Читать онлайн «Новый мировой порядок». Страница 15

Основная часть теоретиков обоих апологетических направлений полагают, что глобализация так или иначе нанесет смертельный удар суверенным государствам. «Очевидно, что растущая глобальная экономическая взаимосвязь, — полагает американский теоретик Р. Фолк, — совмещенная с влиянием Интернета и мировых средств связи (особенно телевидения), воспевающих консьюмеризм и создающих общее и одновременное восприятие новостей, изменит наше представление о мировом порядке фундаментальным образом. Государство не будет более доминирующей силой на мировой арене. Глобальные рыночные силы в лице многонациональных корпораций и банков излучают сильное и независимое влияние. Они действуют на международной арене с минимальными ограничениями. Усиливается воздействие локальных и транснациональных инициатив отдельных групп граждан по всевозможным вопросам местного значения — от строительства дамб до противодействия правительственным репрессиям. Международный порядок, определяемый этими силами, представляет собой переход от мира суверенных территориальных государств, к возникающей мировой деревне… В значительной мере социал-демократическая версия сочувствующего гражданам государства заменяется неолиберальным жестоким государством»[110].

Мнение американского политолога С. Стрейнджа: «Силы деперсонализированного мирового рынка становятся более влиятельными, чем мощь государств, чьи ослабевающие возможности отражают растущую диффузию государственных институтов и ассоциаций, переход власти к локальным и региональным органам»"[111]. Создаются новые формы социальной организации, заменяющие нации-государства. В новом, разворачивающемся в XXI веке мире «глобальный рынок подтачивает основы суверенности. Рынок медленно сужает сферу деятельности национальных правительств, оставляя им все меньше пространства для маневра. В то же время глобализация подтачивает демократический контроль. Начинают действовать законы свободного рынка, а не национальных парламентов»[112].

За утрату суверенитета своих правительств определенные сегменты общества получат материальный бросок вперед. Вследствие глобализации в 2000–2026 гг. наступит фаза ускоренного экономического роста. Наряду с общим улучшением образовательной системы этот рост убедит большинство стран, что их национальным интересам лучше будет служить сотрудничество с глобализирующейся международной системой, а не изоляция от нее или попытка сокрушить эту систему. После завершения эпохи турбулентности, в 2050–2080 гг. глобализация доведет общемировую консолидацию до уровня мировой федерализации, которая захватит и XXII в.

Пресса весьма оживленно обсуждает возможное будущее, особенно с точки зрения возможности появления надгосударственных органов. Так, американский журнал «Нью Рипаблик» предсказывает, что за экономической глобализацией последует политическая глобализация, которая доведет дело до создания мирового правительства[113]. Это отражение точки зрения той группы аналитиков, которые восторженно относятся к глобализации, видя в ней продукт новой технологии, порождающей принудительное следование экономическим интересам с одновременным подавлением национальных страстей: общества должны сделать выбор между модернизацией, открытием экономики и политических систем и старыми битвами по поводу территорий и национальной славы[114].

Глобалисты, при всех их оттенках, свято убеждены, что, несмотря на все противоречия, историческая тенденция повернет в сторону глобализации. И следует (вместо ностальгических воспоминаний о теряемом мире ясно очерченных национальных границ и национальных прерогатив) обратиться к строительству новой мировой структуры, погребающей под собой национальные границы. При этом глобализация не всегда «провоцируется сверху», она открывает своего рода простор самым разнообразным оппозиционным силам — защитникам окружающей среды, профсоюзам, фермерским организациям, женскому движению и прочим «малым интернационалам», все меньше обращающим внимание на национальные границы.

Идеологи глобализации представляют государственное планирование, помощь и содействие актами экономического обскурантизма и ретроградства. Даже для терпящих явный экономический крах государств кейнсианство и «Новый курс» президента Рузвельта сегодня табу. «Вашингтонский консенсус» нетерпимо относится даже к умеренной степени государственного планирования, дирижизма, защиты собственной промышленности, не говоря уже о социализме даже в самом бледнорозовом его варианте.

3. Направление скептиков. Не все специалисты согласны с советником Клинтона по национальной безопасности С. Бергером в том, что «президентская стратегия овладения силами глобализации благоприятна для американского народа и для всего мира»[115]. Более того, именно в развитых странах, таких как США, начала расти организованная оппозиция — значительные силы не только не все признали благотворность, но и в будущем не признают неизбежности реализации этого процесса. Особенно остро это ощущают профсоюзы. По мнению председателя международного отдела крупнейшего американского профсоюзного объединения АФТ-КПП Дж. Мазура, «будущее явится полем битвы тех общественных интересов, которые определят структуру мировой экономики двадцать первого века. Силы, стоящие за глобальными экономическими переменами — силы, выступающие против регулирования, помогающие корпорациям, подрывающие социальные структуры и игнорирующие общественные нужды, — встретят сопротивление»[116].

Скептики указывают на то, что интегрированный мир подвергнет себя новой опасности попасть в зависимость от основанных на насилии традиционно лидирующих регионов, от исступленных жертв неолиберальной идеологии или религии. (Даже президент Клинтон вынужден был признать, что отдельные группы и отдельные государства «могут отныне вторгаться в жизнь соседей и могут парализовать их жизненно важные системы, разрушить торговлю, поставить под вопрос благополучие и благосостояние народов, ослабить их возможности функционировать»[117]. Отсюда и реакция силовых структур США, которые снисходительно молчат по поводу саморегулирующегося мира и процветания глобализации.)

Наиболее выдающимися критиками глобализации в США являются Б. Барбер, Д. Кортен, Г. Дейли, П. Бьюкенен. В Европе наиболее выдающимся теоретиком контрглобализма стал Дж. Голдсмит[118]. Против «вашингтонского консенсуса» (сформировавшегося, как уже было сказано, еще в начале 80-х взаимопонимания и союза расположенных в американской столице министерства финансов США, Международного валютного фонда и Всемирного банка) выступили представители семи критических направлений, негативно характеризующих различные аспекты глобализации.

Первое направление исходит из того, что мощные современные государства вопреки любой степени глобализации сумеют сохранить собственный силовой и экономический потенциал, они не растворятся в аморфном глобальном конгломерате. При всей важности глобализировавшегося рынка национальная политика, а не «невидимая рука рынка» будет определять экономическое развитие мира. Трудно опровергнуть справедливость утверждения американского исследователя К. Уолтса о том, что «правительства и народы готовы пожертвовать своим благополучием, если речь идет о преследовании национальных, этнических и религиозных целей»[119]. Правительства и народы не готовы сдаться на милость компаний-чемпионов производительности в своей сфере.

На протяжении долгой истории человечества не некие абстрактные экономико-политические интересы, а целенаправленные действия правительств формировали (и будут формировать в будущем) экономико-политические блоки, союзы, ассоциации. Без политической воли, без решения соответствующих правительств не были бы созданы Объединение угля и стали (1951), Европейский союз, НАФТА, ОПЕК, АСТЕС и прочие интеграционные предтечи глобального рынка. В то же время продолжавшаяся долгие годы интеграция Восточной Европы не предотвратила дезинтеграции Советского Союза и Югославии. И в будущем интеграция Северной Атлантики, Западного полушария, Восточной Азии будет реализована лишь в случае, если «менее значимые» страны откажутся от самоутверждения и собственных национальных амбиций. Рассчитывать на это нереалистично. Следует лишь взглянуть на позицию Польши после президента Квасневского и даже на политику малых прибалтийских стран, чтобы оценить потенциал национализма.