Читать онлайн «Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)». Страница 21

Как свидетельствует последняя продиктованная Лениным записка, он ещё 6 марта считал возможным своё присутствие на съезде и выступление там с речью-«бомбой» против Сталина.

В эти дни, продолжая вести борьбу с триумвиратом по ряду принципиальных вопросов, Троцкий не решался вынести эту борьбу за пределы Политбюро и тем самым прямо противопоставить себя триумвирату, как он сделал это спустя несколько месяцев, в октябре 1923 года. Объясняя свою тогдашнюю нерешительность, он писал в 1929 году: «Идея блока „Ленина и Троцкого“ против аппаратчиков и бюрократов была в тот момент полностью известна только Ленину и мне, остальные члены политбюро смутно догадывались… Моё выступление могло быть понято, вернее сказать, изображено как моя личная борьба за место Ленина в партии и государстве. Я не мог без внутреннего содрогания думать об этом… Поймёт ли партия, что дело идёт о борьбе Ленина и Троцкого за будущность революции, а не о борьбе Троцкого за место больного Ленина?» [178]

Впоследствии Троцкий обращал внимание на «парадокс положения», сложившегося в последние месяцы деятельности Ленина: Ленин, опасавшийся раскола партии из-за неприязненных отношений между Троцким и Сталиным, призывал Троцкого к более энергичной борьбе против Сталина. «Противоречие тут, однако, лишь внешнее. Именно в интересах устойчивости партийного руководства в будущем Ленин хотел теперь резко осудить Сталина и разоружить его. Меня же сдерживало опасение того, что всякий острый конфликт в правящей группе в то время, как Ленин боролся со смертью, мог быть понят партией, как метание жребия из-за ленинских риз» [179].

Несколько ранее Троцкий назвал ещё один мотив своей нерешительности в начале 1923 года: «Я до последней возможности уклонялся от борьбы, поскольку на первых своих этапах она имела характер беспринципного заговора, направленного лично против меня. Мне было ясно, что такого рода борьба, раз вспыхнув, неизбежно примет исключительную остроту и в условиях революционной диктатуры может привести к угрожающим последствиям. Здесь не место обсуждать вопрос о том, правильно ли было ценою величайших личных уступок стремиться сохранить почву коллективной работы или же нужно было самому перейти в наступление по всей линии, несмотря на отсутствие для этого достаточных политических оснований» [180].

С этими утверждениями Троцкого согласиться трудно. Политических оснований для открытого выступления против триумвирата в тот период у него было более чем достаточно. Троцкий видел, что в своих статьях и письмах Ленин настойчиво фиксирует внимание партии на тех самых опасностях, о которых шла речь в одной из их последних бесед. Развитие событий в Политбюро и ЦК отчётливо показывало, насколько реальной становится опасность раскола, о которой с такой тревогой продолжал напоминать Ленин. Сталинские фракционные махинации в «грузинском вопросе» были известны Троцкому ещё в большей мере, чем больному Ленину, обладавшему ограниченной информацией. Мобилизация партии против назревавшей угрозы бюрократического перерождения политического режима становилась всё более настоятельной задачей.

Суть дела состояла в том, что Троцкий, вопреки пущенной триумвиратом в те дни и гальванизированной в наше время легенде о его стремлении к личной диктатуре, допустил тогда (да и в последующие годы) ошибки прямо противоположного характера. Природу этих ошибок помогает понять обращённое к Троцкому предсмертное письмо А. А. Иоффе, покончившего жизнь самоубийством в разгар разгрома оппозиции в ноябре 1927 года.

«Нас с Вами, дорогой Лев Давыдович, связывает десятилетие совместной работы и личной дружбы тоже, смею надеяться,— писал Иоффе.— Это даёт мне право сказать Вам на прощание то, что мне кажется в Вас ошибочным.

Я никогда не сомневался в правильности намечавшегося Вами пути и Вы знаете, что более 20 лет иду вместе с Вами…

Но я всегда считал, что Вам недостаёт ленинской непреклонности, неуступчивости, его готовности остаться хоть одному на признаваемом им правильном пути в предвидении будущего большинства, будущего признания всеми правильности этого пути.

Вы политически всегда были правы, начиная с 1905 года, и я неоднократно Вам заявлял, что собственными ушами слышал, как Ленин признавал, что и в 1905 году не он, а Вы были правы. Перед смертью не лгут, и я ещё раз повторяю Вам это теперь… Но Вы часто отказывались от собственной правоты в угоду переоцениваемому Вами соглашению, компромиссу. Это — ошибка» [181].

