Читать онлайн «Как санкции ударят по России». Страница 29

В-третьих, катастрофически негативное влияние на дискуссию оказывает постоянно воспроизводящееся отождествление модернизации с технологическим инноваторством. Мы уже говорили о том, что последние десятилетия на подтверждают гипотезу о более быстром или успешном экономическом росте государств, сделавших ставку на инновации. Более того; разрушенные научная и производственная базы в России не дают основания надеяться на успешность широкой программы развития инновационного сектора. Между тем искусственное смещение акцента на инновации, и, более того, в сторону коммуникационных и информационных технологий объективно приводит к сокращению доли тех, кто с полным осознанием своей миссии станет «прорабами модернизации». Достаточно вспомнить, как в 1960-е годы перебравшиеся в города корейские бедняки стали движущей силой тамошнего промышленного переворота и как китайские крестьяне на рубеже 1970-х и 1980-х годов оказались «мотором» рыночных реформ, чтобы понять: социальная база модернизации должна быть максимально широкой, а не сводиться к сообществу «яйцеголовых», синих от сидения перед мониторами, программистов и блоггеров.

Оценивая состояние обсуждения проблемы модернизации в современной России, можно констатировать как минимум четыре важных момента. Модернизация не рассматривается как радикальная смена социальной и экономической парадигмы, и потому не становится темой, способной спровоцировать социальный конфликт, который мог бы послужить целям развития. Модернизация умело выставляется как проект частный — отраслевой (пять направлений модернизации) или инновационный, — который способен затронуть судьбы и интересы лишь части населения. Модернизация считается неизбежной — а это означает, что глубокого ее обсуждения вообще не требуется. И, наконец, модернизация даже почти через четыре года после ее «объявления» не имеет ни качественных, ни количественных целей и ориентиров, а также критериев, отражающих степень прогресса на этом пути.

Таким образом, я бы рискнул утверждать, что значимой дискуссии по вопросам модернизации в современной России нет. Существуют группы экспертов, которые в «пожарном» порядке дорабатывают бессодержательную «Стратегию-2020», принятую В. Путиным в самый канун экономического кризиса. Есть и альтернативные центры, которые предлагают иногда весьма радикальные и в целом обоснованные рецепты реформ. Однако эти позиции просто заявляются, а не вбрасываются в общественное поле. От власти — в том числе и от президента Д. Медведева — не исходит заказа на серьезное и глубокое изучение как нынешнего состояния российской экономики, так и перспектив ее развития. Отсюда мой скептицизм относительно того, способна ли Россия самостоятельно выработать программу модернизации и реализовать ее. Ha этот вопрос я отвечаю категорическим «нет».

Соответственно и на основной вопрос: имеет ли российская модернизация шанс на успех — я отвечаю отрицательно. Причина тому — не в проклятии российской истории, архаичности русской культуры, забитости народа, превратностях климата или излишнем сырьевом изобилии. Достаточно взглянуть на россиян, перебравшихся за рубеж, чтобы понять: наши соотечественники, как правило, не менее способны к творческой самореализации в бизнесе или науке, чем американцы или европейцы. Российский народ в 1990-е годы проявил не меньше смекалки, чем в самые трудные годы XX века, выстоял в испытаниях, с которыми могут сравниться военные времена, пересмотрел прежние ценности и воспринял новые. Этот народ как никакой другой способен к инновациям и предпринимательству. Проблема в России — не в народе, а во власти, ее задачах и целях.

Российская власть сегодня — это предприниматели, оказавшиеся в бюрократических кабинетах. Ее главная задача — заработать на безбедную жизнь, в идеале вне границ собственной страны. Уже этот факт существенно сокращает шансы на модернизацию, так как провоцирует мощный конфликт целей, которого не было (или практически не было) в большинстве успешно модернизировавшихся стран, где политика была относительно четко отделена от бизнеса. Дополнительная проблема связана с тем, что интересы большинства политических лидеров, министров и депутатов связаны с сырьевым бизнесом или с дележом бюджетных средств, также получаемых от сырьевых отраслей. Все это означает: власть не может быть заинтересована в модернизации, которая объективно представляет собой уход от сырьевой зависимости. И это перевесит все «за», которые могут быть высказаны в поддержку модернизации.

