Читать онлайн «Информационные войны. Новый инструмент политики». Страница 33

Усиленно продвигается вперед концепция сетевых войн. На нее первыми обратили внимание Аркилла и Ронфельдт, подчеркивая, что именно этот тип войны станет основным на ближайшие десятилетия[330].

Все это связано с развитием информационных технологий. Можно увидеть следующие различия. Если иерархии строятся на интенсиве вертикальной коммуникации, то сети — на интенсиве коммуникаций горизонтальных. Если иерархии базируются на монологе, то сети — на диалоге. Именно отсюда ведут свое начало безлидерские качества сети. Подчеркнем также, что Майдан-2014 демонстрирует не просто безлидерские качества, а и нежелание имеющихся структур подчиняться «чужим» лидерам. Отсюда и возникает слабая предсказуемость того, что будет происходить завтра.

Аркилла и Ронфельдт также подчеркивают, что некоторые битвы будут иметь место в инфосфере и киберсфере, но физическое пространство все равно остается основным и в конфликтах информационного века. Они считают, что уамериканцев есть неправильная тенденция рассматривать современный конфликт как технологический, хотя для него более важны аспекты организации и доктрины. В этом плане социальная сетевая война это война скорее лидера сапастистов субкоманданте Маркоса, чем война компьютерного хакера Кевина Митника. Субкоманданте Маркос (см. о нем[331],[332],[333]), Кстати, считает, что сегодня мы имеем дело с четвертой мировой войной после третьей (холодной)[334].

Четвертую мировую войну он видит как войну между финансовыми центрами[335]. А глобализацию трактует как проникновение финансового мышления во все сферы жизни. Первой жертвой этой войны становятся национальные рынки. Эта война заставляет государства-нации пересматривать свою идентичность.

Маркос четко описывает современную ситуацию такими словами: «Сын (неолиберализм) пожирает отца (национальный капитал), а в этом процессе разрушает лживость капиталистической идеологии: в новом мировом порядке нет ни демократии, ни свободы, как нет ни равенства, ни братства. Планетарная сцена трансформировалась в новое поле битвы, где правит хаос». (об управлении с помощью хаоса см.[336],[337],[338], см. также мнение Маркоса по поводу 20-летия сапатистского восстания[339]).

В случае сапатистского движения в Мексике Ронфельдт и Аркилла выделят три задействованных в ней социальных слоя[340]: индейцы как база, хорошо образованные руководители, которые не имеют индейских корней, представители мексиканских и международных неправительственных организаций. И именно последний слой и создал феномен сапатистского движения, поскольку вывел его на международный уровень

И этот аспект опоры на поддержку извне описывается еще следующим образом[341]: «Спектр сетевой войны включает также новое поколение революционеров, радикалов и активистов, которые начинают создавать идеологию информационного века, где идентичность и преданность может смещаться от уровня национального государства к транснациональному уровню «глобального гражданского общества».

Не только протестные движения успешно овладели инструментарием сетевой войны. Военные увидели в сетевой войне в качестве главного преимущества сокращение времени на принятие решений[342]. И тоже взяли ее на вооружение, понимая, что если перед тобой сетевой противник, то победу может принести только инструментарий сетевой войны.

На сегодня можно констатировать, что сложившаяся академическая традиция слабо двигает вперед теорию информационных войн. Более того, можно даже сказать, что развитие этой теории даже в определенной степени замедлилось. Причины этого, как нам представляется, можно выделить в следующем виде:

• в этой сфере преобладают практики, а они слабо интересуются написанием теорий,

• прошло устаревание первой группы исследователей, а им не смену никто не пришел,

• для американцев существенно то, что разные ведомства видят эту сферу по-разному, опираясь на разную терминологию (например, министерство обороны или госдепартамент), что в результате также ведет к отсутствию единого подхода,

• эта сфера находится в режиме секретности, поэтому определенный поток текстов не достигает широкой публики,

• недостаточное развитие инструментария социальных наук.

