., а в марте и апреле достиг соответственно 27,1 и 28,1 млрд. Рекордный уровень чистого притока частного капитала в мае был обусловлен тем, что отток капитала упал вдвое — до 6,4 млрд. долл., а валовой приток в тот же самый момент подпрыгнул до 38,0 млрд. Однако уже в июне тенденция переломилась: отток частного капитала вырос до 14,3, а приток сократился до 15,2 млрд. долл.

Политическая неопределенность пугает бюрократические кланы России, и их страх стремительно нарастает по мере приближения срока назначения (разумеется, под видом выборов) нового президента и последующего непредсказуемого развития событий.

Помимо обострения межклановой борьбы, нарастающий страх ведет к росту поборов, налагаемых правящей бюрократией на бизнес: значительная часть чиновников хочет успеть создать «подушку безопасности» на случай любого развития событий и готова ради этого оторвать вымя у своих коммерческих «дойных коров». Антикоррупционное прикрытие обострившейся межклановой войны резко повышает общий страх чиновников и, соответственно, повышает взятки — бизнес платит уже не только за страх чиновников перед утратой власти после назначения президента, но и за их страх перед утратой свободы в ходе межклановых разборок.

Менеджмент компаний также качественно усилил масштабы воровства. С одной стороны, это вызвано традиционной причиной: в условиях крайней слабости и неукорененности в общественном сознании традиций и институтов (от семьи до суда) источником общественной морали поневоле является государство, своим поведением объективно подающее обществу сигнал «делай, как я!». Менеджмент российских компаний видит, что государство в лице правящей бюрократии откровенно грабит их бизнес, при этом насаждая в обществе отношение к бизнесменам как к ворам и грабителям (возможно, для отвлечения внимания от основных воров и грабителей современной России, которыми являются представители правящей бюрократии). Соответственно, менеджмент искренне не понимает, почему он должен относиться к своему «хозяину» — владельцу предприятия, на котором он работает, лучше, чем относится государство.

В силу изложенного интенсификация грабежа бизнеса в преддверии смены власти в условиях зияющей нерешенности проблемы-2008 автоматически откликается аналогичной интенсификацией внутрикорпоративного воровства.

С другой стороны, большинство российских корпораций (за исключением, разумеется, основной части приобретенных крупным иностранным бизнесом) находятся «под крышей» той или иной бюрократической группировки. Соответственно, менеджмент этих корпораций понимает, что не только возможное поражение этой группировки, но даже ослабление ее позиций в межклановой борьбе в результате «не того» назначения президента может привести к разрушению корпорации, в которой они работают, или как минимум к смене ее менеджмента. И то и другое обернется для них потерей работы, и они, как и представители правящей бюрократии, стараются застраховаться от грозящей им и осознаваемой ими опасности повышением интенсивности текущего воровства.

Таким образом, нарастание политической неопределенности ведет к росту трансакционных издержек бизнеса из-за роста масштабов коррупции и усиления воровства менеджмента, при том, что финансовое положение бизнеса и так подорвано ухудшением конъюнктуры.