Читать онлайн «Тавистокский институт». Страница 35

В своем информативном докладе о воздействии телевидения на умственные способности человека журналист-расследователь Лонни Вольф пишет, что и Фредерик Эмери, и Эрик Трист, до самой своей смерти в 1993 году руководивший тавистокскими операциями на территории США, отмечали, что «телевидение оказывает диссоциативное воздействие на разум человека, снижая его способность рационально мыслить. Зрители, привыкающие смотреть телевизор по шесть и более часов в день, отказываются от своей способности рассуждать, всецело предаваясь образам и звукам, доносящимся с телеэкрана».[169] Тавистокцы признавали, что увлечение телевидением губительно сказывается на способности человека критически мыслить. Другими словами, телевидение нас оболванивает.

С точки зрения тавистокцев, низвести человеческое общество до уровня бессловесных и неразумных тварей особенно важно, если хочешь владеть миром. «Поскольку в мире есть только один источник усиления могущества человека как вида — способность открывать все многообразие физических законов и жить в соответствии с ними, — единственное практическое отличие человека от животного заключается в тех действиях, которые он направляет на открытие и подтверждение универсальных физических принципов. Накопление и практическое применение этих знаний по нарастающей из поколения в поколение — вот как можно определить абсолютную разницу между человеком и животным».[170] Однако диссоциативный эффект телевидения является, с точки зрения тавистокских промывателей мозгов, лишь одним из аспектов преодоления сопротивления и изменения установившейся в обществе парадигмы. Послушаем Теодора Адорно, представителя Франкфуртской школы: «Представляется очевидным, что модификация потенциально фашистской структуры не может быть достигнута одними лишь психологическими средствами. Эта задача сравнима с избавлением планеты от неврозов, преступности и национализма. Это все продукты общей организации общества, и изменить их можно только посредством изменения самого общества. Решать, каким образом можно было бы осуществить такие перемены, — это не дело психолога. Эта проблема требует одновременного привлечения всех общественных наук. Мы можем лишь настаивать на том, что во время совещаний и круглых столов, где будет обсуждаться данная проблема, психологи тоже должны иметь право голоса. Мы считаем, что научное понимание общества должно включать в себя понимание того, зачем это людям, поскольку далеко не все социальные реформы, пусть даже самые широкие и желательные, способны трансформировать структуру предвзято настроенной личности. Чтобы изменить или хотя бы сдержать фашистский потенциал, необходимо наращивать способность людей видеть себя такими, какие они есть, и быть самими собой. Этого нельзя добиться путем манипулирования людьми, сколь бы совершенными ни были методы манипулирования... Вот здесь-то психология и может сыграть важную роль. Методы преодоления сопротивления, разработанные преимущественно в сфере индивидуальной психотерапии, могут быть усовершенствованы и адаптированы к использованию в отношении групп людей и даже в отношении народных масс».[171]

Тавистокцы Эрик Трист и Фредерик Эмери разработали теорию «социальной турбулентности», так называемое «смягчение эффектов будущих потрясений», под которым понимается заблаговременная подготовка населения к таким потрясениям, как нехватка энергии, финансово-экономический коллапс и террористические атаки. «Если “потрясения” происходят слишком часто и их интенсивность с каждым разом возрастает, есть опасность, что все общество будет ввергнуто в состояние массового психоза», — утверждали Трист и Эмери. Они также говорили, что «люди будут разобщаться, пытаясь поодиночке бежать от шокирующих реалий, уходить в себя, находить успокоение в отрицании действительности и в популярных развлечениях, но при этом в любой момент будут готовы к вспышке ярости».

