Читать онлайн «Интервенция и Гражданская война». Страница 75

Оценки причин поражения неудавшейся диктатуры Корнилова зачастую страдают непониманием законов развития общества. Так, меньшевик В. Войтинский наивно писал: «К сожалению, Корнилов не был «слеплен» из материала, из которого история делает Цезарей и Наполеонов»982. Английский посол Бьюкенен, прожив в России долгие годы, так ничего и не понял об этой стране или не хотел понимать: «Выступление Корнилова с самого начала было отмечено почти детской неспособностью его организаторов».

Корниловский мятеж был обречен по другой причине. Шульгин писал: «По призыву ЦК РСДРП (б) 27 августа против мятежников выступили солдаты революционных частей, моряки Балтийского флота, красногвардейцы. За три дня в отряды Красной гвардии записалось более 15 тыс. рабочих»983. Милюков свидетельствует: «Борьба с войсками ген. Корнилова закончилась без единого выстрела. Вопрос был решен не столько… стратегическими или тактическими успехами правительственных или корниловских войск. Вопрос решили… не полководцы, а солдаты»984. Тот же В. Войтинский констатировал: «…Казаки не хотели идти за ген. Корниловым против петроградских солдат и рабочих – и не пошли – этим исчерпывается реальное содержание корниловской эпопеи»983.

После сдачи Корнилова Верховным главнокомандующим стал сам Керенский. Развал армии пошел уже полным ходом. Прежние войсковые комитеты казались солдатам слишком «правыми». «Везде начали самочинно возникать «революционные трибуналы», переименовавшиеся вскоре в военно-революционные комитеты, в состав которых вошли по преимуществу лица крайне левого направления и в еще большей мере авантюристы, собиравшиеся половить в замутившейся воде рыбку и сделать революционную карьеру»986. «В стране творилось нечто невообразимое. Газеты того времени переполнены ежедневными сообщениями с мест под много говорящими заголовками: «Анархия», «Беспорядки», «Погромы», «Самосуды» и т. д. Министр Прокопович поведал Совету Российской республики, что не только в городах, но и над армией висит зловещий призрак голода, ибо между местами закупок хлеба и фронтом все пространство объято анархией, и нет сил преодолеть его. На всех железных дорогах, на всех водных путях идут разбои и грабежи. Так, в караванах с хлебом, шедших по Мариинской системе в Петроград, по пути разграблено крестьянами при сочувствии или непротивлении военной стражи сто тысяч пудов из двухсот. Статистика военного министерства за одну неделю только в тыловых войсках и только как исключительные события давала 24 погрома, 24 «самочинных выступления» и 16 «усмирений вооруженной силой». В особенности страшно страдала прифронтовая полоса. Начальник Кавказской туземной дивизии в таких, например, черных красках рисовал положение Подольской губернии, где стояли на охране его части: «Теперь нет сил дольше бороться с народом, у которого нет ни совести, ни стыда. Проходящие воинские части сметают все, уничтожают посевы, скот, птицу, разбивают казенные склады спирта, напиваются, поджигают дома, громят не только помещичьи, но и крестьянские имения. В каждом селе развито винокурение, с которым нет возможности бороться из-за массы дезертиров. Самая плодородная страна – Подолия – погибает. Скоро останется голая земля»987.

Деникин констатировал: «Народ интересовался реальными ценностями, проявлял глубокое безразличие к вопросам государственного устройства и, видя ежечасное ухудшение своего правового и хозяйственного положения, роптал и глухо волновался. Народ хотел хлеба и мира… распад всей государственной жизни с каждым днем становился все более угрожающим… Все первопричины разрухи оставались в силе, и лишь элемент времени расширил и углубил ее проявления»988. В это время Бьюкенен с раздражением писал: «Военный министр Верховский подал в отставку. Он всегда заявлял, что, для того чтобы удержать войска в окопах, им необходимо сказать, за что они воюют, и что, следовательно, мы должны опубликовать свои условия мира и возложить ответственность за продолжение войны на германцев. На последнем заседании президиума Совета Республики вчера ночью он, по-видимому, окончательно потерял голову и заявил, что Россия должна немедленно заключить мир и что когда мир будет заключей, то должен быть назначен военный диктатор для обеспечения поддержания порядка»989.

