Читать онлайн «Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование». Страница 16

Таким образом, La Tribune Juive в своем выпуске от 2 сентября 1921 г. напечатала статью, обобщающую открытия Ф. Грейвса, за которой следовало письмо Исраэля Зангвилла в Times, опубликованное этой газетой 20 августа. Название статьи было таким же: «Конец Сионских протоколов»:

Times поместила серию статей своего корреспондента в Константинополе, который сделал интересное открытие, дополняющее разоблачения Tribune Juive и окончательно закрывающее дискуссию о пресловутых «Протоколах сионских мудрецов».

Однажды к корреспонденту явился некий «Х», русский подданный, православный, убежденный монархист, с давних пор интересовавшийся еврейским вопросом. Во время своего пребывания на юге России, во времена Деникина, г-н «Х» попытался, в частности, выяснить, существовали ли в стране, в которой он жил, «масонские» организации, подобные описанным в «Протоколах». Ему удалось обнаружить существование одной-единственной ложи, но она была монархистской!

Некоторое время назад г-н «Х» приобрел в Константинополе у бывшего офицера охранки, бежавшего из России, кучу старых книг. Среди них был немного потрепанный томик без названия; корреспондент Times называл его просто «боевой книгой», она была издана в Женеве примерно в 1860 г. Первый же взгляд на нее убедил г-на «Х» в том, что это сочинение послужило образцом для грубой подделки, результатом которой явились «Протоколы».

Сразу же скажем, что редакция Times, благодаря подсказкам своего корреспондента, обнаружила в Британском музее экземпляр второго издания этой книги. Она называлась «Диалог в аду между Макиавелли и Монтескьё, или Политика Макиавелли в XIX веке»; ее написал парижский адвокат-публицист Морис Жоли; во втором издании книги, появившемся в Брюсселе, указано, что правительство Наполеона III отдало Жоли под суд за публикацию данного произведения, его автор был приговорен к тюремному заключению сроком на 18 месяцев. Оба издания идентичны. «Диалог» являлся памфлетом против политического режима Наполеона III. В 25 диалогах книги характеризовались полицейская и финансовая система Второй империи, [градостроительная] «османизация» в Париже, внешняя политика Наполеона, его отношения с Церковью и с прессой, а также с тайными обществами. Макиавелли в этих диалогах изображает Наполеона III и от его имени представляет в циничных формулировках теорию и практику наполеоновско-макиавеллистского правительства. Монтескьё играет более скромную роль, он задает вопросы, выражает удивление и иногда отпускает короткие реплики.

Сама по себе эта книга никак не связана с еврейским вопросом. Но, сопоставляя ее с «Протоколами», читатели обнаружили обширный, грубый и довольно небрежный плагиат. Автор его прибегнул к очень простому способу: вся сложная система рассуждений Макиавелли отнесена на счет «Сионских мудрецов»; ряд страниц «Диалогов» обнаруживается в почти неизменном виде в «Протоколах»; сохранены многие сравнения, примеры, выражения. Диалоги № 1–17 соответствуют «Протоколам» № 1–19, за небольшими исключениями. «Протокол» № 18 составлен из частей диалогов № 17 и 25. Последние пять «Протоколов» (№ 20–24) не являются буквальными воспроизведениями «Диалогов», но усеяны текстовыми заимствованиями. Объясняется это тем, что последняя часть «Диалогов» труднее поддается адаптации, относящейся к еврейскому вопросу; в этой части книги речь идет о подробностях финансовой политики Второй империи, тогда как в «Протоколах» говорится о финансовом будущем современных государств. Плагиат особенно очевиден в «Диалогах», посвященных средствам борьбы против внешних и внутренних врагов, деспотизму и хитрости как методам действий правительства, аморальности как их основе. Корреспондент Times приводит большое число примеров буквальных или почти буквальных заимствований из «Диалогов».

В обеих книгах отрицается концепция права, она заменяется концепцией выгоды. Пассажи о методах борьбы с Россией также полностью скопированы. Макиавелли – Наполеон излагает свою систему налогов на книги, имеющую целью заставить авторов выпускать пухлые тома, высокая цена которых будет ограничивать их распространение. Частью «Протоколов» стала также характеристика журналистики как франкмасонской организации, члены которой связаны профессиональными секретами.

