Читать онлайн «Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)». Страница 34

14 декабря восемь членов и кандидатов в члены Политбюро направили письмо членам и кандидатам ЦК и ЦКК, в котором объявляли статью Троцкого «срывом» принятой резолюции «О партстроительстве». Отвергая трактовку Троцким резолюции ЦК как провозглашения нового курса партии, они писали, что «это преувеличение сознательно употреблено тов. Троцким лишь в тех целях, чтобы подготовить свои дальнейшие удары, направленные против партийного аппарата и против политики центральных учреждений партии» [308]. Далее Троцкий обвинялся в том, что он делает «теоретически неправильное, а практически недопустимое и опасное противопоставление „роли аппарата“ и „самодеятельности партии“», преследует цель «возбуждения ненависти к партаппарату», натравливает «партию против своего аппарата», создаёт атмосферу «сплошного недоверия к партийному аппарату» [309].

Все эти обвинения были немедленно пущены в ход в публичных выступлениях членов Политбюро и их приверженцев. Но возбудить против Троцкого общественное мнение всей партии (а не одних только аппаратчиков) на основании обвинения его в критике партаппарата было невозможно. Поэтому триумвиры поспешили перенести дискуссию в совершенно новую плоскость — от обсуждения путей изменения внутрипартийных отношений к обвинениям Троцкого и поддерживающей его части партии в «уклонах от большевизма». Не желая открыто назвать причины своего недовольства статьёй Троцкого, аппаратчики пошли на подмену предмета спора, подмену разбора аргументов Троцкого ссылками и намёками на его дореволюционные разногласия с Лениным, рецидивом которых якобы и явилась позиция Троцкого в нынешней дискуссии.

Нападки на Троцкого сразу же приняли такой беспрецедентный тон, что в Центральный Комитет пошли многочисленные письма коммунистов с вопросами: не означают ли эти нападки намерение отстранить Троцкого от руководства партией. В ответ на эти письма Политбюро приняло постановление «Против обострения внутрипартийной борьбы», в котором говорилось, что выступление Троцкого было немедленно использовано «оппозицией» для обострения внутрипартийной борьбы и поэтому «не могло не вызвать решительных возражений как со стороны центрального органа партии („Правда“), так и отдельных членов ЦК (статья тов. Сталина). Эти вынужденные возражения в защиту партийной линии злостно истолковываются как желание Политбюро затруднить для тов. Троцкого совместную и дружную работу в руководящих органах партийной и государственной власти» [310].

В упомянутой статье Сталин «обличал» Троцкого в том, что он бывший меньшевик и, следовательно, не имеет права причислять себя к старой гвардии большевиков. Троцкий обвинялся Сталиным и в том, что он «состоит в блоке с демократическими централистами и частью „левых коммунистов“» [311]. Между тем фракция «демократического централизма» была распущена в 1921 году, а бывшие «левые коммунисты», составлявшие в 1918 году примерно половину партии, были представлены среди сторонников Троцкого не в большей степени, чем среди сторонников большинства Политбюро.

Протестуя против переноса дискуссии в плоскость назойливых напоминаний о разногласиях двадцатилетней давности и раскрывая подлинный смысл сознательного смешивания прошлых, давно уже изжитых разногласий с текущими, Преображенский говорил: «…Когда товарищи читают нам лекции по истории нашей партии с 1903 г., которую все старые большевики хорошо знают, читают, чтобы оправдать бюрократизм аппарата в 23 г., то мы говорим: объективно вы работаете в пользу старого курса, в пользу казённого благополучия и той политики, которая отрывала нас от широких рабочих масс» [312].

В борьбе с Троцким триумвират использовал ещё один приём, заключавшийся в намёках насчёт недопустимости «культа вождей», который якобы раздувают по отношению к Троцкому его сторонники. Развенчивая эту, только ещё начавшую проникать в партийную печать легенду, Преображенский раскрывал её подлинный смысл и назначение. «Мы за то,— говорил он,— чтобы партия доросла до того, чтобы решать все вопросы коллективно, минимально пользуясь в этом отношении вождями, поскольку она может обойтись собственными коллективными силами. Мы против этого культа вождей, но мы и против того, чтобы вместо культа одного вождя практиковался культ других вождей, только масштабом поменьше» [313]. Прямо обвиняя триумвиров в том, что они изображают себя единственными «законными» преемниками Ленина ради проведения групповой политики и сохранения собственной власти над партией, Преображенский заявлял: «Когда мы говорим о т. Ленине и роли его в партии, то она была на пользу рабочего класса целиком, а заменить тов. Ленина полностью вы не можете, вы имеете таланта меньше, а самонадеянности во много раз больше» [314].

