Читать онлайн «Этническая катастрофа. Россия без русских?». Страница 20

Несомненно, у Сталина интерес к Востоку имел в значительной мере личный характер: он сам был родом с Востока, и если перед представителями Запада он, не знакомый ни с жизнью Запада, ни с его языками, чувствовал себя всегда растерянным, то с представителями отсталых народов Востока он, комиссар, который в значительной мере разрешал их судьбу, чувствовал себя несравненно увереннее и тверже».

И вот совсем недавно о национальной политике Сталина высказался известный западный ученый Терри Мартин. В 2011 году вышла на русском языке его книга «Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939», которая, по сути, подвела итоги всей советской национальной политике.

Компетенция автора не вызывает сомнений: Терри Мартин — профессор Гарвардского университета, эта книга — результат доработки его диссертации, защищенной в университете Чикаго в 1996 году. Собственно, высокий исследовательский уровень диссертации и позволил Мартину получить престижную университетскую должность.

Исследование Мартина появилось на волне так называемой «архивной революции». Открытие доступа к документам советской эпохи позволило исследователям переосмыслить феномен межвоенной советской национальной политики.

Сам факт распада Советского Союза на основе республиканских границ вдохнул новую жизнь в исследования национального вопроса и национальной политики в СССР. В начале 90-х в основном по этим вопросам писали политологи и социологи.

Основная идея и, собственно, новизна работы Мартина по сравнению с предшествующей историографией удачно подчеркнуты автором в самом названии книги. Автор утверждает, что в значительной части межвоенного периода поддержка бывших имперских национальных меньшинств происходила за счет основной «государствообразующей» группы, то есть русских. Таким образом, в какой-то мере было выгодно быть представителем нерусской национальности в Советском Союзе, так как это открывало широкие возможности для получения высоких должностей, государство активно поддерживало развитие национальных языков, культуры и территорий. Партийное руководство воспринимало русских с недоверием, отчасти даже видело в них источник угрозы, и затруднялось определить их статус и роль в новой системе. В современных странах Западной Европы и Северной Америки такой феномен достаточно широко известен и носит название affirmative action. Он подразумевает преимущества, которые есть у представителей этнических, расовых, сексуальных и/или гендерных меньшинств над представителями большинства, например при приеме на работу. Представители меньшинств в таких ситуациях часто оказываются в привилегированном положении. Именно эту коннотацию использовал Терри Мартин, называя Советский Союз affirmative action empire. В русском издании этот термин переведен не совсем удачно — «положительная деятельность», в то время как, мне представляется, вариант «позитивная или положительная дискриминация» был бы более четким и точнее отражающим смысл.

Советский Союз применял принципы политики «положительной деятельности» также по классовому и реже гендерному признакам. Но откуда взялся этот инновационный подход к решению национального вопроса?

Некоторые элементы можно обнаружить в политической мысли большевиков еще довоенного периода. Так, в 1912–1913 годах по настоянию Ленина Сталин написал знаменитую статью «Марксизм и национальный вопрос», в которой подверг критике индивидуалистскую программу «культурно-национальной автономии» австромарксистов и Бунда. В ответ Сталин сформулировал важные элементы территориального подхода к национальному вопросу. Тем не менее основной импульс для формирования специфической советской национальной политики пришел во время Первой мировой войны, и особенно во время Гражданской войны. События, произошедшие во время этих двух войн, впечатлили многих большевистских лидеров (в частности, Ленина) и убедили их, что национализм — это сила, с которой придется считаться.

Но не все большевики были убеждены в необходимости поддержки национальных культур. Многие «ортодоксальные» марксисты придерживались интернационалистских позиций и верили, что национальные различия уйдут в небытие при социалистическом строе (например, Пятаков и Бухарин). В итоге сторонники подхода Ленина и Сталина одержали верх. Политика «положительной деятельности» была официально сформулирована и принята на ХII съезде партии в апреле 1923 года и на совещании ЦК в июне этого же года. Изначально большевики использовали название «национализация». Чуть позже чаще эту политику называли «коренизацией», чтобы подчеркнуть преимущества коренного населения перед пришлым. Впрочем, Сталин не поддался общей моде и придерживался термина «национализация».

