Читать онлайн «Мы – русские! С нами Бог!». Страница 3

По роду своей деятельности я беседовал на эти темы с будущим патриархом Кириллом, который как раз и высказал в эфире программы «Воскресный вечер» мысль о выборе пути и историческом перекрестке 1612 года. Мы могли выбрать возможность создания моноэтнического государства и превратиться в нашего соседа – Польшу. Однако Господь повел нас по пути тернистому, но славному, где многие слились в единое и единое оказалось великим.

Так кто же такие русские? Что это за странное образование на Земле – единственный народ, который называет себя именем прилагательным? К чему мы прилагаемся? Простейший ответ, что русский – это не национальность, а гражданство, не вызывает удовлетворения ни у кого. Причин множество. Одну из них впоследствии мы рассмотрим чуть подробнее – она не лежит на поверхности, но подсознательно провоцирует обиду и вражду.

Когда беседуешь с человеком иной крови, он не без гордости рассказывает о прошлом народа или народов, к которым относятся его предки, и таким образом тоже оказывается вправе претендовать на принадлежность к великой общей истории. Позволю себе непопулярный, но, тем не менее, правомерный пример – грузины, армяне, литовцы, украинцы и прочие некогда братские народы, давшие множество героев Великой Отечественной войны. Каждый из представителей этих национальностей может гордиться как общей историей нашей Родины, так и конкретной историей своего народа и его историческим путем.

У русского человека, не имеющего столь ярко выраженной иной этнической окраски, такой возможности нет – из-за чего он невольно оказывается лишен одного или нескольких этно-исторических измерений. Кроме того, можно вспомнить, что в советское время подчеркивать свою русскость было не то чтобы неприлично, но как-то не принято. Разнообразные праздники народной культуры посвящались, как правило, жителям национальных республик или обитателям отдельных областей России – Ярославской, Архангельской, Ростовской и т. д., – но практически никогда русским как таковым. Конечно, это не более чем условность, но условность между тем опасная, подводящая людей к элементарному выводу: раз так, то извольте жить там, где, как вы считаете, и есть ваши корни, а наши корни здесь. Хотя понять, где же именно находится это «здесь» в случае с русским народом, крайне непросто – и не случайно.

Даже сердце современной Руси (которым, конечно, не являются и никогда не являлись ни Киев, ни Петербург во всех вариантах его наименования, ни Новгород – только Москва) носит неславянское имя и стоит не на славянской земле. Согнали мы отсюда угро-финские племена, и остались от них лишь названия географических мест. Ничего необычного в этом нет: вряд ли можно найти на Земле хоть уголок, где какой-либо народ проживал бы с первого дня и до нынешнего, не переселяясь и не перемешиваясь с другими. Дело в другом: создание и расцвет великих империй навсегда скрепляют в сознании людей территорию империи и название народа, ее создавшего. Скажем, навсегда для нас в Египте будут жить египтяне, хотя ни капли крови создателей пирамид не найти в нынешних арабах – гражданах египетского государства. Так и русский человек, родившийся в Сибири, вряд ли вспомнит о племенах, проживавших на этих землях за тысячелетия до покорения их Ермаком.

Кроме всего прочего, необходимо учитывать и услужливую работу коллективной памяти. Как отдельным людям присуща способность забывать болезненные и разрушительные моменты своей жизни и выстраивать в сознании благостную картинку со щадящей ролью субъекта в произошедшем, так и народам свойственно создавать мифы вокруг неприглядных эпизодов прошлого, выискивая оправдания, перекладывая вину на других или вовсе стирая печальный этап истории из памяти.

Так, для меня стало открытием, что до прихода в Киев варягов этот город был отнюдь не самостоятельной столицей, а хоть и довольно развитым, но тем не менее вассалом мощного государства Хазарского. Дань хазарам киевляне платили регулярно, а варягов позвали, потому что те просили меньше денег за покровительство – ситуация довольно близкая к истории многих бизнесов середины 90-х, находившихся в вечном поиске компромисса между стоимостью покровительства и его эффективностью. Что ж, как в древние, так и в недавние времена «крышевание» по своей сути было и остается довольно криминальным занятием.

