Читать онлайн «Антисемитизм в Советском Союзе». Страница 23

Происхождение и развитие этой формы советского антисемитизма никогда не подвергалось анализу, материал, освещающий это развитие, еще очень скуден, и сейчас мы можем сделать лишь попытку выяснить его причины.

1) Бюрократия всюду в недемократических странах (иногда и в демократических странах) с более или менее заметным процентом евреев в составе населения тяготеет к антисемитизму, выражающемуся прежде всего в недопущении евреев в государственный аппарат.

В старой России исключение евреев из государственного аппарата стало традицией. Традиция эта была нарушена, но не окончательно убита революцией. В первые десятилетия революции в составе государственного аппарата (чрезвычайно выросшего) появился заметный процент евреев, значительно меньший, чем это казалось антисемитам,

(См. об этом выше в главе II, в разделе «Евреи в компартии и в руководящих партийных и советских органах».), но всё же заметный. Поразительно, однако, что даже в этот период более обособленные ведомства в значительной мере оставались верны традиции «без евреев». Наиболее яркий пример — ведомство путей сообщения. Корреспондент ЕТА телеграфировал 18-го июня 1930 года из Москвы («The Jewish Daily Bulletin», June 30, 1930.):

«Еврейские рабочие не принимаются на советские железные дороги, жалуется харьковская газета «Штерн», отмечающая, что, несмотря на постановление ЦК КПУ о привлечении еврейской молодежи на работу на железных дорогах, среди 181 000 работников [украинских] железных дорог только 1581 еврей.

«Штерн» подчеркивает, что поведение местных ответственных работников не позволяет надеяться на повышение этого незначительного процента».

«Трибуна» в начале 1932 года сообщила, что в Гомельском железнодорожном районе (на железных дорогах, в управлении и в железнодорожных мастерских), — а Гомель с его районом это один из центров скопления евреев, — из 4314 рабочих лишь 239, т. е. 5,5 % составляли евреи; среди служащих процент евреев был еще значительно ниже: их было 21 из 1088, т. е. неполных 2 %; через разного рода курсы для повышения квалификации было пропущено за 1931 год 811 человек, из них только 10, или несколько более 1 % евреев; и только в железнодорожных учебных заведениях Гомельского района процент евреев был выше: в техникумах 7,2 % и в школах по подготовке обученных рабочих 19 % («Трибуна», 1932 г., № 3, стр. 10–11.). Но и этот процент значительно ниже процента евреев в составе местного населения, и «Трибуна» прямо приписывает это антисемитизму.

Во второй половине 30-ых годов эти настроения получили гораздо более широкий размах и далеко вышли из рамок отдельных обособленных ведомств, особенно в крупных центрах, где было сосредоточено большое количество еврейской интеллигенции и полуинтеллигенции, не имевших в советских условиях почти никаких иных источников существования, кроме государственной службы. Постепенно здесь вновь начала оживать легенда о «еврейском засильи» и начали создаваться преувеличенные представления о роли евреев в составе средних и высших государственных служащих.

Действительное положение вопроса наглядно может быть иллюстрировано следующей таблицей, в которой приводятся данные о численности «советской интеллигенции», т. е. служащих в различных отраслях труда, требующих какой-либо специальной подготовки.

(Данные об интеллигенции в составе всего населения заимствованы из доклада Молотова о третьем пятилетнем плане на XVIII съезде ВКП в марте 1939 года («XVIII съезд ВКП. Стенографический отчет», Москва, 1939 г., стр. 310), данные о численности еврейской интеллигенции — у Зингера, 1941 г., стр. 106, который, — по-видимому, ошибочно, — относит их к началу 1939 года. (Если принять, что данные Зингера действительно относятся к 1939 г., процент евреев в различных группах интеллигенции окажется несколько ниже показанного в последней колонке нашей таблицы). — Данные последней колонки исчислены мною.

Зингер не объясняет, почему в его таблице нет данных для пяти групп интеллигенции, в том числе для таких важных для изучения еврейской интеллигенции групп, как руководители предприятий и проч., экономисты и статистики и студенчество. Так как, по мысли Зингера, приведенная им таблица должна была показать, как значительна роль еврейской интеллигенции в Советском Союзе, следует предположить, что в пропущенных им группах роль евреев оказалась менее значительной, чем это принято было предполагать.