Союзники, почувствовав слабость власти Керенского и осознав провал попытки установления «военной диктатуры», сразу же предъявили свои «векселя» на выданные России кредиты: «26 сентября к министру-председателю явились посланники Англии, Франции и Италии и обратились к нему с коллективным заявлением от имени своих держав, что «общественное мнение их стран требует отчета у правительств по поводу материальной помощи, оказанной России; что русское правительство должно доказать свое стремление использовать все средства, чтобы восстановить дисциплину и истинный воинский дух в армии»990.

Настроения самого Керенского передавал Милюков в своих воспоминаниях: «Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти. Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно: уйти!» И «с разочарованным видом он сходит со сцены». Французский посол Палеолог пишет в недоумении: «Мне хочется ему ответить, что когда страна находится на краю бездны, то долг правительства – не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать страну от падения в бездну»991. Гревс скептически оценивал «тот факт, что правительство Керенского – либеральное и частью социалистическое – оказалось способно оставаться у власти только 8 месяцев, ясно показывает, что русским было предназначено иметь или автократическое, или крайнее социалистическое правительство»992.

В. Ленин писал в то время: «Либо диктатура Корнилова (если взять его за русский тип буржуазного Кавеньяка), либо диктатура пролетариата – об ином выходе для страны, проделывающей необычайно быстрое развитие с необычайно крутыми поворотами, при отчаянной разрухе, созданной мучительнейшей из войн, не может быть и речи. Все средние решения – либо обман народа буржуазией, которая не может сказать правды, не может сказать, что ей нужен Корнилов, либо тупость мелкобуржуазных демократов, Черновых, Церетели и Мартовых с их болтовней о единстве демократии, диктатуре демократии, общедемократическом фронте и т. п. чепухе. Кого даже ход русской революции 1917-1918 годов не научил тому, что невозможны средние решения, на того надо махнуть рукой»993.

Меньшевик А. Мартынов, находившийся в гуще событий, приходил к подтверждению правильности тезисов своего оппонента: «Каждый раз, когда новая мутная волна бандитизма нас захлестывала… я приходил к убеждению, что в одном пункте мы, меньшевики, были совершенно слепы, что наш меньшевистский взгляд на демократию и диктатуру в эпоху революции есть взгляд маниловский, кабинетный, безжизненно-доктринерский. Когда я очутился на Украине, в самой гуще Гражданской войны, в самом пламени бушующих народных стихий, суровые факты действительности безжалостно разрушали мои старые парламентско-демократические схемы…»994

Теория диктатуры I

IТеория диктатуры не исчерпывается нижеприведенными рассуждениями, к ней мы еще вернемся в следующих томах «Тенденций».

Прежде чем идти дальше, нам на время необходимо отвлечься от истории и дать место политэкономии, которая поможет нам разобраться в происходивших событиях.

Словари дают определение ДИКТАТУРЫ (лат. dictatura – неограниченная власть) как осуществлению власти в государстве недемократическими методами – авторитарный политический режим. Диктатуре противопоставляется демократия, как власть народа. Но определения не дают понимания их природы. Поэтому на практике природу диктатуры и демократии нередко отдают на откуп склонности отдельных народов или партий к тому или иному типу власти. Такой субъективистский подход вполне отражает расистскую теорию неполноценности той или иной расы или социальной группы.

Объективный подход требует указать на силы, которые приводят к той или иной форме власти, т. е. написать формулу демократии. И здесь мы снова обратимся к графику, подробное обоснование которому было дано в первом томе «Тенденций». В соответствии с предложенной теорией государство может существовать лишь в ограниченном секторе графика, за его границами начинается его Анархия – распад и самоуничтожение. «Защитную» функцию в данном случае выполняют жесткие мобилизационные, диктаторские режимы. Сектор, в котором находится Демократия, находится между двумя диктатурами. Т. е. Диктатура, в данном случае, это не что иное, как форма мобилизации власти [Цели мобилизации власти могут быть различными и являться как защитной реакцией на неблагоприятные условия, так и прямо противоположной – узурпацией экономической или политической власти].