Читать онлайн «1937. Заговор был». Страница 21

Бить порознь Польшу и Германию невозможно, ввиду их тесного географического расположения.

Литва легко может быть оккупирована германо-польскими силами в первые же дни войны.

Из Литвы (со стороны Шавли) Германия, угрозой Риге, может оказать давление на позицию Латвии и получает авиационный плацдарм для систематических налетов на Ленинград и Кронштадт (500 км).

Румыния, по всей вероятности, не выступит совместно с Польшей.

Отношения Польши и Чехо-Словакии сильно натянуты.

Таким образом, — заключал Тухачевский, — задача разгрома Польского государства выдвигает для Красной Армии необходимость борьбы с польской и германской армиями». Далее Тухачевский давал расчет необходимого количества дивизий, техники. Он обращал при этом внимание на то обстоятельство, что СССР придется вести войну на два фронта. Характерна сама стилистика этих рассуждений.

«Оценивая польско-германские силы, — указывал М. Тухачевский, — необходимо учитывать, что вряд ли Германия и Польша выступят против нас без участия в войне Японии». Иными словами, Тухачевский мыслил именно войну Германии и Польши против СССР, в которой примет участие Япония, а не наоборот. Япония, в контексте его рассуждений, не инициирует войну, а принимает участие, «присоединяется» к Германии и Польше. При этом из контекста рассуждений Тухачевского следовало, что он мыслил Германию и Польшу стороной, инициирующей нападение на СССР в геостратегических условиях, невыгодных для Советского Союза. Отсюда напрашивался вывод, который не проговаривался Тухачевским: подготовка «превентивного удара» со стороны Красной Армии. Весь смысл рассуждений Тухачевского, таким образом, сводился к тому, что «на повестке дня» стоит вопрос о войне Германии и Польши против СССР. Следовательно, он считал, что, в отличие от предшествующего периода, оперативно-стратегическим направлением № 1 становится «Западное направление», Западные границы СССР. При этом потенциальными противниками № 1 Тухачевский считал Германию и Польшу, а не Японию.

Надо сказать, что опасения Тухачевского, добавим — и советского правительства, были небеспочвенными. Советская разведка располагала совершенно достоверными сведениями о том, что «достигнуто соглашение о заключении польско-германо-японского военного союза против СССР», что «моментом интервенции против СССР должен стать» не «момент неизбежного краха хозяйственной системы СССР», а «напротив, решено не ждать этого момента и вызвать возможно скорее вооруженный конфликт с СССР». Предположительно (на основе совокупных агентурных сведений) началом такового конфликта «надо считать литовскую операцию», т. е. вторжение польских войск в Литву и ее оккупация. При этом сообщалось, что «не позже мая месяца (1935 г.) Польша должна покончить с Литвой». Это будет означать «активные антисоветские действия Польши и Германии», которые должны будут спровоцировать вступление в войну против СССР Японии.

Приведенные оперативно-стратегические расчеты Тухачевского не встретили понимания в качестве достаточного основания для пересмотра оперативного плана Красной Армии. Судя по всему, одним из главных аргументов политическое и военное руководство считало возможность удержать Германию (а значит, и Польшу) от агрессии, опираясь на военно- политический союз СССР с Францией. Я не буду останавливаться на всех аспектах деятельности советского правительства в этом направлении, тем более что некоторые из них мне уже доводилось достаточно подробно рассматривать и анализировать в предшествующих книгах. Задержусь главным образом на тех вопросах, которым не было уделено достаточного внимания либо совершенно обойденных им. Это те вопросы, рассмотрение которых необходимо в контексте исследуемых мною проблем в настоящей книге.

Можно утверждать, что на разрешение геостратегической и геополитической проблемы, возникшей перед СССР, так называемой «военной тревоги 1935–1936 гг.», советское политическое руководство персонально очень, если не главным образом, рассчитывало на Тухачевского как на ключевую политическую фигуру в оптимизации отношений с Западной Европой (будь то Англия, Франция или Германия). И Тухачевский вполне и ясно осознавал свою политическую значимость в сложившейся ситуации. Соответствующее впечатление вынес от встречи с Тухачевским в феврале 1936 г. в Париже генерал М. Гамелен, передав его в своих мемуарах: «Он казался уверенным в себе и собственном влиянии».

23 января 1936 г., непосредственно перед отъездом в Лондон и Париж, Тухачевский был на приеме у Сталина, на котором присутствовали также нарком обороны СССР К.В. Ворошилов, Председатель СНК СССР В.М. Молотов, нарком внутренних дел СССР Г.Г. Ягода, начальник Иностранного отдела ГУГБ НКВД А. Слуцкий, зам. наркома по иностранным делам СССР Н.Н. Крестинский. Следует обратить внимание на то, что на совещании не было 1-го заместителя наркома обороны СССР Я.Б. Гамарника, а также ни одного из высших окружных командиров Красной Армии (вроде Якира или Уборевича). Не было руководства военной разведки (С.П. Урицкого) и контрразведки (А.Х. Артузова). Состав участников совещания требует комментариев, которые в определенной мере приоткрывают основные направления деятельности Тухачевского.

