Читать онлайн «Почему РФ – не Россия». Страница 57

В этих условиях его лозунг «Больше стабильности!» неминуемо означал «Больше советскости!». Стабилизация была ему необходима для предотвращения любых действительных перемен, которые по большому счету могли быть направлены только в одну сторону — в сторону изживания коммунистической идеологии. Поэтому режим, с одной стороны, стремился законсервировать советскую государственно-политическую традицию, а с другой — создать впечатление, что эта традиция уже была ликвидирована в августе 1991 г., и, следовательно, никакой другой «контрреволюции» больше не требуется, и даже помышлять об этом не должно (тогда как для возвращения страны на путь её естественного развития совершенно была вполне ясна как раз необходимость осуществления подлинной контрреволюции, и прежде всего — установления однозначной оценки большевистского переворота как величайшей катастрофы в истории страны, а советского режима — как незаконного и преступного по своей сути на всех этапах его существования). Таким образом национал-большевизм в 90-х годах находил выражение в идеологии не только коммунистов, но и формально противостоящего им режима, который, с одной стороны, объективно оставался советским, а с другой — испытывал потребность опереться на российскую традицию. Власти явно проигрывали в этом своему сопернику — национал-большевистской оппозиции, но обе стороны в равной мере постулировали тезис о «единстве нашего исторического наследия», то есть о советском режиме, как законном наследнике и продолжателе исторической России (именно этот взгляд был в свое время зафиксирован в пресловутом «Договоре о гражданском согласии»).

В этом смысле чрезвычайно показательно, что памятники коммунистического правления рассматривались не как заурядное пропагандистское наследие прежнего режима, от которого было просто недосуг избавиться, а совершенно официально почитались как национальные реликвии, и что эти изваяния (которых особенно много появилось во второй половине 60-х годов — к круглым юбилеям Ленина и октябрьского переворота) имеют такой же статус («памятники культуры»), как кремлевские соборы или Пушкинский заповедник. К этой же категории относятся многие сотни «памятных мест», связанных с пребыванием (хотя бы и самым кратковременным) всевозможных «борцов с царизмом» и «участников установления советской власти» (и даже их родственников). Причем среди советских «реликвий», занесенных в охранные списки, попадаются совсем уж странные — даже не здания, а именно «места», например, такие «памятники»: «Место усадьбы, где жила и умерла Ульянова М.А.», «Место дачи Бонч-Бруевича В.Д., где в июне 1917 г. отдыхал Ленин В.И.», «Место дома, где в 1887 г. жила Крупская Н.К.», «Место дома, где в апреле 1919 г. жил Чапаев В.И.», «Место гибели пионера Павлика Морозова», «Стела — памятный знак о пребывании здесь на отдыхе 15–16 мая 1920 г. Ленина В.И.» и т.д. Еще больше, конечно, зданий, разумеется, и всех тех мест, где хоть раз ступала нога Ленина.

