Читать онлайн «Русская матрица: Будет ли перезагрузка?». Страница 2

Мобилизующая сила хилиазма колоссальна. Пример — фанатизация немцев «светлым будущим» Третьего рейха, который вынесет эксплуатацию за пределы Германии, превратив славян во «внешний пролетариат». Более ста лет умами владел хилиазм Маркса с его «прыжком из царства необходимости в царство свободы» после победы мессии-пролетариата. По словам С. Булгакова, хилиазм «есть живой нерв истории, — историческое творчество, размах, энтузиазм связаны с этим хилиастическим чувством… Практически хилиастическая теория прогресса для многих играет роль имманентной религии, особенно в наше время с его пантеистическим уклоном».

Для нас сегодня актуально изучение апокалиптики русской революции, замечательно выраженной в трудах политических и православных философов (например, в сборниках «Вехи» и «Из глубины»), в литературе Достоевского, Толстого и Горького, в поэтической форме стихов, песен и романсов Серебряного века и 20-х годов. Откровения художественного творчества — исключительно важный для «дизайна» источник знания. Они содержат предчувствия, которые часто еще невозможно логически обосновать.

Корнями апокалиптика русской революции уходит в иное мировоззрение, нежели иудейская апокалиптика (и лежащие в ее русле пророчества Маркса). В ней приглушен мотив разрушения «мира зла» ради строительства Царства добра на голом месте. Скорее, будущее видится как нахождение утраченного на время града Китежа, как преображение через очищение добра от наслоений зла, произведенного «детьми Каина». Таковы общинный хилиазм анархистов и народников, наказов крестьян в 1905-1907 гг., социальные и евразийские «откровения» Блока, крестьянские образы будущего земного рая у Есенина и Клюева, поэтические образы Маяковского («Через четыре года здесь будет город-сад»). Этому видению будущего противостоял прогрессизм и либерализма, и классического марксизма. Становление советских социальных форм шло в интенсивных дискуссиях, это была поучительная для нас война альтернативных «образов будущего». Подобная война нам еще предстоит, и к ней надо готовиться с хладнокровным знанием.

Хотя социальный дизайн составлял часть духовной деятельности человека с первых его шагов, для нас практически важен период Нового времени. С возникновением науки этот дизайн приобрел организованный целенаправленный характер и стал включать в себя социальную инженерию и разработку технологий, основанных на научном анализе и предвидении.

XIX век стал веком интенсивного проектирования социальных форм. Научная, буржуазные и промышленная революции были всплеском изобретения, конструирования и быстрого строительства структур общественного бытия — политических и хозяйственных, образовательных и культурных, военных и информационных. Объектами конструирования были и разные типы человеческих общностей — классы и политические нации, структуры гражданского общества (ассоциации, партии и профсоюзы), политическое подполье и преступный мир нового типа. Важные проекты новых форм делались в виде утопий (например, утопический социализм), футурологических предсказаний или фантастики, более или менее основанной на рациональном знании.

Огромным проектом стало конструирование новой страны и нации как авангарда Запада — США. Этот «новый Израиль» («сияющий город на холме») был до мелочей изобретен отцами нации и представлен почти в чертежах, как в хорошем КБ. К работе привлекались и ведущие мыслители Европы.

В России проектирование новых форм в XIX веке велось как в рамках консервативной доктрины самим правительством, так и оппозиционными движениями — либералами и революционными демократами, анархистами и народниками. В начале XX века большие проекты новых форм жизнеустройства выдвинули консервативные реформаторы (Столыпин), либералы (кадеты) и большевики, а также организованные в общины крестьяне, движимые утопией «архаического аграрного коммунизма».

После революции 1905-1907 гг. стал выделяться проект большевиков. Ленин и близкие к нему интеллигенты в большей степени, чем другие течения, сумели интегрировать в одну доктрину методологию марксизма, традиционное знание (общинный крестьянский коммунизм) и связанное с ним «народное» православие, разработки анархизма (концепцию М. Бакунина о союзе рабочего класса и крестьянства) и концепцию «некапиталистического пути развития» народников. В среде большевиков были развиты системные идеи (А.А. Богданов стал творцом первой теории систем — тектологии). В целом в программе большевиков к 1917 г. присутствовало видение России как большой динамической системы в переходном состоянии и уделялось большое внимание структурному анализу общественных процессов.

