Читать онлайн «Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР». Страница 63

Исключительно важно для народов, наций и государств знание об их пространстве («родной земле», территории). Народы складывались, коллективно думая (рефлектируя) о своем пространстве и пространстве значимых иных. Разным системам знания о пространстве соответствуют разные формы, в которых его представляет себе человек, рождаются разные ритмы пространства и разные связанные с ним ценности (вспомним, например, стихи Блока и его образы пространства России в момент, когда она оказалась перед историческим выбором).

Это знание формировалось в сфере религиозной картины мира. Европеец Средневековья сочетал в своей системе локальное пространство, от которого почти не удалялся на расстояние более 25 миль (в город на ярмарку, в церковь, в замок феодала), и широкое пространство Христианского мира, в какой-то из столиц которого обитал его король. Между Центром и деревней нет маршрутов, нет путешествий, пространственная картина мира воссоздается через библейские сюжеты.

Движение русских землепроходцев связывают с «островным богословием» православия, с поиском «Преображения», при котором земное странствие связано с теозисом (обожествлением мира). Так было с движением на Север — как говорят, идея Преображения была для русских «центральным символом-иконой исторического освоения просторов полуночных стран». Еще в большей степени этот мотив был важен в освоении Америки, которая находилась «за морями и океанами» и понималась как «остров Спасения» [93].

Реформация произвела десакрализацию пространства, и на новом месте, в Америке, переселенцы-протестанты стали строить города, создавая совершенно другое пространство, нежели в античном или средневековом городе — пространство подвластное человеку, точно измеримое, прямоугольное. Это замечательно видно из сравнения планов Москвы и Нью-Йорка. За ними — две разные когнитивные структуры, разные системы знания, имеющие религиозные корни.

Другое измерение пространства связано с космогоническими представлениями. Это как бы взгляд на территорию «с неба». В этой системе знания земное (социальное) пространство отражает строение космоса. Устройство города красноречиво говорит о мировоззрении народа. Например, христианский город представляет микрокосм с центром, в котором находится храм, соединяющий его с небом. А. Леруа-Гуран помещает в своей книге план Москвы как города, отражающего облик всего мира.

Самоосознание народа через общее представление о том, как видится его земля «с небес», присуще космическому чувству человека мировых религий (и вообще человека, обладающего «естественным религиозным органом»). Вплоть до XX века в ментальной карте русских важную роль играл географический образ Византия (и центр ее — Царьград, Константинополь). В нем выражалось цивилизационное чувство русских, их принадлежность к православной цивилизации.

Различные национальные системы землевладения и землепользования и соответствующие правовые установления опираются на разные системы знания, и далеко не всегда люди при этом помнят, что эти системы корнями уходят в религиозные представления о земле. В «Структурной антропологии» Леви-Стросс посвящает много места этому важному явлению, поныне порождающему и войны, и даже геноцид. Он пишет: «Когда, например, беднейшие индейские общины в Соединенных Штатах, едва насчитывающие несколько десятков семей, бунтуют против планов экспроприации, которая сопровождается компенсацией в сотни тысяч, а то и миллионы долларов, то это, по заявлениям самих заинтересованных в сделке деятелей, происходит потому, что жалкий клочок земли понимается ими как „мать“, от которой нельзя ни избавляться, ни выгодно менять… Это знала в прошлом и наша цивилизация, и это иногда выходит на поверхность в моменты кризисов или сомнений, но в обществах, называемых „примитивными“, это представляет собой очень прочно установленную систему верований и практики» [26, с. 301–302].

Можно продолжать перечисление тех сторон общественного бытия, которые питаются знанием, порожденным в религиозных системах. Многие типы светского (вненаучного) знания восприняли у религии и сохранили развитые в религиозном знании методологические подходы к умозрению и обоснованию. Примером может служить совмещение в Священном писании Ветхого и Нового заветов — очень сложная система знания, построенная по принципу «и то, и это». Многие постулаты и догмы этих двух частей Писания кажутся несовместимыми с точки зрения светской рациональности, а для научных систем совмещение двух парадигм неприемлемо абсолютно. Но Ветхий завет служит своего рода фундаментом для Нового завета, т. к. содержит в себе пророчества о пришествии Спасителя, которые приобрели характер важных доказательств свершившегося. Так же и в реальной жизни — новое знание часто опирается на прежние пророчества, хотя многие частные выводы из этих пророчеств кардинально противоречат новому знанию.