Парируя упреки в адрес Троцкого за его слова о возможности перерождения старых партийных «вождей», Н. Осинский пояснил смысл этих слов следующим образом: «…Есть целый ряд товарищей, которые берут монополию на ленинизм, и стоит сказать слово против них, как ты всегда окажешься антиленинистом, антимарксистом и т. д. Тов. Троцкий совершенно правильно сказал этим безгрешным апостолам ленинизма, объявившим себя апостолами Ленина, а ленинские слова превратившим в святцы, он им сказал: „никакое апостольство не означает правильности линии“» [315].

В работах зарубежных историков поражение оппозиции 1923 года иногда объясняется болезнью Троцкого, не позволившей ему выступить ни на одном дискуссионном собрании. Такое объяснение нам представляется неправильным уже потому, что оно преувеличивает степень «отключённости» Троцкого от дискуссии. Действительно, в разгар дискуссионной борьбы Троцкий был прикован к постели. «Я твёрдо рассчитывал, что не сегодня завтра смогу принять участие в обсуждении внутрипартийного положения и новых задач. Но заболевание пришло на этот раз более не вовремя, чем когда бы то ни было, и оказалось более длительным, чем предполагали первоначально врачи» [316],— такими словами открывалось «Письмо к партийным совещаниям». Вместе с тем в декабре 1923 года Троцкий выступил ещё с тремя статьями в «Правде», а затем включил эти статьи вместе с несколькими другими новыми работами в брошюру «Новый курс», вышедшую в свет 16 января 1924 года, в день открытия XIII партийной конференции, когда судьба оппозиции была уже предрешена.

Главная причина поражения оппозиции в первой внутрипартийной дискуссии, происходившей без участия Ленина, состояла, на мой взгляд, в том, что Троцкий и его единомышленники решились открыто противопоставить себя триумвирату и поддерживавшей его партийной бюрократии лишь в конце 1923 года, когда процесс аппаратного подбора и расстановки руководящих кадров, происходивший крайне стремительным темпом, привёл к тому, что «аппарат был уже на три четверти подобран для перенесения борьбы в массы» [317].

Однако в конце 1923 года предрешённость исхода дискуссии в силу аппаратного давления и фракционных махинаций большинства Политбюро ещё не была ясна ни одной из противоборствующих сторон. Приверженцы оппозиции после появления «Письма к партийным совещаниям» перешли в наступление, открыто говоря на партийных собраниях и в партийной печати о ненормальности сложившегося внутрипартийного режима и необходимости замены его внутрипартийной демократией.

В ходе дискуссии участники оппозиции не раз возвращались к тому, почему вопрос о внутрипартийной демократии встал с такой остротой в конце 1923 года. В этой связи они подчёркивали, что демократическому развитию внутрипартийной жизни противоречило решение X съезда партии о запрещении фракций и группировок. Объясняя причины принятия этого решения, Т. Сапронов напоминал, что Ленин обосновал своё предложение о запрете фракций критическим положением в стране, сложившимся в начале 1921 года. «Можно ручаться,— говорил Сапронов,— что сейчас в партии не найдется такого пессимиста, который оценил бы теперешнее положение так, как оценивал тогдашнее положение т. Ленин. Советская власть сейчас стоит крепче, чем когда бы то ни было, и если ей грозит опасность, то она заключается не в возможности её свержения, а в возможности её перерождения, если партия не сумеет оживить свой организм и укрепить свои связи с рабочим классом» [318].

Участники оппозиции напоминали, что помимо вынужденного экстремальными обстоятельствами решения о запрещении фракций, X съезд принял и другое решение стратегического характера, направленное на расширение рабочей демократии. Однако после X съезда и особенно во время болезни Ленина режим в партии изменился к худшему — стали преследоваться свободное выражение мнений, свобода критики и идейной борьбы. Начали нарастать бюрократически-авторитарные тенденции, выражавшиеся в невнимании к настроениям партии и рабочих масс, в стремлении аппарата думать и решать за партию, в перенесении им всего внимания на вопросы администрирования, в попытках всякую критику аппаратных методов управления клеймить как проявления фракционности. Для борьбы с инакомыслящими стали практиковаться «аттестационные комиссии», «личные дела с секретным пакетом» и т. д. Аппарат всё более выводил себя из-под контроля рядовых членов партии и партийных организаций.