Однако эти свойства были присущи русской общественной мысли в целом. Уже в дореволюционное время в Академии наук стала складываться установка на выполнение наукой функции проектирования структур. Этот мотив был силен уже у Ломоносова, стал преобладающим у позднего Менделеева, а затем определял главное направление Академии. После 1917 года эта установка сразу была реализована в деле формообразования самой российской науки, прежде всего в создании нескольких десятков системообразующих научно-исследовательских институтов в 1918-1919 гг. Сам НИИ как особая социальная форма науки был русским изобретением.

После 1917 г. в подходе к социальному дизайну в России речь шла о выборе из двух больших мировых проектов движения к справедливому и солидарному обществу — социал-демократии и коммунизма. Разница в сути двух проектов передавалась уже семантически. Социальный — значит общественный (от слова «социум» — общество). А коммунистический — значит общинный (от слова «коммуна» — община). То знание, которое было получено в ходе этих дебатов, актуально для России сегодня.

Первая сложнейшая задача по социальному дизайну была поставлена распадом Российской империи и взрывом этнического национализма, который был порожден в нарождающейся буржуазии нерусских народов либерально-демократической революцией. Надо было выработать проект национально-государственного строительства, подавляющего этот разделяющий страну национализм. Тогда были найдены адекватные формы — на целый исторический период. Западные ученые, изучавшие историю СССР, очень высоко оценивают тот факт, что советской власти вновь удалось собрать «империю». Модель Советского Союза была творческим достижением высшего класса (даже 3. Бжезинский, обсуждая варианты развития СССР, признает «изумительные достижения сталинизма»).

Второй пласт огромной работы по дизайну составлял проект новой «сборки» народа и его русского ядра (уже в советской форме). В этой работе было много новаторских изобретений и открытий, сегодня она поражает своей интенсивностью и масштабом.

По своей структурной сложности с нациестроительством сравнима задача проектирования форм народного хозяйства. В этой работе на счету у советских «дизайнеров» много оригинальных достижений общемирового значения. Были спроектированы и построены большие технико-социальные системы жизнеустройства, которые позволили России вырваться из исторической ловушки периферийного капитализма начала XX века, стать промышленно развитой и научной державой и в короткий срок подтянуть тип быта всего населения к уровню развитых стран. Мы не понимали масштабов и сложности этой задачи потому, что жили «внутри нее», а официальное обществоведение внушило, что ответы на встающие проблемы автоматически вытекали из учения марксизма-ленинизма.

Впервые в индустриальной цивилизации было построено народное хозяйство в основном не по типу рынка, а по типу семьи — не на основе купли-продажи ресурсов, а на основе их сложения. Это позволяло вовлекать в хозяйство «бросовые» и «дремлющие» ресурсы, давало большую экономию и порождало хозяйственную мотивацию иного, нежели на рынке, типа. Сложение ресурсов в «семье», расширенной до масштабов страны, осуществлялось посредством планирования.

Именно сложение ресурсов без их купли-продажи позволило СССР после колоссальных разрушений войны 1941 — 1945 гг. очень быстро восстановить хозяйство. В 1948 г. СССР превзошел довоенный уровень промышленного производства — можно ли это представить себе сегодня? Благодаря этим качествам хозяйства базовые материальные потребности населения удовлетворялись в СССР гораздо лучше, чем этого можно было бы достигнуть при том же уровне развития, но в условиях рыночной экономики.

В 20-е годы была доработана необычная модель промышленного предприятия, в котором производство было переплетено с поддержанием важнейших условий жизни работников, членов их семей и вообще «города». Отсюда — понятие «градообразующее предприятие», которое было понятно каждому советскому человеку и которое очень трудно объяснить эксперту из МВФ. Эти эксперты, работавшие в РФ в начале 90-х годов, не могли понять, как устроено это предприятие, почему на него замыкаются очистные сооружения или отопление целого города, почему у него на балансе поликлиника и пионерлагерь, «подсобное хозяйство» в деревне и жилые дома. Это переплетение, идущее от традиции общинной жизни, настолько прочно вошло в коллективную память и массовое сознание, что казалось естественным. На самом деле это — изобретение России.