Читать онлайн «Сборник статей и интервью 1995-2000гг.». Страница 5

Анализируя деятельность правительства левого центра, Яхимович признает, что программа «корректировки» социального государства является фактически программой его ликвидации12. Заявления о повышении эффективности в качестве цели реформы являются не более чем пропагандой, поскольку еще не очевидно, что новая система будет эффективнее старой. Если бы эффективность была действительной целью, правительство должно было бы обещать, что оно вернется к старой системе в том случае, если показатели новой будут хуже (а такое в европейских странах уже получалось неоднократно в ходе неолиберальных реформ). Таких обязательств, однако, ни одно неолиберальное правительство и ни одна партия «нового реализма» не давала и дать не могут.

Вне зависимости от того, насколько обоснованны теоретические посылки неолиберальной экономики, совершенно очевидно, что для социал-демократических и левых партий признание этих посылок означает отказ от наиболее фундаментальных и принципиальных основ собственной теории и практики. Поэтому несправедливо предположение некоторых исследователей, что проведение левыми и правыми схожей политики связано с «узким коридором реальных возможностей». Принципиально важно, что правые партии проводят политику, которая вполне соответствует интересам их социальной базы, их традиции, идеологии. Напротив, левые проводят политику, неорганичную для себя и не приносящую непосредственных выгод их социальной базе. Это не имеет ничего общего со временами 60-70-х годов, когда радикальные партии обвиняли социал-демократов в том, что те проводят левую политику непоследовательно, но никто не мог утверждать, будто не существует принципиальной разницы между подходами социалистов и либералов. В долгосрочной перспективе такая ситуация приведет либо к неуклонному ослаблению левых, либо к смене социальной базы и идеологии, превращению социал-демократических партий в либеральные.

Политика итальянского левого центра в Италии свидетельствует о том, что бывшие коммунисты все более занимают пустующую нишу Христианской демократии. Фактически в рамках коалиции «оливкового дерева» происходит слияние обеих политических традиций. Хотя в организационном плане речь идет до известной степени о поглощении Христианской демократии более сильным аппаратом, вышедшим из недр компартии, в плане идеологическом и политическом от коммунистических и социалистических традиций остается все меньше. Пресса отмечала, что каждое новое выступление лидеров оказывается оскорблением их собственной традиционной социальной базе. Газета «Репубблика» назвала эту политику итальянских левых «самоубийством"13.

Лозунг отказа от «утопий» позволяет руководству партии, не вдаваясь в теоретические дискуссии, избавиться от большей части своего идеологического багажа. Антиутопический пафос, однако, не означает, что найдена политически эффективная стратегия и реалистическая концепция общественного развития. Никакой теоретически обоснованной критики или, тем более, самокритики левых традиций лидерами итальянского левого центра предпринято не было, речь идет именно о декларативном отказе от тех или иных идей и принципов, объявляемых утопическими и тем самым автоматически выводимых за пределы «серьезной дискуссии». Это качественно отличается от предшествующей марксистской и социал-демократической критики утопизма, которая основывалась на развернутом теоретическом анализе, а завершалась выдвижением собственной позитивной концепции, причем - достаточно разработанной. Таким образом, речь идет о радикальном разрыве не только с «утопическими» или марксистскими идеями, но и о разрыве с политическим мышлением, а в конечном смысле - вообще с мышлением как таковым. «Возможное часто достигалось только благодаря тому, что делалась попытка выйти за его границы и проникнуть в сферу невозможного,» - писал в свое время Макс Вебер14.

Строго говоря, без «новаторско-утопического» начала человечество до сих пор было бы обречено жить в пещерах. Сила социализма всегда была именно в способности сочетать «утопическую» цель с конкретной программой социальных преобразований. Политическая стратегия как раз и есть ни что иное, как способность увязывать цель и движение. Отказ от «утопизма» и замена политического лозунга новой социальной системы ссылками на социалистическую «систему ценностей» означает готовность не бороться с капитализмом, не реформировать его, а просто жить в обществе, только относиться к происходящим событиям несколько иначе, чем, например, к ним относятся либералы. Вместо альтернативных действий, нам предлагается право на критическую оценку.