При этом возникают противоречия, преодолевать которые надо учиться у методологии религиозного знания, а попытка их рационализировать ведет к кризису. Примером служит ситуация, возникшая в русской революции. У образованной части российского общества убежденность в приближении революции в большой мере возникла вследствие пророчеств Маркса, слово которого, в силу редкостной комбинации факторов приобрело в среде российской интеллигенции магическую силу. Однако движущей силой в революции было общинное крестьянство, которое сам Маркс считал реакционным и возможную революцию которого отвергал как реакционную попытку «повернуть колесо истории вспять».

Выдающимся достижением русской общественной мысли и предвидения (как особого типа познавательного процесса) было совмещение марксизма и общинного крестьянского коммунизма в одном учении. Ортодоксальные марксисты (меньшевики) не могли этого принять как абсурдное соединение несовместимых концепций. Но именно этот проект победил в революции, его познавательный и творческий потенциал был гораздо выше, чем у всех «чистых» проектов. Однако продолжение этого проекта было сопряжено с большими трудностями, требовало изощренной и творческой идеологической работы, вульгаризации обоих «заветов», подавления тех, кто пытался разобраться в «истоках». В конце концов эта конструкция не выдержала внутреннего напряжения, и в период мировоззренческого кризиса советского общества, начиная с 60-х годов XX века, стала деградировать. Основной удар в 80-е годы ей был нанесен как раз ортодоксальными антисоветскими марксистами, которые убедительно показали антагонизм «Ветхого» и «Советского» марксизма. Они следовали требованиям «научности», не понимая структуры того знания, которое хотели «очистить»[95].

Религиозные философы и отцы церкви выработали важные разделы знания, необходимого для государственной власти и политики. Это — срез обществоведения, знание о людях, их сообществах и способах убеждения и внушения с целью добиться согласия с властью, укрепить или подорвать ее авторитет. Речь идет о знании, причем сложном и развивающемся, хотя исходными постулатами для него служат символы веры.

Как пример можно назвать ключевую для власти функцию создания образа будущего, представления о благой жизни. Это сложная задача социального проектирования, соединяющая способы исторического анализа (рефлексии), изучения настоящего и предвидения возможных вариантов будущего.

Для решения этой задачи необходим поток сообщений особого типа — Откровения. Выработка знаний для таких эти сообщений и их распространение по разным каналам оформились и приобрели изощренные формы очень рано. Так, сивиллы, которые действовали под коллективными псевдонимами, были важным институтом Малой Азии, Египта и античного мира в течение 12 веков. Они оставили целую литературу — oracular sibillina — 15 книг, из которых сохранились 12. «Откровение» тайн будущего (апокалиптика) — изначально и поныне столь важная часть общественной жизни, что по выражению немецкого философа, «апокалиптическая схема висит над историей».

В религиозной мысли сложилась классификация типов и оснований знания для предвидения будущего. Они сосуществуют, а периодически теснят друг друга. Так, в истории была эпоха пророков. Пророки — выдающиеся личности, гармонично сочетавшие в себе религиозное, художественное и рациональное сознание. Кооперативный эффект взаимодействия всех трех типов знания придавал предсказаниям пророков убедительность и очарование.

Пророки, отталкиваясь от злободневной реальности, задавали траекторию ее движения в очень отдаленное будущее, объясняли судьбы народов и человечества. Воспринятые народом как личности, слышащие глас Божий и избранные Богом для сообщения его Откровения, пророки приобретали такой авторитет, что их прорицания задавали матрицу для строительства культуры, политических систем, социальных и нравственных норм. В их лице соединялись духовные и общественные деятели, выполнявшие ключевую роль в «нациестроительстве».