Читать онлайн «Психологическая война. Теория и практика обработки массового сознания». Страница 8

Во время религиозных войн вовсе не метафизические теории заставляли протестантов и католиков уничтожать друг друга как еретиков. В XVII веке протестанты прекрасно понимали, что будет с ними, если верх возьмут католики, а католики знали, что ждет их в случае прихода к власти протестантов. В обоих случаях новые правители, боясь своего свержения, казнили прежних правителей и использовали дыбу, виселицу и тюрьмы для борьбы с контрреволюцией. Люди, не разделявшие их идеологию, не имели права на свободу. И если противник не хочет уважать вашу личную безопасность, то вы, в свою очередь, не должны уважать его собственность, свободу слова и безопасность. Абсолютным минимумом любой идеологии является признание, что человек, живущий на идеологически однородной территории (то, что нацистский генерал Хаусхофер, вслед за Рудольфом Кьелленом, называл геопсихической зоной), будет уважать личную безопасность и другие права индивидуумов, живущих на одной с ним территории.

В наше время мы наблюдали, как испанцы все меньше и меньше доверяли друг другу, и для того, чтобы одна из групп населения смогла почувствовать себя в безопасности, потребовалась ожесточенная гражданская война, продолжавшаяся много лет. За четыре года Испания из республиканской страны превратилась в диктатуру. Конечно, ни в том ни в другом случае правительство не имело единодушной поддержки населения, но для того, чтобы контролировать большую часть страны, оказалось достаточным сформировать однородное правительство и создать единую систему обучения. Другие страны мира имеют разную степень идеологической сплоченности. Скандинавия казалась всем весьма однородной, пока немецкое вторжение не выявило скрытые и не видные глазу разногласия, благодаря которым во главе Норвегии встал Квислинг. В России, Италии и Германии из идеологии сделали фетиш. В этих странах попытались четко определить, что есть ортодоксия, а что – ересь. Это было сделано для того, чтобы контролировать образ мыслей всего народа страны. Но большинство стран мира страдает от довольно сильной идеологической путаницы или нестабильности основных верований. У этих стран не только нет средств для исправления сложившегося положения, но они даже не ищут их.

Процесс образования осуществляется обычно в специальных учреждениях, где люди передают своим детям чисто практическую информацию, необходимую в современной жизни. Кроме того, детей обучают тому, что нужно, чтобы стать хорошими людьми, гражданами, христианами или последователями других вер. В демократических государствах идеологическую нагрузку несет лишь незначительная часть образовательного процесса; в других частях, на уровне мнений, правительство контролирует идеологию только с помощью различных запретов – например, законов, карающих непристойное поведение, богохульство, подрывную деятельность и др.

В идеологизированных государствах, целью которых является формирование единого мировоззрения у всех жителей страны, процесс образования насыщен агитацией и строго регулируется, поэтому население живет в условиях постоянной психологической войны. Еретиков казнят или заставляют замолчать какими-нибудь другими способами. Исторический материализм или марксистская «объективность», народ, фашизм или «новая демократия» объявляются критериями добра и зла, даже в не связанных с идеологией отраслях знания. Образование и пропаганда превращаются в непрерывное промывание мозгов. И когда подобные государства начинают воевать с государствами, у которых нет такой мощной пропагандистской машины, либеральные страны оказываются в проигрыше, поскольку не имеют опыта в административном и механическом аспектах пропаганды. Образование и психологическая война – это все равно что ледник и лавина. В обоих случаях умы людей будут затронуты, но скорость и методы совершенно разные.

Умение торговать тоже связано с психологической войной. Пропаганду часто называют особым искусством нашего времени – умением продать свой товар с помощью печати, радио и телевидения. Это неудачное сравнение появилось из-за неумелой американской пропаганды за морем в начальный период Второй мировой войны. Некоторые из американских пропагандистов совершенно не понимали природу психологической войны.

