Читать онлайн «Украинский Брестский мир». Страница 41

Положение в городе стало меняться, когда с Северного фронта прорвался украинизированный Гордиенковский полк, а затем из Левобережья под командованием Петлюры отступил отряд с громким наименованием Гайдамацкий стан Слободской Украины, в котором, впрочем, активную роль играло также подразделение галицийских сечевых стрельцов под командованием Р. Сушко. Они-то, войдя в Киев, и окружили «Арсенал» {77}. Исчерпавшие боеприпасы арсенальцы стали сдаваться. Но не все. Женщины-работницы сквозь цепи осаждавших в карманах подносили оставшимся патроны, вспоминал один из руководителей Киевского совета {78}.

В ночь с 21 на 22 января (3–4 февраля) понадобился штурм завода. Полегло около 300 защитников, от 300 до 500 человек было взято в плен. Очень много жертв оказалось среди мирного населения. Об этом по горячим следам 22 января (4 февраля) рассказал киевский телеграфист своему коллеге в Бресте. На месте были расстреляны члены Военно-революционного комитета и другие активисты. Всего, по советским данным, в ходе подавления восстания погибло свыше полутора тысяч человек {79}.

Считалось, что 22 января (4 февраля) с восстанием было покончено. Однако тот же телеграфист вечером в разговоре по прямому проводу с Брестом рассказывал, что большевики-повстанцы еще окопались в районе киевской бедноты – на Куреневке у железнодорожного моста. Сам он утром шел из пригорода – Ирпеня пешком и у политехнического института попал под пулеметный огонь, часа полтора пришлось лежать во рву. По ходу разговора этот рассказ об уже случившемся превратился в репортаж о сиюминутных новостях: телеграфист сообщил брестскому собеседнику, что из-за Днепра послышался гул артиллерии, пока неизвестной принадлежности и неясного направления обстрела {80}. Через некоторое время выяснилось, что это на левый берег в районе Дарницы вышли передовые советские части. Таким образом, внутригородское восстание против власти Центральной рады сменилось осадой войск харьковского правительства.

Возвращаясь к событиям 18(31) января в Бресте, заметим, что туда наконец добрались Севрюк с Любинским, и Чернин предложил обсудить создавшееся положение с их участием на следующем пленарном заседании 19 января (1 февраля).

Почти одновременно с киевскими делегатами в Брест из Стокгольма через Берлин якобы с дипломатической почтой от австрийского посла к министру Чернину пожаловал под именем Савицкого бывший член Союза освобождения Украины, давний эмигрант, украинский эсер Н. К. Зализняк. Его задачей было закулисными средствами наладить взаимопонимание между маститыми имперскими дипломатами дунайской монархии и киевскими неофитами, пробивавшимися на международную арену. Еще одним полезным, по словам Любинского, помощником украинской делегации стал профессор Вольдемар (А. Вольдемарас – бывший доцент петербургского университета, правый литовский национальный деятель, допущенный немцами в Брест в качестве представителя Литовского национального собрания – тарибы, образованной по распоряжению немецких оккупационных властей. В ноябре 1918 года он возглавил литовское правительство, в 1926 году установил в Литве диктатуру правого толка).

По приезде Зализняк первый визит нанес Чернину, сразу поручившему ему выяснить, готовы ли настойчивые в своих требованиях киевляне заключить отдельный мир с государствами Четверного союза. О результатах граф хотел узнать как можно скорее, даже если это выяснится поздно ночью. От киевских делегатов новоявленный посредник узнал, что «дела на Украине обстоят довольно плохо… украинские войска не хотят воевать с большевиками», а сами делегаты имеют устную инструкцию председателя Центральной рады Михаила Грушевского как можно скорее подписать мир, чему всеми силами вредят большевики, а немцы с австрийцами затягивают переговоры {81}.

Зализняк был не единственным посредником между австрийским министром и киевлянами. Генерал Гофман сразу заметил, что утонченному богемскому аристократу «молодые представители киевской Центральной рады были глубоко несимпатичны… ему было чрезвычайно неприятно вступать на равной ноге в переговоры с сошедшими со студенческой скамьи гг. Любинским и Севрюком» {82}.