Макиавелли объясняет, что народ не выносит режима свободы и охотно подчиняется тирании. В «Сионских мудрецах» говорится то же самое и в тех же выражениях, но не о народе вообще, а о народе христианском. Обе книги проповедуют энергичную борьбу против папского трона, чтобы в подходящий момент выступить в качестве защитника святынь. Как же был совершен плагиат и кто являлся его действительным автором? Корреспондент Times не знает, каким путем женевские «Диалоги» проникли в Россию. Он явно не знаком с историей, описанной Александром дю Шайла, и предполагает, что книгу привезли в Россию корсиканцы, которые служили в тайной полиции Наполеона, а после его падения перешли на службу в дворцовую охрану царя или в его тайную полицию. Но корреспондент Times, излагая данную гипотезу, вспоминает также о роли, сыгранной Алексеем Николаевичем Сухотиным. Как известно, в предисловии к одной из своих книг Нилус заявил, что рукопись «Протоколов» послал ему из Парижа А.Н. Сухотин, который позднее был вице-губернатором Ставрополья. В связи с этим Times заметила, что на переплете экземпляра «Диалогов», посланного в редакцию газеты ее константинопольским корреспондентом, были оттиснуты инициалы А.С. Газета предположила – не без оснований, – что именно этот экземпляр, принадлежавший Сухотину, и послужил материалом для плагиата. Очень возможно, заметила Times, что эту книгу Сухотину дал Рачковский в Париже вместе с рукописью поддельных «Протоколов».

Подводя итоги своего открытия, корреспондент Times приходил к следующим заключениям:

1) «Протоколы» являются плагиатом женевских «Диалогов».

2) Они были изготовлены реакционными дворцовыми кругами для борьбы против либералов и для оказания давления на царя.

3) Плагиат был сфабрикован в спешке и небрежно.

4) Некоторые части «Протоколов» не были заимствованы из «Диалогов» и, без сомнения, дописаны благодаря русской тайной полиции[137].

Спустя десять лет Л. Фрайограничилась следующим замечанием, сделанным с напускной иронией:

Все евреи приветствовали обнародование этой великой новости, пришедшей из Константинополя, и их пылкий энтузиазм не менее показателен, чем следующее письмо Сиониста [речь идет о письме И. Зангвилла, которое мы цитируем ниже]. […] После этого «Протоколы» были до определенного времени забыты. Корреспондент Times хочет уверить нас в том, что в Protocols и в «Диалогах» встречаются похожие или даже идентичные места, мы это охотно допускаем. Мы даже идем дальше: в некоторых протоколах, относящихся ко времени диаспоры, имеются пассажи, идентичные нескольким пассажам Protocols»[138].

Письмо И. Зангвилла, появившееся 20 августа 1921 г.[139], свидетельствует одновременно о двух вещах: отныне установилось убеждение в том, что «Протоколы» являются политико-полицейской подделкой; дискуссия перемещается к вопросам установления личности фальсификаторов, их истинных намерений, а также личности проводников и распространителей «Протоколов», их мотиваций. Для получения точных ответов на эти вопросы придется ждать публикации замечательного исследования Анри Роллена, напечатанного в 1939 г. под заголовком «Апокалипсис нашего времени»[140]. Письмо же Зангвилла выглядело следующим образом:

Месьё, Ваш константинопольский корреспондент, который оказал услугу миру, преследуя вплоть до источников «Протоколы сионских мудрецов» – ибо они были старательно изданы повсюду, – пишет: «Нет ясного представления о том, как «Протоколы» попали в Россию. В вашей редакционной статье вы, однако, предполагаете, что «Протоколы» были сфабрикованы под руководством Рачковского, шефа русской тайной полиции в Париже. Г-н А. дю Шайла, француз, изучавший в 1910 г. теологию в Санкт-Петербурге, входивший в 1918 г. в главный штаб армии донских казаков, свидетельствовал на страницах парижской Tribune Juive (№ от 14 мая 1921 г.), что Нилус лично рассказал ему о том, что «Протоколы» послала ему из Парижа его подруга г-жа К., которая получила их от генерала Рачковского. Г-н дю Шайла полагает, подтверждая таким образом еще одно из ваших предположений, что курьером, доставившим рукопись из Парижа, являлся Александр Сухотин. Он увидел сам манускрипт, который, будучи написанным на весьма дурном французском языке и рукой различных людей, заставлял думать о полной причастности к этому делу отделения русской полиции. Тот факт, что «Женевские диалоги» были приобретены одним из бывших его сотрудников, дополняет картину.

То, что публикация 1905 г. имела своей целью утопить русскую революцию в потоке еврейской крови – это я, как и вы, подтверждаю. Но выясняется, что в 1902 г. увидело свет предварительное издание книги в форме приложения к перепечатке одного мистического сочинения Нилуса. Мотив, который скрывает более свежая публикация, бросает новый любопытный свет на бывший царский двор, ибо эта публикация являлась козырем в игре, которую там повели в пользу Нилуса, для дискредитации лионского мистика Филиппа, властью которого над царем была недовольна великая княгиня Елизавета. Зная, что Нилуса прочили на место Филиппа, Рачковский, как полагали, хотел снискать себе расположение Нилуса, предоставив ему важное оружие для борьбы с русским либерализмом[141].