He менее важным фактором выступает и то, что путинский режим создал совершенно новое общество, в котором полностью обесценены коллективные действия. Людям куда проще «решить свои проблемы» с государством в индивидуальном порядке, чем пытаться реформировать сложившуюся систему. Более того; в отличие от советских времен, российское общество намного свободнее, и у людей существует возможность «не сталкиваться» с государством, уходя в частную жизнь, «реализовывая» себя в социальных сетях или просто покидая страну. Это абсолютно новый феномен — свободное общество в авторитарно управляемой стране — предполагает полную невозможность разрушения сложившейся системы «снизу», так как протестный потенциал в значительной мере утрачен.

И, наконец, нельзя не принимать во внимание чисто экономических аспектов. Основная часть российской промышленности приватизирована в 1990-е годы, и сегодня собственники предприятий не заинтересованы в инновациях, так как фактически пользуются дармовыми производственными фондами. Достаточно сказать, что производство основной продукции, никеля, в рамках одной из крупнейших российских компаний, ГМК «Норильский никель», вообще ничего не стоит, так как все издержки предприятия покрываются от продажи побочного продукта, металлов платиновой группы. И это справедливо далеко не только в отношении данной компании. Можно ли в такой ситуации предполагать, что крупные российские промышленники будут инвестировать в свои производства для повышения конкурентоспособности? Экономика задавлена также и монополизмом, причем государство вполне ему потворствует: так, когда в 2006 году Федеральная антимонопольная служба дала согласие на образование крупнейшего производителя алюминия — OK «Русал», — единственным условием стало требование, чтобы новая компания не продавала свой продукт в России более чем на 5 % дороже текущих котировок на LME. Все это показывает: предпосылок для развития конкуренции и инвестирования в ее повышение — а это ключевые элементы модернизации — в России нет. И ликвидированы они той самой властью, которая и сегодня управляет страной.

Означает ли это, что Россия обречена? Ha мой взгляд, нет. Великой заслугой президента Д. Медведева и его модернизационного проекта, вне зависимости от того, какой окажется судьба этого начинания, да и самого президента, явилось то, что он поставил амбициозные цели перед достаточно свободной страной — страной, существенно отличающейся от Советского Союза. Провал попытки модернизации несомненно вызовет осмысление его причин и возможных последствий — и на этом пути сформируются теоретики и практики новых, более успешных, модернизаций. Скажу со всей определенностью: модернизации России есть альтернатива. Эта альтернатива — в прозябании в статусе «сырьевого придатка» сначала Европы, а затем, когда она разработает более экологичные источники энергии, то Китая. Медленная деградация экономики и общества может продолжаться десятилетиями — особенно если оно смягчается существенными экспортными поступлениями. Мой оптимизм основывается в данном случае лишь на том, что большинство стран, которые осуществляли успешные модернизации, были куда более бедными, отсталыми и отрешенными от глобального разделения труда, чем Россия. И коль скоро их попытки модернизации нередко оказывались успешными, то в данной сфере поистине нет ничего невозможного — а это значит, что и к России когда-то придет успех.

Но когда? Это, пожалуй, самый главный вопрос, на который сегодня все хотят услышать ответ. Боюсь, что ответ этот не может иметь хронологической определенности — однако основное условие начала успешной модернизации можно назвать довольно легко. История показывает, что все модернизировавшиеся страны в своих попытках модернизации стремились прежде всего уйти от прошлого. Корея хотела забыть ужасы гражданской войны; Малайзия — положение британского сырьевого придатка; Бразилия стремилась покончить и с аграрной экономикой, и с памятью о годах военной диктатуры; Китай — преодолеть наследие «культурной революции» и десятилетий голода и нищеты. B этом контексте проблема России состоит в том, что у нее нет аллергии на прошлое — причем власти сегодня делают все, чтобы она не появилась. Однако, чем сильнее прославляется советский период, чем жестче клеймятся 1990-е годы, и чем активнее ведется пропаганда антиамериканских и антизападных взглядов, тем меньше шансов на модернизацию, делать которую можно только в случае, если назад будет страшно оглянуться. Поэтому реальная модернизация России начнется тогда, когда страна окажется у грани коллапса, а путинская эпоха будет восприниматься не иначе, как время самого крупного ограбления страны за последние несколько столетий. Произойдет это, к худшему или к лучшему, не в ближайшие десять лет.