Читать онлайн «Глобальное порабощение России, или Глобализация по-американски». Страница 42

Еще в феврале лидер кадетской партии и умеренный монархист Милюков был вынужден констатировать, что после отречения Николая II, а потом и его брата в стране образовался «перерыв в праве», вакуум легитимной власти. Чем она могла быть заменена и на каких юридических основаниях?

Поскольку законный правопреемник отсутствовал, властные полномочия могли перейти к какому-либо лицу или учреждению на основании единственно реального в подобной ситуации права — права силы, имея в виду здесь не только и даже не столько принуждение, но прежде всего силу народного доверия и поддержки.

Претендентов на эту миссию было немало, всего числом семь: Временный комитет Государственной думы, три состава Временного правительства, Временный совет республики (Предпарламент), Учредительное собрание и, наконец, Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Ни один из этих институтов формально не обладал легитимностью, то есть законной правопреемственностью по отношению к предыдущей власти. И в этом смысле они были юридически равноправны. Право на власть можно было обрести в свободной конкуренции друг с другом, лишь заручившись поддержкой большинства населения, то есть, по сути, преодолев или хотя бы сведя к минимуму общественный раскол.

Это удалось сделать Советам, и это исторический факт. Попытка других сил опровергнуть его вооруженным путем в ходе гражданской войны успехом не увенчалась, что лишний раз подтвердило законный характер Советской власти.

Так обстояло дело с юридической точки зрения. А с точки зрения национально-государственных интересов восстановление сильной власти было актом в высшей степени патриотическим и государственническим, ибо без власти государства не бывает. И Октябрьская революция положила начало новому собиранию Российского государства.

Сегодня модно обвинять большевиков и Ленина в том, что они якобы «разделили» «единую и неделимую» Россию на национальные республики. Простите, но это разделение стало фактом не в 1922 году, а еще летом 1917-го. Польша, например, получила независимость из рук Временного правительства сразу же после Февраля. На Украине Центральная рада во главе с Винниченко уже делала то же самое, что повторил Кравчук в 1991-м. И так повсеместно, от Прибалтики до Туркестана. Российская империя как сообщество народов перестала существовать вовсе не вследствие Октября. В таких условиях на долю Ленина осталась проблема восстановления национально-государственного единства Российской империи. Он нашел и предложил формулу союза равноправных республик, уже существовавших на данный момент времени.

Тот, кто хочет вершить суд над предшественниками, должен исходить не из абстрактных идеалов, а из конкретных сравнений с однотипными и одновременными событиями и явлениями. Первая мировая война завершилась закреплением созданного ею нового баланса сил в Версальской системе 1919 года. Гражданская война, в новом облике восстановившая российскую государственность, завершилась созданием советской федерации 1922 года. Версальская система рухнула через 20 лет, не защитив человечество от новой, еще более разрушительной мировой войны. И именно в этой войне советская система в наибольшей мере обнаружила свою жизнеспособность, сыграв решающую роль в спасении мира от фашизма. Оказалась она долговечнее и систем, созданных дооктябрьскими реформами — александровской и столыпинской.

Итог Октябрьской революции и Гражданской войны — это победа революционно-демократического способа спасения и собирания России над способом реакционно-бюрократическим.

Именно соединение назревших преобразований с необходимостью перехода власти в руки трудящихся, как условия их реализации, и предопределило социалистический характер Октябрьской революции. Здесь был реализован не субъективный идеал революционеров, а объективная общественная потребность. Именно уникальное стечение обстоятельств заставило Россию первой вступить на путь социалистического развития, несмотря на незрелость многих «предпосылок социализма», особенно в экономической области.