Огромное большинство этой интеллигенции (это в особенности относится к более квалифицированным группам) вышло из среды городского населения, и при общем количестве евреев в составе городского населения, достигавшем в начале 1937 года приблизительно 5 % (в начале 1939 года, после дальнейшего заметного увеличения количества городского населения, количество евреев в его составе достигало 4,7 процентов), этот % евреев в составе различных групп служилой интеллигенции не кажется очень высоким, а для некоторых групп оказывается даже неожиданно низким. Единственная группа, в которой процент евреев вдвое превышал процент их в составе городского населения, это врачи; но это профессия, в которой евреи издавна занимали — и почти во всех странах занимают — выдающееся положение, и 15,9 % евреев среди советских врачей это скорее скромная цифра.

Данные таблицы говорят лишь об общей численности евреев внутри каждой группы интеллигенции и оставляют открытым вопрос, происходит ли и, если да, в каких масштабах процесс оттеснения евреев на менее ответственные посты внутри каждой группы. Советская печать тщательно избегает сообщения данных, которые позволили бы ответить на этот вопрос. Но вот, напр., факт, относящийся, правда, к более позднему времени, но отражающий развитие, наметившееся еще в рассматриваемый нами период: в 1944 году была образована Академия Медицинских Наук СССР; в состав ее вошли главным образом врачи старшего поколения, среди которых имелось и сейчас имеется немало выдающихся и широко образованных врачей-евреев; однако, среди 60 членов новой Академии оказалось лишь 5 евреев (Список членов Академии Медицинских Наук с указанием их фамилий, имен и отчеств был напечатан в «Медицинском Работнике», газете Наркомздрава СССР, от 16-го ноября 1944 года.). Это, конечно, не случайность.

2) Это был всё же часто лишь полуосознанный, ползучий, еще не законченный антисемитизм новой бюрократии. И, может быть, он не вышел или не так скоро вышел бы из этой первоначальной стадии, если бы формирование новой бюрократии не происходило в болезненной политико-психологической обстановке, созданной «большой чисткой».

Чистка 1936/38 годов сопровождалась чудовищными опустошениями в составе старых партийных кадров. Поколение партийных работников, которое представляло революционную и интернационалистическую традицию компартии, было ошельмовано, его интернационализм был объявлен лишь прикрытием для национальной измены и шпионажа на службе иностранных разведок.

Примитивный русский национализм начал поднимать голову и глубоко проник в партийную среду вообще и в верхний слой советского общества. К этому присоединилось и то, что среди старых большевиков с партийным стажем до прихода партии к власти и тем более с дореволюционным стажем процент евреев был заметно выше, чем в среднем в компартии, и в более молодых поколениях процент евреев с годами всё уменьшался (См. об этом в гл. II в разделе «Евреи в компартии и в партийном и советском аппарате».).

Но старшие поколения как раз и подверглись особенно жестокой чистке. В рамках ее сошли со сцены почти все евреи-коммунисты, игравшие сколько-нибудь значительную роль на местах в общей организации компартии, и, может быть, еще более опустошительному разгрому подверглись евреи-коммунисты, которые выдвинулись на «еврейской работе». Число ошельмованных и политически, а то и физически погибших было громадно. Назову среди них бывш. комиссара по еврейским делам и позже председателя Озет Диманштейна, председателя исполкома областного совета Еврейской автономной области Либергера, секретаря обкома ВКП той же области Хавкина, редактора «Эмес» Литвакова (умер в тюрьме), бывших вождей Бунда, перешедших в начале 20-ых годов в компартию, Рахмиеля Вайнштейна и Эстер Фрумкин, Чемериского, Мережина, Липеца-Петровского; список этот можно было бы значительно продолжить. (Большой список, составленный по данным советской печати, см. в статье Г. Аронсона «Ви азей Сталин хот фарнихтет кмат але вихтиге идише комунистен» в еврейском «Форвертсе» от 8-го января 1938 г.).

Все они были объявлены «врагами народа» и «предателями».

В создавшейся во второй половине 30-ых годов обстановке обвинения эти, когда они обращались против евреев, приобретали специфическое острие, и охарактеризованный выше ползучий антисемитизм нагуливал себе красные щеки.