Ален Турен и социологи его школы говорят, что новые социальные движения радикальнее старого рабочего движения, поскольку, в отличие от него, способны «ставить под сомнение саму необходимость модернизации и прогресса», а не только призывать к перераспределению его результатов. Поскольку ряд новых социальных движений отрицает сам экономический рост «или просто игнорирует эту проблему», они «подрывают основы западной рациональности, по крайней мере, в ее наиболее распространенном варианте"15. При этом остаются принципиально вне поля зрения теоретика вопросы о том, насколько эти ценности реализуемы и насколько они определяют конкретные действия представителей движения.

Преимущество исторического рабочего движения было в том, что оно ставило перед собой задачу конкретных структурных преобразований, меняющих сам характер воспроизводства общества. Новые радикальные движения, заявляя о несостоятельности господствующих принципов, но не имея стратегии комплексных структурных реформ, ничего изменить не в состоянии (да и не стремятся). Их возникновение - не альтернатива, а лишь симптом духовного кризиса.

Андрей Баллаев, один из наиболее радикальных и проницательных авторов журнала «Свободная мысль», ставшего своеобразным голосом российской лево-либеральной интеллигенции в 90-е годы, писал, что левые сегодня ведут борьбу за сохранение и укрепление тех «элементов социалистичности», которые накопились в обществе за предшествующий период. Это не заменяет радикального преобразования общества, но создает для него необходимый исторический плацдарм, подобный тому, который был у буржуазии в начале ее исторической борьбы с феодализмом. Поскольку глобальный переворот остается делом будущего, российский автор приходит к мрачному выводу: «Нынешний и ближайший социализм - это социализм трусливый, нищий, нивелирующий и штопающий «зло» нашей социальности. Этим он неизбежен, справедливо необходим и трагичен"16.

Однако может ли «трусливый социализм» быть эффективен? Может ли политика «латания дыр» привести к успеху? Большие перевороты в истории действительно не приходят сразу. Им предшествуют малые перевороты. Без радикальной перспективы, без сильной стратегии, без радикального видения будущего частичные реформы обречены. Д. Сассун справедливо отмечает, что «золотой век» европейского социализма совпал с наиболее успешным периодом в развитии капитализма. Левые осуждают жажду наживы и буржуазное общество. «Но чем больше успех социалистов, тем больше они зависят от процветания капитализма"17. Кризис капитализма всякий раз сопровождался тяжелым кризисом левых партий, а подъем рабочего движения всякий раз наблюдался именно в годы экономического роста. Получается парадокс - что хорошо для капитализма, то хорошо и для социализма. Однако на практике социалистические реформы вовсе не были простым следствием капиталистического процветания. В 30-40-е годы они сыграли решающую роль в преодолении кризиса.

Опыт Западной Европы и Северной Америки в целом подтверждает неолиберальный тезис, что от проведения широкомасштабных социальных программ эффективность и конкурентоспособность экономики, как правило, понижается. И хотя можно привести ряд впечатляющих исключений, общая картина от этого не меняется. Тем не менее, подобные программы проводятся. Более того, в них ощущается явная потребность. Совершенно очевидно, что эффективность предприятий не равнозначна эффективности всей системы, а эффективность экономической системы еще не гарантирует успешного развития общества. Более того, современный капитализм достиг такого состояния, когда максимизация экономической эффективности (учитывая возникающие технологические, экологические, социальные и культурные проблемы) приводит к подрыву основ того самого общества, которое в качестве принципа своего существования требует максимальной эффективности. Абсолютная, стопроцентная эффективность всех элементов экономики привела бы к немедленному краху всей системы в целом.

Отражением этого противоречия были и волны социальных реформ на Западе, и волны национально-освободительных движений в странах Третьего мира. Логика и тех и других была противоположна логике капиталистической эффективности. С той лишь разницей, что социальная реформа предполагала перераспределение благ в обществе, а национально-освободительные движения добивались нового соотношения сил между странами «центра» и «периферии».