Читать онлайн «Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия». Страница 21

Никакой тайной энигмы христианство не признает в принципе; а сектантство энигмой живет; тайнопись секретных орденов и союзов нуждается в мистике; но суть Евангелия в том, что никаких тайн нет. Чудо — не есть тайна. Чудо любви — естественно и просто.

Никто и никогда не может скрыть от всех главного — любви, основного принципа — равенства в любви; а чудо это то, что любовь соединяет нас вопреки насилию и смерти. Но это не тайна — это именно чудо.

В этом же состоит и пафос философии. Философия затем и существует, чтобы не было тайн. Философ занимается тем, что объясняет мир и объясняет его так, чтобы люди поняли. Смысл жизни Сократа — и смысл работы Платона и Аристотеля — состоит именно в том, чтобы доказать каждому, что нельзя находиться во власти туманных, смутных символов, но надо понять суть явления и назвать явление простыми словами. Смысл работы Канта состоит в том, чтобы объяснить моральное через рациональное, найти слова для объяснения сущностного.

Если вам с важным видом говорят о том, что есть некое таинственное евразийское сверхзнание, зашифрованное и доступное немногим, будьте уверены — это не имеет никакого отношения ни к философии, ни к христианству. И, кстати, будьте уверены, что такого знания в принципе не существует. Знание бывает либо явным, либо никаким — только в момент передачи себя людям (как это сделал однажды Прометей) знание обретает смысл «знания», его можно узнать.

Эзотерический пафос Штрауса — это пафос антипрометеевский, антихристианский и, разумеется, направленный против просвещения; он вдохновил многих консервативных революционеров.

Собственно говоря, это ровно тот самый пафос, который питал Гиммлера. Черный орден СС, ритуалы посвящения, энигмы и руны, все это «сокровенное знание для немногих избранных» «браминов» есть не что иное, как обыкновенная идеология фашизма.

Дугин (в частности, журнал «Элементы») и его сторонники излагают с новой силой этот же принцип элитарного знания: в их головах «эзотерическое» уживается с христианством, им мнится, что они, будучи элитарными посвященными браминами, могут называть себя христианами.

Более того, в качестве «браминов» они пасут и ведут народы — в сторону некоей «духовности», отличной от благ «цивилизации потребления». На деле, разумеется, эта духовность есть не что иное, как языческое заклинание.

Тайные символы, обряды и таинственные руны силы, выданные за сверхзнание, коему должна подчиниться толпа — это новое язычество. Государственное имперское националистическое неоязычество — вы знаете, какое слово существует для его определения?

Новый фашизм ждет великой войны континентов против Запада и провоцирует войну каждый день.

Однако кто же сказал, что новое язычество не может овладеть массами и не может быть двигателем общества? Демократия и впрямь стала слаба, либеральный рынок ее обескровил, язычеству не впервой свергать дряблую демократию. Заменить международное право геополитическим резоном сегодня хотят многие. Мораль ушла, осталась таинственная миссия, которая вне и над моралью.

Российский геополитик показывает, что либеральный демократический мир есть противник «русской весны», что Россия должна отвоевать свое «жизненное пространство» у враждебной цивилизации.

Новый фашизм знает грехи Европы, он показательно сочувствует угнетенным демократией, обращается к этническому благородству славян и «третьих» стран, некогда угнетенных Западом, к Латинской Америке, к Индии.

Так консолидировались германские племена для разрушения ветхого мира, и не обольщайтесь, месье, новый «белый царь» именно в таких терминах и думает.

Новый фашизм ждет великой войны континентов против Запада и провоцирует войну каждый день. Великий провокатор сегодня рад: началась бойня, у которой нет прямых причин (не печенье же?), но имеются тайные пружины, но есть сокрытые двигатели — про них говорят со значением! — и эти резоны неумолимы.

Людям следует знать, какому божеству их и их детей приносят в жертву. Не равенству, не братству, не равному распределению, не будущим пенсионным фондам и детским садам, но элементам и стихиям бытия, новому язычеству.

Скажите, Ришар, вам, как католику, как христианину, было не странно публиковаться в журнале с названием «Элементы». Элементы — это ведь стихии, то есть силы не нравственные, но силы, неуправляемые разумом и моралью, силы природы и хаоса — языческие стихии — какое это имеет отношение к христианскому духу? Как христианин в принципе может отождествлять свое мировоззрение со стихиями? Я не понимаю.