Не считая Сталина и Тухачевского, отправлявшегося в заграничную поездку, а также Молотова и Ворошилова, самых доверенных соратников Сталина, присутствовал именно Крестинский, а не нарком по иностранным делам СССР М.М. Литвинов. Прогермански настроенный Крестинский являлся главным специалистом по советско-германским отношениям. С 1921 и до 1929 г. он был советским полпредом в Германии, в силу чего располагал там, в частности в Берлине, весьма обширными и густыми официальными и неофициальными, в том числе личными, связями. Это значило, что зарубежная «миссия» Тухачевского предполагала не только реализацию официальной цели визита — переговоры с политическими и военными представителями Англии и Франции, но и с представителями правящей политической и военной элиты Германии. В таком случае остановки Тухачевского в Берлине не были случайными или неожиданными для узкого круга советского руководства, включая и, прежде всего, Сталина.

Присутствие на совещании руководителя НКВД Ягоды и начальника Иностранного отдела ГУГБ НКВД Слуцкого свидетельствовало о том, что в ходе своей «миссии» Тухачевскому предстояло действовать не только по официальным дипломатическим и военно-дипломатическим каналам, но и по неофициальным, конспиративным, контролируемым НКВД. Таким образом, всякого рода возможные контакты Тухачевского с лично знакомыми ему за рубежом лицами, очевидно, предполагались в ходе его «миссии». Судя по всему, Тухачевскому представлялась «carte blanche» на любые переговоры (официальные и неофициальные, легальные и нелегальные) с любым партнером, используя все возможные, в том числе и личные связи, включая контакты с представителями Белого движения.

Расчет был на использование Тухачевским своих личных знакомств в русском Белом зарубежье, чтобы с их помощью выйти на контакты с правительственными кругами Германии, с Гитлером.

26 января 1936 г. Тухачевский вместе с Литвиновым прибыл в Лондон. Официальная цель визита — участие в похоронах английского короля Георга VI: Литвинов представлял советское правительство, Тухачевский — Красную Армию.

В британской политической и военной элите господствовало весьма скептичное отношение к советской военной элите, к руководству Красной Армией. В отличие от германской военной и политической элиты, многие представители которой уже давно были знакомы с Ворошиловым, Тухачевским, Уборевичем и другими советскими «генералами» еще с начала 20-х гг.; в отличие от французской политической и военной элиты, представители которой достаточно много слышали от руководства русских эмигрантских кругов о Тухачевском, в британских политических и военных кругах практически ничего не знали о советском генералитете. Отношение к нему как к сброду «партизанских атаманов», храбрых, но малообразованных в военном отношении, сложившееся еще в пору Гражданской войны, оставалось, в сущности, неизменным и к середине 30-х гг. «Лишь в феврале 1934 года, — вспоминал И.М. Майский, — когда общая атмосфера англо-советских отношений начала смягчаться, британское военное ведомство вынуждено было «пойти на уступки». Между СССР и Англией наконец было заключено соглашение об обмене представителями вооруженных сил. В конце 1934-го или в начале 1935 г. в Лондон прибыл первый военный атташе СССР Витовт Казимирович Путна. Человек талантливый и энергичный, он сразу принялся за дело. Но старые традиции постоянно давали о себе знать: к советскому атташе относились настороженно».

Выбор на Путну в качестве военного атташе, направляемого в Англию, пал не случайно. Во-первых, Путна хотя и был по происхождению из литовских крестьян, однако человек он был не только способный от природы, но и имевший определенное, и не только военное, образование. Он родился в 1893 г., получил среднее образование, а затем окончил художественное училище, поскольку от природы был наделен способностями к рисованию и живописи. С началом Первой мировой войны, призванный в ряды русской армии, Путна был направлен в школу прапорщиков и в 1916 г. был выпущен в войска в чине прапорщика, в каковом качестве оставался и в 1917 г. В марте 1917 г. он вступил в большевистскую партию. Следует отметить, что, в отличие от многих других партийных красных командиров из бывших офицеров, Путна вступил в большевистскую партию по убеждениям. Поэтому, оказавшись в Красной Армии с начала 1918 г., он сначала был военным комиссаром полка, бригады, дивизии, а затем перешел на командную службу, став в конце 1919 г. командиром прославленной 27-й стрелковой дивизии в составе 5-й армии Тухачевского. Во главе этого соединения Путна под началом Тухачевского воевал на польском фронте и штурмовал мятежный Кронштадт, служил на Западном фронте в 1921–1922 гг. В. Путна уже имел достаточный опыт службы в качестве военного атташе в Германии и Польше. Он свободно владел немецким и польским языками. Направление его в Англию в качестве военного атташе было, однако, обусловлено не только его интеллигентностью, но и еще одним важным обстоятельством. В 1932–1934 гг. Путна был командующим Приморской группы войск Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии. В обстановке обострения советско-японских отношений, чреватых войной, вряд ли кто-либо лучше Путны мог убедить англичан в необходимости сближения с СССР и Красной Армией. Однако совершить прорыв в отношениях между британскими вооруженными силами и Красной Армией советское правительство рассчитывало, используя куда более мощную политическую фигуру, каковой с достаточным основанием считали фигуру маршала Тухачевского.