Читать онлайн «Тюрьма народа». Страница 133

Подобная оргия просто не могла тянуться долго. Похоть была насыщена, и начали проявляться первые признаки жалости. Иногда ухмыляясь, иногда безразлично, иногда чуть удрученно, советские солдаты вернули женщин и девушек, над которыми кончили издеваться. Тех же, которых утащили прочь от грузовиков, больше никто не видел. Остальные падали без чувств на руки отцов и мужей. Они полной мерой хлебнули унижения и страдания, но все это еще не закончилось.

Немцы были согнаны в импровизированный лагерь на лугу. Потом вокруг луга было выстроено кольцо из 30 танков, чтобы организовать охрану на ночь. Советские солдаты снова и снова возвращались к немцам, утаскивая женщин и девочек, которым не могло помочь присутствие мужей и отцов. Насилие продолжалось всю ночь, прекратившись только перед самым рассветом. Женщин притащили назад, как сломанные куклы, когда совки натешились.

Германским солдатам этой ночью пришлось сделать трудный выбор, и многие из них его сделали. Когда первые лучи солнца упали на окруженный танками луг, множество немцев не поднялось. Те из них, у которых было какое-то подобие холодного оружия, перерезали вены своим женам, дочерям и себе. Другие мужчины задушили своих жен и дочерей, после чего повесились на бортах грузовиков. Они предпочли смерть долгому мучительному умиранию" ("Раса-die RASSE" № 5, М., 2000).

Война поделила русских на две неравные части. Одни, отозвавшись на голос Крови, встали под знамя Арийского Освобождения – и сгинули в огне сражений, в чекистских застенках и концлагерях. Другие, большинство, кинулись защищать "родину-острог" и бросили это знамя к основанию азиатского капища, за что и получили глумливое "спасибо" от Сталина на известном кремлевском приеме. Воспитанные мачехой-Евразией, они глумились над своими белыми сестрами в поверженной Германии, как когда-то татары – над русскими женщинами. Скажем прямо: в результате многовекового антиарийского геноцида, ставшего особо масштабным и методичным в эпоху "Новой Хазарии", в основном уцелела наименее качественная в расовом смысле часть белого населения России. Ведь опричники Проекта веками уничтожали лучших русских – наиболее одаренных, благородных, бесстрашных, свободолюбивых. В итоге к началу Войны наше большинство составил генетический отстой, в избытке давший "пушечное мясо" для стратегов типа Жукова, а ныне влачащий полуживотное существование в качестве быдловатого "электората" (немногих же качественных русских успешно домолачивают "молотилки" вроде московского бунта 1993 года или перманентной Чеченской войны). Остались те, к кому вполне приложима характеристика из немецкого издания 1916 года (уже тогда черты будущего "воина-победителя" были вполне различимы): "…С одной стороны у великоросса имеется много положительных, трогательных черт характера, за счет которых он располагает к себе. С другой стороны, часты проявления жестокости и бессовестности, так что невозможно понять, как столь разные черты характера уживаются в одном индивидууме. В русском характере мы находим контраст между меланхолией, чисто славянским благодушием и жестокими кровожадными инстинктами азиатских кочевников. Чтобы понять это противоречие в русском характере, необходимо обратиться к историческому развитию русских. Русский характер обусловлен в своей основе влиянием татарского ига, деспотической формой правления в России и, в первую очередь, крепостным правом. Эти три момента в национальной жизни русских в течение веков оказали чрезвычайно отрицательное воздействие на их характер" ("Война Германии против Советского Союза…").

Тип московита, взращенный Проектом, восторжествовал в русской массе над изначальным типом новгородца и казака.

Но, надеюсь, не окончательно.

"Бублик" и его "дырка"

Еще накануне Войны "хазарская" составляющая Проекта слегка смягчилась, позволив усилиться византийско-московской компоненте. В 1937-38 гг. были физически ликвидированы наиболее одиозные "хазары", включая эмигранта Троцкого. Скорее всего, на это была дана санкция мировой еврейской "закулисы", заинтересованной в том, чтобы СССР сохранялся в качестве эффективного антиевропейского (и прежде всего антигерманского) "молота". "Хазарин" Троцкий не смог бы повести русских против Гитлера. "Византист" Сталин – повел. Ради ликвидации Рейха вполне можно было пожертвовать Зиновьевым, Каменевым и прочими, что "мудрецы" и сделали. Положив на одну чашу весов жизнь кучки "пламенных хазар" и возможные антисемитские "взбрыки" Сталина, а на другую – уничтожение национал-социалистического феномена, "мудрецы" увидели, что перевешивает, несомненно, последнее. Один 1945-й в их глазах перетягивал сотню 1937-х. Кроме того, Сталин хоть и не еврей, но и не русский, "кавказец", так что и в этом смысле "баланс" был соблюден. К тому же, на сталинском горле лежала бериевская "длинная рука", которая при необходимости могла вполне по-византийски надавить на кадык "хозяину" (как это и случилось в 1953-м).