Для уяснения культурно-идеологической политики властей этого времени весьма любопытен президентский указ от 5 мая 1997 г. «Об уточнении состава объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения», причиной появления которого стала нехватка средств, вследствие чего бюджет пришлось избавлять от расходов на содержание значительной части памятников истории и культуры. Приложения к указу представляли списки этих памятников, причем, если одни полностью утрачивали статус охраняемых объектов и могли быть при желании уничтожены (список №1), то другие требовалось сохранять за счет средств местных бюджетов (список №2). Указом было исключено из федеральных списков в общей сложности 1 160 объектов. В том числе 362 археологических — городища, селища, могильники, курганы, стоянки, поселения, мегалитические постройки и др. (учитывая, что большинство из них представляют собой целые комплексы, общее их число превышает 2 100), 284 памятника гражданской архитектуры от средневековья до XIX в. — крепости, жилые и административные здания, усадьбы и др. (всего 481 сооружение), 57 церквей и монастырских комплексов (всего 69 построек) и 456 памятников советско-коммунистического характера (в т.ч. 196 зданий, связанных с революционной деятельностью). При этом из них предназначено к сохранению в качестве «памятников истории и культуры»: археологических — 1 (0,3%), церквей — 18 (31,6%), памятников гражданской архитектуры — 223 (78,5%), советско-коммунистических памятников — 396 (86,8%), причем среди последних особо трогательная забота проявлена именно к изваяниям коммунистических вождей и памятникам советской эпохи, которых сохраняется 237 из 260 (91,2%) — это наивысшая доля среди всех групп (зданий дореволюционной постройки, связанных с памятью о революционерах, сохранено 159 (81,1%). Таким образом, если в общем числе упомянутых в указе памятников советско-коммунистические составляли 39,3%, то среди сохраняемых — более половины — 62,1%. Характерно, что в числе полностью лишаемых охраняемого статуса встречались церкви и гражданские сооружения даже первой половины XVII в., тогда как охране подлежали все советские изваяния тридцатилетней давности (те 2–3, которые попали в список №1 — это уже не существующие, уничтоженные населением в 1991–92 гг.). Собственно, сохранялось практически все советское наследие, так как почти все из немногочисленных памятников революционного и советского характера, попавшие в список №1, это либо уже поврежденные «явочным порядком» мешавшие при строительстве объекты, либо чисто символические «места», о которых упоминалось выше. Список намеченных к дальнейшему сохранению «памятников культуры» выглядел весьма впечатляющим. «Дом, где в 1920 г. происходило совещание большевиков Кавказа», «Школа, где учился герой гражданской войны Чапаев В.И.», «Дом, где в 1917 г. жил в ссылке Сталин И.В.», «Дом, в который в 1897–1898 гг. на адрес С.М. Фридман приходили посылки для Ленина В.И.», «Дом, где в 1900 г. останавливались Ленин В.И. и Крупская Н.К.», «Дом, где в 1910 г. проходила конференция Иваново-Вознесенского союза РСДРП», «Фабрика табачная, где в 1898 г. работал революционер Дзержинский Ф.Э.», «Дом, где в 1899 г. жил революционер Бауман Н.Э.», «Дом, где в июне 1900 г. состоялось собрание социал-демократов при участии Ленина В.И.» (таких четыре в одном Нижнем Новгороде), «Дом, где 2 февраля 1905 г. были арестованы революционеры-подпольщики», и т.д. и т.п. Ну и конечно, бесконечные «Памятник Ленину В.И.» — Майкоп, Уфа, Нальчик, Сыктывкар, Саранск, Рузаевка, — полный список областных и районных центров и даже более мелких населенных пунктов. Кстати, в списке сохраняемых значился и… памятник Дзержинскому, с такой помпой скинутый с пьедестала в августе 1991 г. Снесенные тогда памятники Дзержинскому, Свердлову, Калинину, Ленину (в Кремле) были просто перемещены в парк на Крымском валу, позади «Президент-отеля» и охранялись как культурное наследие в ожидании восстановления на прежних местах. В немногих местах, где сгоряча памятники сняли, наметилась тенденция к их возвращению (например, в Рязани бронзовый Ленин, отлежавшись на задворках несколько лет, занял свое прежнее место, во Владивостоке было принято решение восстановить памятник Дзержинскому), привычны стали газетные заметки такого рода: «В уральском городе Ирбит торжественно открыт памятник Ленину. Шесть лет назад он был снят с пьедестала. Энтузиасты отреставрировали его и водрузили на прежнее место, снабдив новой ленинской цитатой: «Классовая борьба продолжается, и наша задача — подчинить все интересы этой борьбе». Если ряд второстепенных памятников, статус которых из-за нехватки средств был несколько понижен, то все главные «реликвии» советского режима — и наиболее известные скульптуры «вождей», и «ленинские мемориальные места» в Смольном, Шушенском, Горках и др., и масса монументов «героям революции и гражданской войны» остались «памятниками истории и культуры общероссийского значения».

Крупнейшие регионы так и остались Ленинградской, Свердловской (тут не повлияло даже переименование городов; военный округ тоже, естественно, остался Ленинградским), Ульяновской, Кировской областями. Имена врагов и разрушителей исторической России на её бывшей территории продолжали носить более 100 только относительно крупных населенных пунктов (городов и поселков городского типа), не считая многочисленных сел и деревень. Среди них есть, конечно, города Маркс и Энгельс, 13 в разных вариациях связано с именем Ульянова-Ленина, 10 — Кирова, 5 — Дзержинского, 4 — Орджоникидзе, 3 — Куйбышева, 3 — Калинина, 2 — Володарского, а также Свердлова, Буденного, Чапаева, Фрунзе, Фурманова, Щорса, Киквидзе, Котовского, Кингисеппа, Тутаева и т.д. и т.п. Кроме того, 7 именуются в честь Октябрьского переворота, столько же — в честь Советов, ещё 7 — Красной армии и Красной гвардии, 5 — комсомола, ещё десятки — в честь коммунистических праздников и т.д. Топонимия любого города сохранила полный набор имен из большевистских «святцев» (главная — обычно Ленина, затем — Свердлова, Калинина, Кирова, Фрунзе, Дэержинского и т.д., вплоть до Урицкого и III Интернационала), продолжали стоять памятники «борцам за советскую власть», функционировать посвященные им мемориалы, в законах все так же фигурировали льготы «участникам гражданской войны» (их действия признавались «операциями по защите страны»), «старые большевики» и их потомки продолжали благоденствовать на шикарных дачах и в квартирах самых престижных домов, предприятия, учреждения, колхозы продолжали носить названия типа «Заря коммунизма», «Ленинский путь» и т.п. В официозной печати даже в самые первые годы после «смены власти» отношение к «ленинской гвардии» оставалось вполне примирительным, «Российская газета» помещала большие статьи в честь юбилеев её членов.