Читать онлайн «Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях». Страница 39

Когда Россия завоевала северный берег Черного моря, она Кючук-Кайнарджийским трактатом заставила Турцию отречься от своей завистливой монополии и открыла всемирной торговле поприще новой деятельности. Заботясь о безопасности своих беззащитных берегов и охраняя своим флотом торговлю всех народов в этом внутреннем море, она без сомнения не могла довольствоваться тем обеспечением, что султаны по праву, основанному на обычае, не впускали в Черное море военных флотов, а потому обратила право это в обязанность султанов на основании здравой политической теории. Но в существе могла ли она полагаться на договор, подписанный турецким правительством по делу собственной ее безопасности? Могла ли она полагаться на прочность этого договора, тогда как Западная Европа так завистливо смотрела на законно преобладающее ее влияние на Востоке, влияние чисто охранительное? Естественным последствием расслабления Османской империи есть периодический перевес влияния то одной, то другой из великих держав. После Адрианопольского мира и особенно в описываемую нами эпоху перевес по необходимости принадлежал России, но без сомнения не навсегда, даже ненадолго, какова бы ни была мера оказанных благодеяний, какова бы ни была умеренность ее действий. Вот почему Ункяр-Искелесский трактат ограничивался восьмилетним сроком, и в то же время приступала Россия к усилению материальных средств своей защиты в Черном море.

Обзор последствий Кютахийского договора. — Влияние преобразований в Сирии и Малой Азии. — Поход турок в Курдистан. — Чувства народные по обеим сторонам Тавра. — Разочарование арабов. — Ложное мнение о возрождении арабской народности. — Замыслы и возгласы Мухаммеда Али. — Новое правительственное устройство Сирии. — Преобразование финансовой системы. — Подушный оклад. — Приходы и расходы египетского паши в Сирии. — Карантины, полиция, почта

Нас отвлекли от Сирии те великие события, которых последствием было семилетнее владычество египетского паши над этой страной. Ибрахим-паша, выступая своевременно из Анатолии, обеспечил за собой ту неоцененную выгоду, что народонаселения этого края видели в нем только освободителя от притеснений местных властей и мстителя правоверного народа за еретические нововведения султанш, но не успели довольно ознакомиться с приемами египетского правления, не успели даже разглядеть, что вся сила Ибрахима была основана на системе преобразований еще более резких, более тягостных для народа и противных фанатическим предрассудкам ислама, чем преобразования Махмуда. В самом деле, целью султана было облегчить участь племен, раздираемых дробным деспотизмом вассалов, и заменить феодальные бесчинства наследственных беев или полномочных пашей систематическим устройством единой власти по всему пространству империи. Паша египетский стремился лишь к тому, чтобы извлечь из подвластных ему племен как можно более средств к совершению самых честолюбивых замыслов, основывая свои политические расчеты не на любви народной, но на развитии материального своего могущества.

Сирия, которая так охотно предалась Ибрахиму, была осуждена тяжким опытом искупить вину своего отпадения от законного государя. В этот край, совершенно противоположный Египту и по географическому образованию, и по преданиям, и по духу жителей, Мухаммед Али насилием стал вводить египетскую правительственную и финансовую систему. Он укротил вековые анархические наклонности сирийских племен, уравновесил бремя налогов, предоставленных дотоле произволу пашей и местных владельцев. Но в то же время для обеспечения своей власти он был обязан заменить регулярным войском буйные ополчения, в которых состояла дотоле вся военная сила края, и подчинить строевой службе и рекрутскому набору племена, привыкшие к вольным наездам старинных ополчений.

Эти важные преобразования поручил Мухаммед Али сыну своему — покорителю Сирии. Но чем легче было завоевание края, тем тягостнее оказалось затем и для завоевателя, и для страны внутреннее устройство завоеванного края. При первых попытках Ибрахима к преобразованиям сирийские племена стали вздыхать о прежнем правлении турецких пашей, о своей разгульной жизни. Таким-то образом по обеим сторонам Тавра яснее выразились те народные чувства, о которых мы имели уже случай упомянуть. Малоазийские племена, склонив выю под преобразованиями султана, устремляли взоры на Сирию и на Ибрахима, полагая, что любимые предания анархической старины укрылись по ту сторону гор. Племена Сирии в свою очередь проклинали судьбу, бунтовались противу похитителя и вспоминали священные права законного государя.