Однако если принять, что существуют две субстанции, которые мы одинаково именуем «народ», одному такому народу элементы и стихии будут присущи. Сам народ в этом понимании и есть стихия. Есть небольшая надежда на то, что второй народ представляет из себя демос.

Мы свидетели важного процесса: когда устранили категориальную философию как метод суждения о мире, на вакантное место стали претендовать разные учения. Некоторое время торжествовал постмодернистский релятивизм, но недолго; вялая мода прошла. Потом пришло основательное неоязычество, в качестве идеологии провозгласившее геополитику.

Никакой Евразии не существует в природе, это воображаемая земля. Нет евразийской культуры, евразийской философии, евразийской экономики, евразийского искусства.

Теперь решено умирать за «русский мир», за евразийскую цивилизацию.

Концепция Евразии имеет уязвимый пункт — никакой Евразии не существует в природе, это воображаемая земля. Нет евразийской культуры, евразийской философии, евразийской экономики, евразийского искусства.

Касательно экономики сами «евразийцы» признавались, что экономических идей не имеют, их экономика будет носить «паразитарный характер», будут пользоваться тем, что наработано у соседей. Но ведь и «либерализма» тоже нет в природе — разве существует такой свободный и богатый человек, который искренне раздавал бы свои богатства неимущим и был бы моральным субъектом?

Его ведь тоже нет в природе, как и Евразии. Либертарианец, как и евразиец — это гомункулусы, это неоязыческие божки, агрессивные и страшные.

Вас пугает либертарианец тем, что он обрушивает на Европу проблемы колоний? Помилуйте, если вы христианин, в чем же проблема? Засилье цветных в Европе — это закономерная расплата за колонии.

У Европы было очень много преимуществ, почему бы за них не платить? Я полагаю, что у Европы осталась привилегия: помочь тем, кто живет хуже нас. Христианская цивилизация должна многим людям за то, как варварски обращалась с ними и пользовалась их трудом.

Думаю, европейцу надо быть благодарным за то, что он может расплатиться с жителями Африки и Латинской Америки за века унижений. А если видеть проблему иначе, то какие же мы христиане? И то же самое в отношении русских и украинцев — мы в долгу перед Украиной; украинская культура питала долгие годы культуру России, как шотландская питала культуру Британии.

Без Бернса и Вальтера Скотта нет английской литературы, как нет русской литературы без Гоголя, Вернадского, Костомарова и Маяковского.

Как же можно, веруя в то, что нет разницы между эллином и иудеем, яриться на засилье цветных?

К сожалению, к европейскому фашизму новый русский национализм и протягивает дружескую руку. К сожалению, фашизм в Европе проснулся опять, и закономерно. Закономерно так же и то, что, критикуя американский глобализм, разбудили именно фашизм.

Убийство не может получить оправдания, даже если заложник гибнет случайно; в этом и состоит логика террора: в превращении жертвы в соучастника преступления.

Здесь самое время сказать, что я не извиняю украинский национализм. Национализм — это всегда варварство. Мы никак не хотим признать очевидное: национальное сопротивление всегда обращается к животным страстям ущемленного народа, будь то чеченский, русский или украинский.

Украинец в борьбе с Россией вспоминает Бандеру, а русский в борьбе с иностранным капиталом вспоминает «черные сотни», это неизбежно.

Русские по отношению к внешнему миру ведут себя как обиженные дети, и одновременно с этим не принимают обиды от украинцев.

Украинцы видят, насколько смешно выглядят русские по отношению к миру; однако не понимают, что их позиция тоже уязвима.

Варварство порождает варварство. Обстрел позиций террористов, приводящий к гибели мирного населения, преступен в свою очередь. Это замкнутый круг, созданный искусственно, как сама война.

Государства не изобрели способа бороться с терроризмом, сохраняя при этом жизни заложников; а что говорить о жизнях тех, кого втянули и спровоцировали?

Гражданская война страшна тем, что, организовав ее, можно не сомневаться: пожар будет гореть долго. Убийство не может получить оправдания, даже если заложник гибнет случайно; в этом и состоит логика террора: в превращении жертвы в соучастника преступления.