Но Австро-Венгрия, где наступил настоящий голод, все более была заинтересована в скорейшем заключении договора с правительством Украинской центральной рады, и генерал организовал неофициальную встречу украинцев с австрийским министром. Чернин попросил их на следующем пленарном заседании, не стесняясь, высказать большевикам украинскую точку зрения {83}. Зализняк невысоко оценил последствия этой встречи. Он вспоминал потом, что его подопечные перед пленарным заседанием оставались в состоянии подавленности: под влиянием киевских событий, появления в Бресте харьковской делегации, с одной стороны, и уничижительного намерения центральных держав объявить о признании Украинской народной республики лишь в тексте мирного договора – с другой, они сомневались, удастся ли извлечь пользу из факта провозглашения независимости Украинской республики.

Но закулисный советник все же укрепил их в намерении выступить, опираясь на IV Универсал, с требованием немедленного признания суверенитета Украинской республики, после чего вновь отправился к Чернину. Граф легко принял этот план, заверил, что Кюльман тоже не будет чинить трудностей, и пообещал заранее ознакомить с содержанием австро-германского заявления по украинскому вопросу {84}.

Пленарное заседание 19 января (1 февраля) открылось в 5 час. 38 мин. выступлением ставшего главой киевской делегации А. А. Севрюка. С документами в руках он напомнил историю признания Украинской народной республики советской делегацией, процитировав соответствующие места из выступлений Троцкого до перерыва в переговорах, и показал, что последние речи наркома 17 и 18 (30–31) января находятся в противоречии с его прежней позицией признания киевской делегации в качестве представительства независимого государства. Севрюк заявил, что с правовой стороны суть изменений в жизни Украины связана не с событиями, на которые ссылался Троцкий, а с IV Универсалом, фиксирующим отказ Центральной рады от идеи федеративной связи с Россией. Появление же наряду с киевским харьковского центра власти он отнес к области внутренних отношений, не подлежащих международному обсуждению. Глава делегации Центральной рады призвал конференцию окончательно определить международное положение Украинской республики на основании представленной им ноты, в которой сообщалось о ее провозглашении «совершенно самостоятельным, независимым государством» {85}.

Медведев, взяв слово следующим, рассказал об учреждении «Великой Российской федерации рабочих и крестьянских республик» и заявил, что украинские советы – единственная признанная трудящимися власть – не были представлены в Бресте, что киевская Рада повела переговоры о мире тайно, за спиной народа, отдельно от российской делегации и этим окончательно подорвала устои своей власти, что украинский народ хочет скорейшего мира, но совместно со всей Российской федеративной республикой. Чтобы представить харьковский ЦИК и Народный секретариат подлинно национальной украинской властью, Медведев сделал то, на что в рамках реальной политики не решались киевские деятели, а Вена приняла за прямую угрозу своим государственным интересам. Он демонстративно выставил традиционный для национального украинского движения лозунг «соборной Украины», сказав, что Народный секретариат «стремится к созданию таких условий, при которых весь народ украинский, живущий на Украине, в Галиции, Буковине и Венгрии, независимо от разделяющих его ныне на части государственных границ, мог бы жить как одно целое», а его государственное положение «должно будет разрешиться свободным голосованием всего объединенного украинского народа» {86}.

Троцкий в своем выступлении, полемизируя с Севрюком и адресуясь к делегатам Четверного союза, сказал, что не в интересах последнего становиться третейским судьей во внутренних отношениях в России или на Украине, принимать по формально-юридическому признаку мнимые величины за действительные и переоценивать силу и значение сепаратистских тенденций в революционной России. Свою задачу он видел в добросовестном освещении действительного положения, суть которого в незавершенности, текучести процесса государственного становления Украины. Наилучшим образом, по словам наркома, это выразилось в отказе самих представителей Четверного союза от немедленного признания Украинской народной республики и в их обещании вынести окончательное решение лишь после выработки мирного договора, а со стороны Киева – в свежепровозглашенном изменении государственного статуса Украинской республики. Вследствие всего этого он предлагал и предлагает – и киевляне ранее не возражали – согласовывать свои позиции. С присоединением харьковских делегатов такой образ действий, по его словам, был бы самым естественным и справедливым. Обрести силу смогут только такие соглашения киевского правительства, которые получат признание харьковской делегации {87}.