Терри Мартин выделил 4 соображения, которыми руководствовались большевики при разработке и внедрении коренизации. Во-первых, опираясь на опыт Гражданской войны, большевики считали национализм маскирующей и опасной мобилизующей идеологией, которая предлагала массам ложные цели и приводила к созданию надклассового единства. Пятаков и остальные противники коренизации сделали единственный с их точки зрения логичный вывод, что национализм — это контрреволюционная идеология и с любыми его проявлениями надо вести бескомпромиссную борьбу. Однако сторонники коренизации руководствовались иной логикой. Поддержкой национальных форм они надеялись разоружить контрреволюционные силы, лишив их возможности манипулирования национальными лозунгами и мобилизации населения под национальными флагами. В свою очередь, опираясь на национальные формы, большевики стремились подать собственные идеи и политику в привлекательной для масс национальной обертке.

Вторая, «модернизационная предпосылка» состояла в убеждении, что возникновение национального самосознания — это неизбежный исторический этап развития любого народа на пути к интернационализму. Как отмечал в связи с этим Сталин: «Нельзя идти против истории». Политикой коренизации большевики надеялись взять под контроль национальный процесс и направить его в нужное для социалистического строительства русло. Большевики уже не считали национальную стадию развития неизбежным атрибутом капитализма, и в результате придали ей определенную позитивную коннотацию, связав ее с модернизацией и прогрессом. Именно поэтому большевики внедряли политику коренизации даже в отношении тех национальностей, у которых не было никаких признаков каких-либо национальных движений (например, на Крайнем Севере).

«Колониалистская предпосылка» и «принцип главной опасности» предполагали, что национализм «угнетенных народов» — это реакция на репрессивную политику царизма и «великорусский шовинизм». Поэтому только активной поддержкой национальных меньшинств и, в какой-то мере, антирусскими мерами можно было возвратить доверие меньшинств к преимущественно русскоязычным большевикам и, как следствие, рассчитывать на их участие в социалистическом строительстве. «Великорусский шовинизм» был признан главной опасностью. В результате национализм меньшинств в какой-то мере допускался как исторически обоснованный, а русский национализм пресекался.

Наконец, усвоенный большевиками «Пьемонтский принцип» утверждал, что трансграничные этнические связи могут иметь политические последствия. Так, поддержка приграничных меньшинств (например, украинцев и белорусов) могла способствовать позитивному имиджу Советского Союза и социалистического строительства по другую сторону границы (соответственно, у белорусов и украинцев в Польше). Такой политикой большевики надеялись дестабилизировать соседние государства и укрепить там популярность коммунистических партий. Некоторые амбициозные активисты даже надеялись на отделение приграничных регионов соседних государств и их присоединение к советским «братьям».

Исходя из этих предпосылок и была разработана советская национальная политика, которая прежде всего предполагала создание национальных территорий для всех национальностей (вплоть до сельсоветов), продвижение местных элит и использование местных языков, государственную поддержку национальной культуры и экономическое выравнивание за счет привилегированного спонсирования национальных окраин. В свою очередь, по логике «положительной деятельности» интересы бывших «угнетателей», русских, нередко ущемлялись. Это выражалось в осуждении русской культуры, непропорциональном представительстве в национальных регионах и т. д.

Одной из самых любопытных сторон советской национальной политики была кампания создания национальных территорий. Система национальных советов, которая привела к четкой территориализации этнических групп, приняла окончательную форму в Украинской ССР к середине 1920-х и потом была постепенно распространена на весь Советский Союз. В результате, начиная от республик и до колхозов, Советская власть создала более 10 000 национальных территориальных единиц. Советские руководители считали, что каждая национальность должна получить хотя бы какое-то национальное территориальное образование. В результате появились и такие неожиданные территиориальные единицы, как Еврейская автономная область с центром в Биробиджане. Однако создание национальной территориальной единицы почти всегда предусматривало появление новых национальных меньшинств и в результате приводило к конфликтам на этнической почве, когда разговор заходил о распределении ресурсов и должностей.