Натиск германских танков произвел на Кагал впечатление столь сильное, что он дал "отмашку" не только "русскому патриотизму", "славянскому братству", но и православию – разумеется, антиарийско-московского пошиба. РПЦ, веками твердившее русским о душеспасительной покорности азиатским властям любого типа, как всегда, с готовностью благословило народ на "священную брань" с Европой. Более того: сергианский агитпроп натравливал русских не просто на "германца-супостата", а на сам символ Расового Освобождения, поднятый немцами – на свастику. В пасхальном послании от 2 апреля 1942 года митрополит Сергий (Страгородский), верный агент Проекта, старательно обличал саму попытку Европы "вместо креста Христова признать своим знаменем языческую свастику", т.е. освободиться от южных, семитских влияний и вернуться к исконным нордическим ценностям. Христианство и коммунизм – две глобалистские доктрины одного азиатского корня быстро сговорились ради подавления "путча арийских богов". Соседство золотых куполов и рубиновых звезд в небе над столицей Евразии, по сути, вполне органично.

Кстати, надо отметить, что гитлеризм был непримирим именно к христианству расхожего типа – к иудо-христианству, но с пониманием относился к попыткам переформулировать евангелие в свете арийской традиции ("нордическое христианство"). Отсюда и то "весьма благосклонное" отношение немцев (особенно командных чинов СС) к русским истинно-православным (катакомбникам), у которых, в свою очередь, "усиленное почитание нацистами свастики… вызывало положительную оценку, ибо в Христианстве гамматический Крест (= свастика) употреблялся с древности" ("Русское православие").

В указанном послании иерочекист Сергий призывал "победу Креста Христова над свастикой" (уже не над "языческой", а просто над свастикой, как вечным символом Расы; впрочем, это не помешало РПЦ спустя полвека канонизировать императрицу Александру – есть ли пределы сергианскому блядству?). Оставим не совести РПЦ противопоставление Креста и Свастики, но каким же "духовным зрением" надо обладать, чтобы в пятиконечной звезде (в христианской традиции – знак антихриста) углядеть Крест? Тем, кто любит порассуждать о "православном возрождении" в позднесталинском СССР, напомним: "…в начале 1945 г. советские карательные части стали очень часто использовать для пойманных истинно-православных клириков утонченный вид казни: их распинали на крестах. Так погибли: о. Моисей и о. Феодор под Ригой, о. Герман в Польше, о. Алексий в Бреслау, о. Виктор, о. Иринарх и о. Павел в Вост. Пруссии, а также неизвестные по имени 4 казачьих священника в Австрии" ("Русское православие"). Очевидно, для РПЦ это и есть "победа Креста над свастикой". Напомним также, что белогвардейцы, освободив в 1919 году Киев, обнаружили во дворе местной ЧК (одной из самых еврейских) крест, "на котором за неделю примерно до занятия Киева распяли поручика Сорокина" ("С. Мельгунов, "Красный террор в России").

В воспоминаниях А. Стрешнева о московской Пасхе 1942 года приведены характерные слова из праздничной пастырской проповеди: "…воинства не допустят германскую тьму в нашу светлую жизнь (выделено мной – А.Ш.)… с нами вместе и Невский, и Владимир, и Сергий". Сергианскому священнику вторит и сам автор: "…тьма рвется к нам на вражеских крыльях" ("Москва военная", М., 1995). Итак, "тьма" – это свастика, древнеарийский знак солнца, а "светлая жизнь" – это тюрьма Евразии, "родина-уродина", "Советская Иудея", чья кровавая звезда, очевидно, и есть источник "света" для РПЦ. Именно в ходе Войны официозное православие византийско-московитского толка, которое веками, паразитируя на русском народе, обслуживает Проект, открыто заявило о себе как о подлом расовом враге белых людей и прежде всего – русских. Ибо для РПЦ (имеющей наглость именовать себя "русской") тьма то, что для нас – СВЕТ. И свет то, что для нас – ТЬМА.