Фактически мы говорим здесь о двух сторонах одной и той же медали. С одной стороны — скрытое, изощренное манипулирование мышлением и совестью людей посредством телевидения, а «с другой — прямой и открытый сдвиг парадигмы, изменение базовых концепций, расширение параметров, изменение игрового поля и всех правил игры в обществе — и все это исключительно за короткий промежуток времени».[172]

Одним из ключевых игроков, вовлеченных в психологическую войну против населения посредством намеренно создаваемой социальной турбулентности, является Курт Левин, пионер групповой динамики, который стоял у истоков Франкфуртской школы и бежал из Германии после прихода Гитлера к власти. Приведенный ниже отрывок из его книги «Перспективы времени и моральный дух» наглядно демонстрирует его понимание психологической войны: «Один из главных методов подавления морального духа посредством стратегии устрашения состоит в точном соблюдении следующей тактики — держать человека в состоянии неопределенности относительно его текущего положения и того, что может ожидать его в будущем. Кроме того, если частые колебания между суровыми дисциплинарными мерами и обещанием хорошего обращения вкупе с распространением противоречивых новостей делают когнитивную структуру ситуации неясной, то человек теряет уверенность в том, приведет ли его какой-либо конкретный план к желаемой цели, или же, наоборот, отдалит от нее. В таких условиях даже те личности, которые имеют четкие цели и готовы пойти на риск, оказываются парализованными сильным внутренним конфликтом в отношении того, что следует делать».[173]

Исследования, проведенные за последние 50 лет в области психологии, социологии и психиатрии, показали, что в отношении количества изменений, которое способно выдержать человеческое сознание, существуют четкие пределы. По мнению Центра научно-политических исследований при Университете Сассекса, в будущем нас ожидает шок — «физический и психологический надлом, возникающий вследствие перенапряжения той части человеческого сознания, которая отвечает за принятие осмысленных решений». Иными словами, «события будут происходить так быстро, что человеческий мозг не сможет осмысливать информацию». Согласно Эмери и Тристу, после серии непрерывной шоковой терапии крупная целевая группа населения входит в такое состояние, при котором ее участники больше не желают делать выбор в меняющихся обстоятельствах. «Такая стратегия может быть осуществлена только через отрицание глубинных корней человечества, которые соединяют людей на личностном уровне, через отрицание их индивидуальной души».

Людьми овладевает апатия, и часто ей предшествует бессмысленная агрессия, о чем свидетельствует опыт лос-анджелесских уличных банд в 1960-е и 1980-е годы. То, что Эмери и Трист называют организованной социальной реакцией на диссоциацию, наглядно описывает Энтони Бёрджесс на страницах романа «Заводной апельсин», рисуя общество, охваченное инфантильной, животной яростью. «Такая группа становится легко управляемой; она будет беспрекословно подчиняться любым приказам, что и является целью данной обработки», — добавляют Трист и Эмери. Более того, диссоциированные взрослые не могут реализовать свой моральный авторитет по отношению к своим детям, потому что слишком увлечены собственными детскими фантазиями, которые внушил им телевизор. А если вы сомневаетесь в справедливости моих слов, посмотрите на сегодняшнее старшее поколение: как они, не желая вступать в конфликт, приняли моральное разложение поколения своих детей, вследствие чего их моральные стандарты снизились.

Как и в наркотическом «дивном новом мире» Олдоса Хаксли, здесь нет нужды делать моральный или эмоциональный выбор; «дети цветов» и пропитанное наркотиками молодежное движение времен Вьетнамской войны служат превосходными примерами такого сценария.

Эти «частые колебания» проходят несколько сценариев: «Стабильность, когда люди более или менее способны приспосабливаться к тому, что с ними происходит, и турбулентность, когда люди либо предпринимают какие-то действия, снимающие напряжение, либо адаптируются к полной напряжения среде. Если турбулентность не заканчивается или усиливается, они постепенно утрачивают способность к позитивной адаптации. Согласно Тристу и Эмери, люди выбирают такую реакцию на напряжение, которая приводит к их деградации. Они начинают подавлять реальность, отрицая само ее существование, и все больше витать в инфантильных фантазиях, позволяющих им справиться со стрессом. В условиях возрастающей социальной турбулентности происходит переоценка ценностей в пользу менее гуманных и более животных».[174]

Второй сценарий — «сегментация общества, когда каждая группа: этническая, расовая, гендерная — воюет против всех остальных. Нации распадаются на региональные группы, которые, в свою очередь, дробятся на еще более мелкие этнические группы».[175] Трист и Эмери называют это «усилением внутри- и внегрупповых предрассудков ради упрощения процесса принятия решений. Естественные линии разделения общества превращаются в баррикады».