Читать онлайн «Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну». Страница 93

В 1903 году публика не могла знать, что это – последний придворный бал в истории России. Естественным оказалось то, что через год и через два – во время войны, а затем и революции – такие торжества не происходили. Но они не возобновились и позже. Еще несколько лет происходили придворные театральные спектакли с приглашениями, тоже позже отмененные; высшее общество встало на дыбы – негде стало демонстрировать невест.

Царская семья, удалившись на постоянную жизнь в Царское Село (летом – в Петергоф, Ялту и другие резиденции), самоизолировалась от общества почти в такой же степени, как позднее кремлевские владыки. Это и вызывало такую же ответную реакцию, которую в те времена, в отличие от кремлевских, принято было выражать вслух и публично: «Большой повод для неудовольствия создавало /.../ пребывание их величеств в Царском Селе, а не в Петербурге; говорилось, что столица никогда не видит своего монарха; но это было не совсем верно: не говоря о том, что государь каждую среду по утрам ездил на приемы представляющихся в Зимний дворец, а по вечерам часто на спектакли в Императорские театры. Постоянно бывали какие-нибудь празднества в /.../ его /.../ присутствии»[598].

Такое затворничество подчеркивало и политическую самоизоляцию: внешняя политика, которую царь пытался удерживать в собственных руках, становилась уделом совсем немногих посвященных лиц, а провалы в этой политике, следовавшие с 1904 года один за другим, вызывали естественные нарекания в адрес российского главы государства.

Тот же Тихомиров привел пример раздражения, выходящего за рамки всякого субординационного и политического приличия, которое демонстрировал даже граф В.Н.Ламздорф, глава внешнеполитического ведомства России: «„Я, – сказал Ламздорф, – предупреждал, что война будет, и требовал, чтобы к ней готовились... Но что же я мог сделать, если государю императору угодно было находить, что войны не будет?“

Это он говорит Грингмуту[599], человеку, почти незнакомому и журналисту!»[600] – записано в дневнике Тихомирова 19 мая 1904 года.

Но к этому времени уже вся Россия видела, что война идет вкривь и вкось, а причина одна: Россия была к войне не готова: агрессивная непримиримая политика, приведшая к нападению Японии, сопровождалась отмечавшимся всеми убеждением Николая II, что войны не будет, пока он ее сам не захочет.

Соотношение военных потенциалов России и Японии было в то время ничуть не больше в пользу Японии, чем в 1945 году, когда ее вооруженные силы на материке были разгромлены советскими войсками менее чем за три недели – правда, и моральный дух японцев, и их материальные возможности были уже истощены военными усилиями прежних лет и американскими бомбардировками, дошедшими до атомных бомб.

И в 1904 году можно было бы ожидать того же, если бы Россия вовремя сосредоточила свои наличные силы, как это было сделано Советским Союзом летом 1945 года.

Но политика, в особенности военная – это не игра в абстрактные шахматы, перевес в которых определяется количеством фигур на доске (да и там этого бывает недостаточно!). Не сосредоточив заранее необходимых сил на Дальнем Востоке, русская армия не смогла сделать этого и в дальнейшем: подтягивание войск, перевозимых Транссибирской магистралью, происходило медленно, а как только сосредотачивались достаточно заметные силы, то их сразу бездумно бросали в сражения – и малочисленная, но хорошо организованная японская армия перемалывала их по частям – по мере появления на поле боя. То же, примерно, происходило и с флотом.

Вся кампания оказалась с российской стороны невероятной концентрацией бездарных стратегических и тактических решений, и имела соответствующие результаты, подкрепляемые полным отсутствием заинтересованности русских солдат и матросов в победном исходе войны – хотя даже и тогда возникали чудеса доблести и геройства.

Ситуация на Дальнем Востоке нанесла серьезнейший удар по всему сооружению общеевропейских отношений и договоров. Еще в самом конце 1903 года французское правительство разъяснило, что франко-русский союз относится только к европейским делам[601], и присоединилось к требованиям эвакуации русских войск из Манчьжурии[602].