Информационные войны имеют на сегодня более широкое использование, чем осмысление. Но современное постоянное развитие социальных наук вскоре должно изменить эту ситуацию.

Тавистокский институт интенсивно изучается (и обвиняется) в конспирологической литературе (см., например,[343],[344],[345],[346]). Однако нас он будет больше интересовать со стороны создания принципиально новых моделей воздействия.

Институт существует и сегодня (сайт — www.tavinstitute.org). Он был основан в 1946 г., выделившись из Тавистокской клиники, которая была создана после Первой мировой войны для лечения солдат от посттравматического синдрома. Некоторое время с ними сотрудничал даже З. Фрейд. Среди активных участников был и Курт Левин.

В послевоенное время психологи института потрудились на ниве холодной войны. И уже почти в наше время, в 1967 г., Ф. Емери, который был в тот момент директором института, занимавшимся гипнотическим эффектом телевидения, заговорил о новом феномене, проявившимся на рок-концертах. Он назвал это «роящимися подростками», поняв что это может быть использовано для разрушения государств к концу девяностых[347].

И вот как раз конспирологи считают, что этот метод был использован в 1968 г. НАТО для сбрасывания французского президента де Голля (о Франции того периода см.[348],[349]). Кроме Дж. Шарпа и его Института Альберта Эйнштейна проблемами ненасильственных трансформаций интересовался П. Акерман[350],[351]. Акерман финансировал и Институт Альберта Эйнштейна[352].

В своей статье 1967 г. о тех проблемах, которые возникнут перед социальными науками через 30 лет, которая называлась «Ближайшие тридцать лет», Ф. Эмери говорит, что ожидается очень существенная трансформация всех социальных институтов[353], (рассмотрение этой статьи с сегодняшних позиций см. в[354]). Здесь он подчеркивает существование не только простого реагирования на изменения, но и активного формирования нужной социальной среды. Он акцентирует исследования невроза не только в области конформизма, но и в области «бунтарской истерии», которая и была как раз характерной для рок-концертов. В качестве примера упоминаются так называемые «битники». Он цитирует исследования Андраша Андьяла, американского психиатра венгерского происхождения (см. о нем[355]).

Эмери говорит, что невротики, как и художники, могут реагировать на только возникающие тренды, то есть их чувствительность оказывается более высокой. Сегодняшний вариант стремления к индивидуальности может стать завтрашней коллективной целью. В наше время о микротрендах, которые могут стать макротрендами, писал М. Пенн[356],[357]. Он рассматривает их под углом зрения группы людей численностью в один процент, что для Америки составляет значительную цифру в 3 миллиона.

Эмери подчеркивает, что следующие тридцать лет будут характеризоваться тем, что человек будет занят созданием социальных форм и путей выживания, которые смогут быть адаптивными по отношению к турбулентной среде. Выживание является самой важной целью для человека. Его коллега и соавтор Э. Трист также занят тем, что он обозначил как эволюция социотехнических систем[358], (см. о них[359],[360],[361]). Под социотехнической системой понимается взаимодействие социальных и технических средств организации. И тут следует подчеркнуть достаточно важный факт: этот подход получает распространение из-за того, что они стали давать вполне конкретные ответы по более эффективной организации труда. И в такой работе несомненно был заинтересован бизнес.

Историю Тавистока со стороны Тавистока, а не конспирологов можно увидеть в их публикациях[362],[363]. И там индустриальная составляющая их работы представлена достаточно полно.

В своей автобиографии Трист пишет, что наибольшее интеллектуальное влияние на него оказал Э. Сепир[364]: «Концепция культуры Сепира была важна для меня. Она происходила из внутреннего мира индивида и разделялась другими. Она не была фиксированной вещью, которую вы пассивно воспринимали. Вы получали ее активно и избирательно, поэтому никакие два человека не получали ее одинаковой. На меня это все очень повлияло, как и опыт выезда в поле к одному из постдокторантов Сепира в резервацию Навахо».