Приняв все это во внимание, мы можем ответить и на муссируемый ныне вопрос о том, имелась ли альтернатива социалистической революции в России. В том-то и заключается характернейшая особенность Октябрьской революции, что ее конкретные шаги диктовались не только и не столько доктринальными соображениями, сколько касаниями «стенок» весьма узкого «коридора», по которому приходилось идти. Были жесткий прагматизм и столь же жесткие, соответствующие военной обстановке методы, позволившие удержать экономику на краю пропасти и получившие впоследствии название «военного коммунизма». Только никакого идеала из этого партия в целом не делала, хотя в ее рядах было немало тех, кто впопыхах принимал его за идеал. Поворот к нэпу это только подтвердил.

Но то, что было сделано, — сделано в конкретных обстоятельствах того времени едва ли не единственно возможным способом. Просто по-другому ни у кого ничего не получилось и вряд ли могло получиться. Реальной социальной, политической и экономической альтернативы тому пути, на который Россия вступила в октябре, просто не существовало. Однако альтернатива все же была. Но она касалась не содержания социально-политических процессов, а формы их протекания. Это была альтернатива мирного и немирного путей развития социалистической революции.

Данный вопрос по вполне понятным причинам замалчивается нынешней официозной пропагандой, силящейся изобразить большевиков фанатиками «насилия ради насилия». Заметим, что и историография предшествующего времени касалась этого вопроса крайне неохотно. В результате сложился и укоренился стереотип, ставящий знак равенства между революционными и насильственными методами общественных преобразований, между революцией и Гражданской войной, но он совершенно не соответствует правде истории.

А правда состоит в том, что реализация возможности мирного развития революции была центральной проблемой для Ленина и большевистской партии. Ленин считал мирное развитие революции возможностью крайне редкой и крайне ценной в истории, и именно поэтому полагал, что большевики должны сделать все для того, чтобы не упустить этот шанс, предложить компромисс меньшевикам и эсерам. «Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, — писал он в сентябре, — то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной». И уже после Октябрьской революции Ленин откровенно говорил, что если бы такой компромисс был достигнут, никому бы и в голову не пришло устраивать вооруженное восстание. Однако шанс на мирное развитие был все же упущен из-за непоследовательной политики эсеро-меньшевистского руководства Советов.

Тем не менее и после событий Октября до вмешательства в России извне не было объективных условий для общенационального вооруженного конфликта. Гражданская война на территории Советской страны была развязана империалистическими державами. Уже 23 декабря 1917 года между Англией и Францией была заключена конвенция о разделении сфер влияния в России. Поэтому военные действия, намеренно доведенные внутренней и международной реакцией до ожесточенного братоубийства, на деле означали борьбу за или против независимости, за или против расчленения нашей Родины. Официальный лозунг белого движения «Единая и неделимая Россия» был фальшивым: он прикрывал по сути компрадорскую политику обещания территориальных уступок в обмен на военную помощь.

Как отмечало Совещание 33 членов бывшего Учредительного собрания под эгидой Милюкова и Керенского (Париж, январь 1921 года), внутренняя контрреволюция сознательно пошла на приглашение иностранных войск, хотя и отдавала себе отчет в том, что совершает предательство национальных интересов. Между тем Красная Армия воевала за спасение, целостность и свободу Отечества, что и обеспечило ей поддержку подавляющего большинства народа, а значит, конечный успех. Это была по форме гражданская, а по содержанию отечественная война.

И в самый ее разгар, в мае 1919 года, Ленин приходит к пессимистическому выводу: «Великие революции, даже когда они начинались мирно, как Великая французская революция, кончались бешеными войнами, которые открывала контрреволюционная буржуазия. Мирного развития к социализму быть не может».

Вывод излишне категоричный, но вполне объяснимый обстановкой ожесточенной борьбы не на жизнь, а на смерть. Поэтому сразу же после окончания Гражданской войны Ленин пересматривает его и еще раз возвращается к вопросу о возможности мирного развития к социализму. Ориентируя советскую делегацию на Генуэзской конференции, он писал о том, что России желательно соглашение не только торговое, «но и политическое, как один из немногих шансов мирной эволюции капитализма к новому строю, чему мы, как коммунисты, не очень верим, но помочь испытать согласны и считаем своим долгом».