Вслед за тем крайне неблагоприятное для России развитие ситуация не сразу (все-таки такого нелепого течения войны никто не ожидал!), но стало доходить до разумения европейских политиков.

В феврале 1904 Франция охотно пошла на предоставление России кредита для ведения военных действий: несмотря на гибель нескольких российских боевых кораблей при внезапном начале войны, все во Франции пока еще верили в конечную достаточно легкую победу России. Перелом настроений произошел в течение следующего месяца: французы внезапно поняли, что Россия увязла глубоко и надолго, и на военную поддержку русской армии в Европе рассчитывать не приходится.

Поведение Франции в течение последующих двух лет могло бы послужить уроком тем франкоманам в России, которые в 1917 году требовали ставить интересы союзников выше собственных российских. Франция бросилась в объятия Англии – почти прямого военного союзника Японии.

До этого в течение десятилетий, как мы рассказывали, и англо-французские отношения оставляли желать лучшего: Англия спокойно, но твердо препятствовала расширению всех заморских владений Франции. Прежние обиды были забыты, и уже через два месяца после начала Русско-Японской войны – 30 марта (12 апреля) 1904 года – было заключено Англо-Французское соглашение, сопровождаемое устными договоренностями, явно направленными против Германии.

Такая странная, на первый взгляд, форма заключения союза имела, на самом деле чрезвычайно важное значение: французы, полагаясь на слово «британских джентльменов», исходили из практической значимости союза, а немцам те же «джентльмены» могли в глаза утверждать, что никаких союзных договоров не подписывали – и ведь говорили чистую правду!

До чего же удобно быть «джентльменом» – извиняемся за кавычки, убрать которые у нас нет силы!

Очень смешно было наблюдать в 2004 году трансляции с официальных торжеств во Франции, во время которых телекомментаторы всерьез рассуждали о столетии сердечного согласия – столетии начала кампании неслыханной коварной лжи!

Такой договор имел и очень хитрый и обоюдоострый военный характер: в случае столкновения с Германией Англия, почти не имевшая сухопутных войск в Европе, практически не могла помочь защите Франции. Это подтвердилось и в 1914 году, и в 1940-м.

Зато такой договор ставил под вопрос конечные стратегические итоги войны: Англия могла фактически обеспечить морскую блокаду Германии и ее европейских союзников и заставить их вести бесконечную войну на истощение – что и осуществлялось в ходе обеих мировых войн. Однако, для успеха такой блокады была все же необходима сухопутная изоляция Германии от ресурсов Восточной Европы и Азии – т.е. все тот же Восточный фронт.

Плеве, свернувший зубатовские реформы, рассчитывая на маленькую победоносную войну, просчитался самым жестоким образом и накликал беду и на Россию, и на себя лично. Разумеется, настроения образованной России в значительной степени опережали общий рост народного недовольства. Но интеллигенции уже казалось, что с нею вся Россия.

Пришла для правительства полоса бед и на международной арене, причем и вдали от дальневосточного театра неудачных военных действий. Уже к лету 1904 года Россия испытывала определенные трудности при дальнейших попытках заключения займов.

Неприятности начались еще с Кишиневского погрома: за сомнительное удовольствие утопить в собственной крови полсотни евреев и изувечить еще полтысячи Россия заплатила бойкотом со стороны международных финансовых кругов, контролируемых евреями. Решающей роли это играть не могло, поскольку евреи контролировали далеко не всю международную банковскую систему, но рынок финансов для России сузился, и это ухудшило условия получения Россией займов, что было уже традиционным и необходимым условием поддержания финансовой стабильности в России. Английский же денежный рынок был закрыт для России, как мы рассказывали, еще раньше и весьма прочно.

В период 1861-1913 годов промышленное производство и торговые обороты росли в России огромными темпами (безо всяких пятилетних планов!); по темпам роста Россия превосходила все великие державы, включая США и Германию[603]. Только Япония тогда (как и на протяжении практически всего ХХ века) опережала Россию, но к великим державам ее еще не относили.