Именно эти черты Троцкого, подмеченные его ближайшим другом, обусловили его роковые ошибки в начале 1923 года. Троцкий был последователен, решителен и до конца непримирим в борьбе против классовых врагов, что наглядно обнаружилось в годы Октябрьской революции и гражданской войны. Он был решителен, даже излишне самоуверен, пользуясь ленинской характеристикой, когда речь шла о борьбе за принципы или за интересы дела. Однако он не проявил такой же решимости в борьбе, состоявшей на девять десятых из закулисных интриг, провокаций и тайных заговоров его личных противников, находившихся с ним в одной партии.

Именно по этой причине он упустил инициативу и ряд благоприятных возможностей, открывавшихся перед ним в начале 1923 года: отказался выступить с политическим докладом на XII съезде партии; дважды отказался от предложения стать заместителем председателя Совнаркома, т. е. фактическим главой государства в отсутствие Ленина; допустил ряд других компромиссов в Политбюро. Например, когда Сталин фарисейски предложил 1 февраля, чтобы его освободили от обязанности наблюдать за исполнением режима, установленного врачами для Ленина, Троцкий не воспрепятствовал отклонению этого предложения и не предложил переложить эту обязанность со Сталина на него, Троцкого.

Все эти поступки, надо думать, были продиктованы опасениями Троцкого, что принятие им на себя новых политических обязанностей при существующей расстановке сил в Политбюро приведёт к новой волне интриг и провокаций, направленных лично против него и камуфлируемых мнимопринципиальными соображениями. Очевидно, опасаясь обвинений во фракционности, Троцкий в период перед XII съездом не принял никаких мер для того, чтобы сплотить вокруг себя единомышленников, деятелей партии, недовольных политическим диктатом «тройки» и, тем самым, обеспечить организованное выступление на съезде против её попыток узурпировать власть партии. На такой шаг Троцкий решился лишь спустя полгода, когда почти никаких надежд на выздоровление Ленина не оставалось, а триумвират сумел значительно укрепить свои позиции.

Даже поставить свои условия триумвирату и указать на то, что в случае их отклонения он может перенести спорные вопросы на рассмотрение съезда, Троцкий решился лишь тогда, когда получил прямой и настойчивый призыв Ленина к солидарной борьбе. Но это произошло только 6 марта, в день, когда ленинское здоровье резко ухудшилось. Возможность победы в борьбе с «заговором эпигонов» была упущена.

Обретя уверенность в том, что Ленин, хотя бы в ближайший предсъездовский отрезок времени будет лишён всякой возможности влиять на ход событий, триумвират перешёл в решительное наступление, направленное на оттеснение Троцкого от руководства и захват всей полноты власти в свои руки. Беспринципная деятельность триумвирата, в котором ещё никто из участников не занимал ведущей роли, в дальнейшем предопределила раскол партии, открывший дорогу утверждению сталинизма.

Не будучи скована, как Троцкий, никакими моральными соображениями, «тройка» после 6 марта сплотилась ещё теснее. Главная трудность для неё в это время состояла в объявлении открытой войны Троцкому, имя которого для коммунистов оставалось ещё неразрывно связанным с именем Ленина. В партии и в стране Троцкий пользовался в то время популярностью, едва ли уступавшей популярности Ленина. Его авторитет был намного более высоким, чем авторитет и Сталина, и Зиновьева, и Каменева. При выборах почетных президиумов на собраниях, при составлении протоколов заседаний пленумов ЦК и т. д. имена руководителей партии тогда перечислялись не в алфавитном порядке, а в зависимости от их политического веса (при этом никакой официальной регламентации не существовало). Первым обычно назывался Ленин, а вторым Троцкий. Даже на XII съезде партии приветственные выступления рабочих делегаций заканчивались чаще всего здравицей в честь двух вождей партии — Ленина и Троцкого. Заслуги Троцкого в организации Октябрьского восстания и Красной Армии никем не оспаривались. На страницах «Правды», в центральных и местных издательствах ещё в первой половине 1923 года публиковались статьи о Троцком не только близких к нему коммунистов [182], но и таких людей, как Луначарский и даже Ярославский, наиболее рьяный в будущем идеолог борьбы с «троцкизмом». В них о Троцком говорилось в не менее приподнятых тонах, чем о Ленине.