Преданность своей стране в годы войны обеспечивает идеология, а не мнения. Человек, оставаясь во всех других аспектах порядочным гражданином, никогда не захочет, чтобы его страна потерпела поражение. Желание сдаться – даже сама мысль о возможной сдаче – это всегда трагедия для всякого ответственного, пребывающего в здравом уме человека. Немец, желавший рейху поражения, считался в Германии предателем, точно так же, как любой американец, мечтавший о выходе США из войны и об уничтожении американских евреев, считался бы предателем в своей стране. И эти желания никак нельзя сравнивать с выбором зубной пасты, дезодоранта или сигарет.

Реклама в мирное время достигает больших успехов потому, что она не затрагивает главного; выбор, который делает покупатель, для него не так уж и важен, он важен продавцу. Сигареты «Кэмел» и сигареты «Олд коин» – это всего лишь сигареты, человек все равно станет курить, даже если их не будет. Так что ему по большому счету не важно, какие покупать. Если «Кэмел» связан в его мозгу только с табаком, а «Олд коин» подсознательно вызывает в памяти настойчивый образ ножек актрисы, которая их рекламирует, то он выбирает «Олд коин». Поэтому в 1941–1942 годах большая часть американской пропаганды напоминала рекламу, поскольку американцы в своей повседневной жизни не могли без нее обойтись.

Тем не менее искусство продавать в определенном смысле помогает военной пропаганде, знакомя аудиторию с нужными идеями в прессе и по радио. В результате этого чужая реклама может достичь умов американцев только в условиях конкуренции с местной. Иностранной рекламе очень трудно привлечь внимание американцев, которые живут в окружении почти бесконечной коммерческой рекламы очень высокого качества. Коммунистическая и фашистская партии никогда не привлекут внимания общественности в Соединенных Штатах, если ограничатся только проведением своих «собраний», на которые является человек триста, или развешиванием нескольких дюжин плакатов в метро. Чтобы политический пропагандист добился внимания публики, он должен превзойти рекламу мыльных опер, прохладительных напитков и переплюнуть купающихся красоток, рекламирующих сырой пенсильванский или светлый табак. Поэтому чужая пропаганда либо проходит незамеченной, либо камуфлируется, стараясь стать похожей на местную рекламу и использовать все существующие средства массовой информации. Крикливая коммерческая реклама делает американцев глухими к пропаганде даже своего собственного правительства и в определенной степени снижает их бдительность. Но в то же самое время эта реклама воздвигла настоящую Великую стену в умах американцев, делая их невосприимчивыми к иноземным и сомнительным призывам, благодаря чему Соединенные Штаты никогда не поддаются идеологическому вторжению из-за моря.

Психологическая война и пиар различаются по аудитории, на которую они направлены. Психологическая война направлена на врага, а связи с общественностью призваны воздействовать в основном на аудиторию в своей стране. Но и те и другие оказывают влияние на нейтралов, иногда довольно большое, что сильно мешает делу. В некоторых странах военной пропагандой и пиаром занималось одно и то же учреждение, вроде японского Дзёхо кёку (см. гл. 10). По традиции, связи с общественностью в американской армии и военно-морском флоте основываются на следующих идеях: новости должны быть полными, насколько это позволяет военная цензура; они должны сообщаться своевременнно и в интересной форме; они должны укреплять доверие народа к своим вооруженным силам; и их тон (не менее важный, чем содержание) не должен способствовать повышению боевого духа врага. Эти идеи оправданны при правильном использовании прессы, но они могут ослабить военную пропаганду, если ей противостоит энергичный и изобретательный противник.

Отличить пиар от психологической войны, когда они используют одно и то же средство массовой информации, невозможно. В ходе Второй мировой войны Управление военной информации (УВИ) разработало подробные планы передачи новостей с фронта для различных аудиторий. К несчастью, сотрудники этого учреждения предполагали, что враг будет слушать только станции УВИ и что американские пресс-релизы, подготовленные армией и флотом для других стран, останутся им незамеченными. И, когда радио в Нью-Йорке или Сан-Франциско передавало сообщение о какой-нибудь битве или сражении, подготовленное специалистами по военной пропаганде, а офицеры-пиарщики армии и флота выдавали совсем другой взгляд на эти события, пресса и радио врага выбирали то, что им больше подходило, или цитировали оба американских источника, подчеркивая их противоречия.