Читать онлайн «Российское общество: потребление, коммуникация и принятие решений. 1967-2004 годы». Страница 25

Представленные результаты могут быть подтверждены на нескольких направлениях.

1. Исследования иных формаций. Это общецивилизационный подход. Для окончательного подтверждения общих контуров параметров социальной системы как массы актов взаимодействия, надо было бы получить замеры на тех типах обществ, которые имеются в настоящее время, но находятся в условиях иного предметного («орудийно-цивилизационного») взаимодействия с окружающей материальной средой, вырабатывающего иные формы внутренних и внешних отношений социума. Соединение этнографического и социологического исследований наиболее продуктивно, но оно требует затрат. Кроме того, здесь возникает еще одна большая проблема адекватности инструментов замера и снятия частот событий и фактов в эксперименте. Даже если проводились тождественные исследования, возникает проблема сопоставления данных, выровненных по инструменту, на разных исторических отрезках развития у обществ с разными предметными параметрами обмена.

2. Проверка на ином историческом материале из другого общества и на динамических рядах у одних и тех же людей с различными интервалами. Эта задача относится к очень продуктивному направлению исторической социологии. Трудности здесь в фрагментарности информации, хранящейся в архивах. Часто они непреодолимы и заставляют отказаться от задуманного, часто упираются в несводимость к единому методическому инструменту анализа когда-то снятых из реальности фактов. Но иногда здесь выпадают удачи, позволяющие воссоздать «лонгитюд» за длительный период у одних и тех же людей. Эта работа нами проводится в настоящее время на массиве более 2000 человек, составлявших ядро социальной группы, вершившей судьбами нескольких европейских стран.

3. Прямое лонгитюдное сопоставление распределений на количественных рядах форм деятельности, сопровождающихся анализом распределений на бюджетах физического времени, позволило бы реально прикинуть, каковы конфигурация и метрики «социального времени» у человека, собирающего хворост-мусор в королевском парке на растопку своей печи, и человека, присваивающего себе за ту же единицу измерения физической длительности времени результаты 10 000 человекодней труда. Конечно, этот вопрос выясняется и с помощью анализа сферы товарно-денежного обращения, но там, во-первых, фигуру не построишь, во-вторых, лонгитюда не проведешь, в-третьих, время на розыск объективной статистики зря потратишь. Кроме того, статистка без лонгитюдного исследования, которое, как мы видели, радикально меняет картины, не даст понимания социального времени как цикла нахождения социальной системы в самотождественной форме. Работа по сопоставительному анализу полученных фигур и бюджетов времени также проводится (об общем ее результате я упомяну ниже).

К сказанному надо добавить, что описанные результаты получены не только за счет анализа прямых данных эксперимента: суммарного числа форм за 5 лет у человека, разницы между числом этих же форм, но и с помощью метода попадания в ячейки кластеров. Конечно, кластерный анализ несколько снижает «шум» событий из-за природной избыточности обмена в социальной системе, но он не панацея. И тем более заслуживает внимания совпадение результатов количественного анализа на базе ячеек-кластеров и ячеек-полей, полученных за счет метрики стандартного отклонения от средней.

Есть еще один нюанс. Несмотря на явно волновой характер перехода людей с одного уровня активности на другой независимо от подсистем форм жизни и на симметричный характер изменений в ряде случаев, пока рано говорить о математическом структурировании характеристик процесса. Дело в том, что аналогичные понятия длины волны, периода, частоты и скорости волны, которые применяются в физике, здесь неприменимы. Во-первых, мы не знаем метрик кривизны социального пространства, во-вторых, величины его размерности, а отсюда мы не можем вывести категорию расстояния в качестве точной величины измерения скорости и амплитуды колебаний. Нам нужно построить социологическими методами физическую картину состояния социума как массы актов обмена, реализующегося одновременно в вещном и квазипредметном пространстве. Последнее и есть пространство социума – пространство смыслов, ведущее в пространство обмена активностью.

