Читать онлайн «Теория праздного класса». Страница 23

Та часть достопочтенной праздной жизни, которая проводится не на глазах у зрителей, лишь в той мере может служить поддержанию репутации, в какой она приводит к осязаемым, наглядным результатам, которые можно сравнить и соизмерить с результатами такого же рода, предъявляемыми соперничающими соискателями почета. Подобные явления в области праздного поведения, умение себя держать и прочее логически вытекают просто из постоянного воздержания от труда, даже когда субъект не задумывается о сути дела, усердно проникаясь духом праздной власти и состоятельности. Особенно верным представляется тот факт, что праздная жизнь, продолжающаяся таким образом в течение нескольких поколений, будет оказывать постоянное, прослеживаемое действие на личность конкретного индивида, а еще более — на его привычное поведение, манеру себя держать. Однако можно придать еще больше совершенства всей той опытности в соблюдении декорума, что приходит в результате пассивного усвоения привычки, а также всему тому, что указывает на накопленный поколениями опыт праздной жизни. Для этого нужно заботливо и усердно приобретать признаки достопочтенной праздности, а затем энергично и систематически демонстрировать эти побочные признаки освобожденности от работы. Попросту говоря, это тот момент, в котором достижению благопристойной опытности в приличиях праздного класса могут существенно содействовать прилежные усилия и денежные расходы. И наоборот, чем больше степень опытности и чем очевиднее высокая степень усвоения привычки следовать тому, что не служит никакой прибыльной или какой другой полезной цели, тем значительнее потребление времени и денег, подразумеваемое как необходимое для приобретения нужных навыков, и тем значительнее создающееся в результате доброе имя. В условиях соперничества за совершенное овладение хорошими манерами развитие необходимых навыков отнимает немало усилий; отдельные элементы благопристойности развиваются во всеохватывающий порядок, подчинение которому требуется от всех, кто хочет считаться безупречным в смысле репутации. И следовательно, с другой стороны, та демонстративная праздность, которая способствует развитию хороших манер, превращается постепенно в старательные упражнения по умению держать себя, в воспитание вкуса, т. е. в умение разбираться в том, какие предметы потребления отвечают приличию и. каковы отвечающие приличию способы их потребления.

В этой связи стоит обратить внимание на то обстоятельство, что в преднамеренном производстве культурного класса использовалась возможность выработки в человеке, в его поведении патологических и других индивидуальных особенностей путем тонкого имитирования и систематической тренировки, что часто сопровождалось очень благоприятным результатом. Таким образом, в процессе развития того, что попросту называется снобизмом, в значительном ряде случаев в семьях и родословных достигается «синкопированное» благородное воспитание, ускоренная эволюция знатного происхождения. Это «синкопированное» благородное происхождение приводит к тому, что среди факторов, определяющих положение праздного класса в обществе, знатное происхождение никоим образом не уступает другим факторам, которые, быть может, соответствуют и более долгой, но не столь энергичной подготовке в соблюдении денежных приличий.

Наблюдается, далее, соизмеримая степень соответствия признаваемому в данное время обществом кодексу щепетильных особенностей в отношении приличествующих способов и средств потребления. В этом отношении можно сопоставить различия между двумя людьми в степени соответствия идеалу, можно также с некоторой степенью точности сортировать людей, ранжируя их по шкале хороших манер и воспитанности. В этом отношении оказание почтения производится обычно слепо, на основании соответствия принятым канонам вкуса и без сознательного учета денежного положения или степени праздности, в которой живет какой-либо данный кандидат в почтенные люди; однако каноны благовоспитанности, согласно которым производится такая оценка, находятся в постоянном подчинении закону демонстративной праздности, на самом-деле претерпевая постоянные изменения и подвергаясь пересмотру для приведения в тесное согласие с его требованиями. Так что, хотя непосредственное основание для различий и может быть иным, все-таки общим принципом благовоспитанности и ее испытанной пробой является требование существенного и очевидного расхода времени. В пределах этого принципа может наблюдаться значительный диапазон отклонений, однако это — видоизменения формы выражения, а не содержания.

Разумеется, учтивость в повседневном общении в немалой степени является непосредственным выражением внимательного и доброжелательного расположения, и этот элемент поведения большей частью не требует отыскания каких-либо скрытых оснований почтения, объясняющих как его наличие, так и одобрительное к нему отношение. Однако нельзя сказать то же самое о кодексе приличий. Последние являются выражением общественного положения. Всякому небезразличному человеку, разумеется, достаточно ясно, что наше поведение по отношению к прислуге и другим занимающим в денежном отношении более низкое и зависимое положение — это поведение члена общества, занимающего по состоянию более высокое положение, хотя нередко проявление статуса сильно видоизменяется, смягчаясь по сравнению с первоначальным выражением неприкрытого господства. Подобным образом наше поведение по отношению к тем, кто стоит выше, а в значительной мере и к тем, кто занимает равное положение, выражает более или менее традиционное отношение подчиненности. Покажите такого благородного господина или госпожу, чье властное поведение, свидетельствуя о господстве и независимости их экономического положения, вызывало бы у нас в то же время столь же убедительное ощущение доброты и справедливости. Именно среди представителей того праздного слоя, который занимает самое высокое положение и с кем мало кто может сравниться, следование приличиям находит свое самое полное и зрелое выражение. Именно этот наивысший слой придает правилам приличия ту окончательную формулировку, в которой они служат законом поведения для более низших слоев. И здесь также кодекс поведения самым очевидным образом связан с достойным положением в обществе, демонстрируя со всей ясностью, что это положение несовместимо со всякой грубой производительной работой. Божественная самоуверенность и властное самодовольство, подобные тем, которыми обладает человек, привыкший требовать подчинения, не тревожась о дне грядущем, даются от рождения и являются мерилом оценки благородного господина, достойного своего высокого положения; а по общему представлению, даже более того, такая манера поведения принимается как качество, присущее превосходящему достоинству, перед которым низкорожденный простолюдин счастлив склониться и уступить.

Как отмечалось ранее, есть основания полагать, что институт собственности зарождался с возникновением собственности на людей, главным образом — женщин. Побуждениями к приобретению такой собственности, очевидно, были: 1) наклонность к господству и принуждению; 2) возможность использования этих людей в качестве доказательства доблести их владельца; 3) полезность их услужения.

Личное услужение занимает особое место в экономическом развитии общества. На протяжении квазимиролюбивой производственной стадии, и особенно во время раннего развития производства в рамках этой стадии, полезность услужения людей представляется обыкновенно господствующим стимулом к приобретению людей в собственность. Прислуга ценится за ее службу. Однако этот мотив становится господствующим не за счет снижения собственной значимости двух других факторов полезности прислуги. Увеличение полезности последнего из названных назначений слуг, скорее, связано с изменением условий общественной жизни. Рабы, в частности женщины, высоко ценятся в качестве свидетельства состояния и в качестве средства накопления богатства. Наряду со скотом, если это пастушеское племя, они представляют собой обычную форму вложения средств для извлечения выгоды. Женщины-рабы могут настолько определять характер экономической жизни общества в условиях квазимиролюбивой культуры, что у некоторых народов, стоящих на этой стадии развития, женщина становится единицей стоимости — как, например, во времена Гомера. Там, где дело обстоит так, можно не сомневаться, что основой системы производства будет подневольное рабство и что рабами обычно будут женщины. Общественным отношением, до основания пронизывающим такую систему, является отношение хозяина и слуги. Общепринятым свидетельством состояния выступает владение большим числом женщин, а вскоре также и другими рабами, занятыми обслуживанием особы своего господина и производством для него материальных ценностей.