Между тем ни Мухаммед Али, ни султан Махмуд не могли в глубине души одобрять устройство дел 1833 г. Первый не довольно стяжал по мере своего честолюбия и не терял надежды при первой европейской войне улучить минуту для довершения своих замыслов. Султан, со своей стороны, упитанный той мыслью, которая наполнила все его царствование, мыслью об уничижении своих могущественных вассалов, не мог без глубокой скорби видеть, что его подвиг был не совершен, что вместо покорения Египта он нашелся принужденным уступить и Сирию и как бы раздвоить свою империю после стольких усилий о водворении в ней единодержавия. При таком расположении умов в Константинополе и в Александрии и при таком направлении чувств и желаний в массе народонаселений по обеим сторонам Тавра, естественным образом Сирия делалась как бы передовым постом султана против Мухаммеда Али, а Мухаммед Али обретал в привязанности к нему малоазийских народонаселений сильное орудие противу замыслов Махмуда.

Усмирителю Румелии Решиду Мехмету, которому судьба так жестоко изменила под Коньей, была впоследствии вверена Анатолия, с поручением ввести в этот край новое гражданское устройство и новую военную систему. Религиозный фанатизм, грубые навыки старины представляли здесь подвигу преобразования столько же препон, сколько представили за несколько лет пред тем гению Махмуда и его верховного везира фанатизм народности, живость характера и независимый дух племен румелийских, во нраве, как и в физиономии которых так живо отражается двоякий элемент эллинического и славянского их происхождения.

В весну 1834 г. главная квартира верховного везира была учреждена в Сивасе, на север от Тавра, и предпринято новое правительственное устройство малоазийских областей. Первым условием успеха было введение рекрутских наборов, которыми еще более раздражались народонаселения. Мухаммед Али, пользуясь мнением о нем малоазийских племен, всячески противодействовал. Его происками бунтовались многочисленные кочевья курдов во внутренних хребтах Малой Азии и вдоль персидской границы. Решид Мехмет предпринимал трудный поход в эту дикую страну, поход, довершенный по смерти его Хафиз-пашой[198]. Если турецкое правительство с своей стороны не участвовало в непрестанных восстаниях сирийских племен против египетской власти, несомненно то, что именем султана призываем был народ к оружию противу паши, которого положение относительно Порты с 1833 по 1840 г. не переставало в глазах народа быть враждебным, хотя и облекалось формами подчиненности. По всем этим признакам можно было предчувствовать, что устройство дел 1833 г. было временной мерой, вынужденной теми обстоятельствами, в которых находилась тогда империя. Оно не могло быть прочным политическим актом.

В Европе между тем, и преимущественно во Франции, общее мнение видело в Мухаммеде Али уже не пашу турецкого, но представителя арабского мира, восстановителя политического существования арабских племен. На этой гипотезе основывались теории весьма привлекательные. Три обширные области Турецкой империи, населенные арабским племенем и говорящие арабским языком, нашлись совокупно под управлением человека способного и предприимчивого, после долгих обуреваний, вытерпенных ими в кровавых спорах пашей с эмирами в Сирии, в исступлении сектаторов Аравийского полуострова, в оргиях мамлюков египетских. Новый правитель равно воспользовался и деспотическими своими правами, и усталостью племен, и справедливым их негодованием к тиранам, подпавшим беспощадному его правосудию, и богатствами, которые неведомо дотоле лежали в недрах почвы, так беззаботно затоптанной мамлюками. Он образовал войско, создал флот, призвал к берегам Нила тактику и промышленность Запада, накопил миллионы и устроил правительственную власть, которая до него была расхищена тысячами мелочных деспотов.

Между тем все акты правительственной его системы, все направление его способностей, как и самая война его противу султана, обнаруживали в нем пашу турецкого, а не поборника арабской народности. Арабов он чуждается и питает к ним закоснелое презрение старинного турка к их племени и всю недоверчивость вооруженного гостя среди народа враждебного. Неслыханными насильствами забрал он в строевую службу всех статных феллахов Египта. По истощении Египта он нарядил за рекрутами экспедицию в Сеннар, где старший сын его Исмаил-паша в 1821 г. своими жестокостями привел в отчаяние несчастных негров и был жертвой их бунта. Затем наездами в Нубию и Абиссинию Мухаммед Али захватил сколько мог черных невольников, которыми испещрен фронт египетской армии. Во флот наряжал он народонаселение нильского берега и безжалостно исторгал от семейств детей десятилетних для работ в арсенале и на заводах. Таким образом он составил огромную армию и красивый флот, далеко не соразмерные нормальным средствам края, безусловно им управляемого.