Независимо от этих оговорок мы можем твердо констатировать, что проведенный анализ не даст нам совершить ошибок при интерпретации данных, собранных для анализа динамики социальных изменений в нашем обществе. Мы теперь, как никогда до этого, знаем относительность статистических картин, получаемых в том или ином случае. Теперь за любой картиной для нас зримо стоит факт того, что мы видим лишь подвижный участок социального поля обмена, наблюдаемый в определенных срезах и мгновениях через систему того категориального аппарата, которым мы пользуемся.

Основными стимулами развертки и движения импульсов человеческой активности в этой волне выступает, как мы увидели, продолжение рода и уровень материального благосостояния. Баланс или дисбаланс обмена между этими двумя подсистемами может служить мерилом социальной зрелости общества и его системы самоуправления с точки зрения развитости институтов прямой и обратной связи в балансировке обмена деятельностями. Посмотрим теперь с этих точек зрения на наше общество в его конкретных ипостасях за сорок последних лет.

Представляя информационную базу решения задачи динамики социальных изменений, мы привели кумуляты активности в лонгитюдном исследовании 1980 – 1985 гг. и во Всесоюзных исследованиях 1981 и 1991 гг. относительно максимума эмпирически зафиксированных форм активности (рис. 2 – 1). Кривые принципиально тождественны. На рис. 2 – 10 зафиксировано также принципиальное сходство полигонов активности за 1980 – 1985 гг. по Москве и 1981 г. по СССР уже на возрастной шкале. Предметная форма, в которую отливается общественная активность в процессе обмена, если эта форма фиксируется одномоментно, отличается подобием в разных замерах. Темпы насыщения предметной структуры активностью субъекта обмена в этой структуре относительно некоторых пределов также принципиально одинаковы и описываются одними уравнениями. Однако в дальнейшем мы увидели, что уже за 5 лет практически все субъекты социальной активности меняют свое местоположение в пространственно-временной фигуре социума, измеренной количественными параметрами. Это происходит в обществе со стабильной институциональной структурой, плавно меняющем формы в процессе самовоспроизводства и находящемся в стационарно-динамическом равновесии. Рассмотреть подвижность структур масс деятельности здесь можно только на логнитюдном или панельном исследовании. Но в момент социальной катастрофы при замере в точке бифуркации можно увидеть «размеры» поля взрыва институциональной структуры и на независимых репрезентативных исследованиях, проведенных тождественным инструментарием. На рис. 3.1 как раз и представлен график среднего количества форм социальной деятельности из выбранных 97 форм на погодовой шкале возраста в 58 лет: от 18 до 75 лет в1981и1991гг.

Среди общих главных выводов укажем следующие. За 10 лет резко изменяется поколенческая активность (использование существующих форм общественной жизни уменьшается у молодежи и растет у старшего поколения). Включенность в социальную структуру выравнивается, теряет дифференциацию по возрасту за счет ухода из нее широких слоев. Убирая запятую в колонке «средняя» мы получаем общую массу форм общественной жизни в расчете на каждые 100 человек в каждом массиве и замере. При общем ничтожно малом уменьшении массы социально данных форм обмена на 3,5 % (в возрасте от 18 до 75 лет на 5,2 %), а также среднего числа форм социальной жизни, падают стандартное отклонение и вариация признака «активность» и энтропия (в распределении людей как по числу форм жизни, так и по возрастным группам, причем по последним в значительно меньшей степени). В большей степени падают значения медианы и моды[67], а также энтропии в распределении общей массы форм активности по числу форм жизни и в меньшей степени по распределению этих же форм по возрастным группам. Система стягивается в более остроконечный конус, одновременно распыляясь по периферии. Кроме того, энтропия распределения активности по возрастным группам говорит о более ровной заполняемости возрастных ячеек общества по сравнению с ячейками институциональной активности по числу форм жизни. Возрастная пирамида тут превращается из «елочки» в «столб»[68].