Особую пикантность ситуации добавляет тот факт, что руководители Хазарского каганата были иудеями – правда, не по крови, а по вероисповеданию. Да, исторические изыскания, выдвигающие такие теории, сейчас можно оспорить. История – послушная наука, она умеет находить подтверждение политически верным выводам в соответствии с поставленными задачами. На наших с вами глазах уже несколько городов прибавили по паре сотен лет в возрасте и сами могут теперь запросто претендовать на звание древней столицы и матери городов русских. Впрочем, я уверен, что никому не пришло бы в голову оспаривать первенство Киева, если бы не изменившаяся политическая обстановка.

Удивительно, но практически никто не отвечает на вопрос, каким образом мать городов русских – кстати, это название является абсолютной калькой с греческого «метрополия» – превратилась в столицу откровенно недружественного соседнего государства, населенного некогда братским и любимым народом. Исторический ответ, конечно, есть, хотя лично для меня самосознание украинца – вопрос открытый. Кроме того, мне кажется, что этот этнос находится пока в стадии формирования, да и основные кризисы у Украины еще впереди. Дело в том, что в западных и восточных областях Украины проживают носители столь разных культур, ментальности, языка и исторического опыта, что обеспечение их эффективного сосуществования в едином государстве потребует беспрецедентных усилий от власти, которая пока с ситуацией не справляется. Проблемы Крыма и Севастополя, при всей их сложности, представляют собой гораздо менее серьезную опасность в сравнении с возможными последствиями ментального водораздела между Львовом и Харьковом.

Однажды я беседовал с замечательным журналистом Игорем Свинаренко, остроумным, веселым человеком, осознанно развивающим в своей речи украинский акцент, поскольку с какого-то момента быть украинцем среди демократов стало модным – этакий оранжевый орден свободы, дарованный по рождению. Говорили мы с ним об украинской литературе. Как обычно, после Леси Украинки и Тараса Шевченко возник вопрос о национальной принадлежности Гоголя. Пан Свинаренко настаивал на том, что Николай Васильевич – великий украинский писатель, я же просил его в доказательство тезиса привести хотя бы одно значимое литературное произведение Гоголя, написанное на рiдной мове.

Нетрудно догадаться, что беседа тут же закончилась. Гоголю и в голову не пришла бы идея (в Российской империи XIX века!), что он не русский, а малорусский писатель. Уж точно он не стал бы загонять себя в какие-то рамки, связанные с местом своего рождения. Ведь никто не станет на полном серьезе утверждать, что Лев Николаевич Толстой – великий калужский писатель. Конечно нет – русский и только русский.

Почему я уверен в грядущих проблемах Украины? Потому что, как показывает опыт формирования российского народа, необходимым, но не достаточным условием единения является общее историческое переживание. Таковым, бесспорно, являлась в XX веке Великая Отечественная война. Предвижу вопрос о горькой судьбе Советского Союза. Что ж, в дальнейшем я еще неоднократно буду обращаться как к теме Великой Отечественной войны, так и к советской теме; сейчас же отмечу, что, по моему мнению, для формирования советского народа как единой исторической общности, как это высокопарно называлось в материалах съездов, война действительно сыграла самую важную, неоценимую роль, навсегда отделив народы-освободители от народов-поработителей. У новой исторической общности мог бы быть шанс, однако общественные процессы распорядились по-иному, и Советскому Союзу не довелось пройти по пути тысячелетней Китайской империи, перемоловшей многие народы сперва в единых подданных императора, а после – с той же эффективностью – в единых сторонников Мао. Не могу сказать, что грущу по социализму, однако многое из советского прошлого не мешало бы и учесть. Не следует забывать, в частности, что фальшивая, насаждаемая сверху дружба народов куда лучше для государства и его граждан, чем искренний национал-шовинизм.

Недальновидность украинских политиков, пытающихся всеми силами найти отличия их государства от России, привела к губительному пересмотру моральных оценок войны. Возвеличивание националистов, сражавшихся против Красной Армии, вызвало колоссальный рост напряженности между западом страны – про-бендеровским, исторически проигравшим, и востоком – народом-победителем, в своих оценках солидарным с Россией и не желающим воспевать врагов человечности. Могу предполагать, что Украине будет крайне сложно изжить этот разрыв, тем более что пока политика государства направлена скорее на раскол, чем на примирение.