Читать онлайн «Растоптанная Победа. Против лжи и ревизионизма». Страница 28

Буквально через несколько дней после получения этих приказов Каминский был вызван в Орел, где ему было объявлено о передаче под его контроль соседнего Суземского и Навлинского районов. Каминский приехал из Орла, полный радужных предвкушений.

«В феврале 1942 года я зашел по служебным вопросам в кабинет Каминского, — вспоминал впоследствии начальник лесного хозяйства района А. Михеев. — В беседе со мной Каминский рассказал, что он ездил к немецкому генералу Шмидту, который разрешил ему расширить функции районной управы. Сначала преобразовать Брасовский район в Локотский уезд, а затем и считать поселок Локоть городом. При этом Каминский заявил, что немецкие оккупационные власти согласны расширять наши функции вплоть до создания «русского национального государства», если мы будем активно помогать немцам в борьбе с большевиками. Тут же Каминский выразил свое мнение, что при нынешней ситуации, как он сказал, есть шансы мне — Михееву — после окончания войны в пользу немцев стать министром лесного хозяйства правительства, которое будет создано в России… При этом рассказал мне о целях и задачах антисоветской организации НСТПР и сказал, что все члены этой партии будут получать соответствующие портфели, а кто против, тот будет угнан в Германию» [362].

Себя же, понятное дело, Каминский видел главой подчиненного Третьему рейху «русского государства». Он даже опубликовал приказ, в котором именовал себя бургомистром еще не существовавшего Локотского уезда [363]. Тем сильнее должно было быть его разочарование.

В первой половине марта брянские партизаны нанесли новый удар. На сей раз он был направлен на жизненно необходимые оккупантам железные дороги. Удар оказался сокрушительным. «Железные дороги Брянск — Дмитриев-Льговский и Брянск — х[утор] Михайловский выведены из строя, — докладывали в Москву Емлютин и Сабуров. — На всем протяжении пути все мосты взорваны. Железнодорожный узел х[утор] Михайловский партизаны разрушили. Немцы пытаются восстановить железнодорожное движение на участке Брянск — Навля, но эти попытки срываются партизанами» [364].

Немецкие источники эту информацию подтверждают: «В марте 1942 года партизаны остановили движение на железной дороге Брянск — Льгов и препятствовали использованию немцами железнодорожной линии Брянск — Рославль. На основных шоссейных дорогах (Брянск — Рославль, Брянск — Карачев, Брянск — Жиздра) угроза была столь велика, что движение по ним можно было осуществлять лишь крупными колоннами» [365].

Произошедшее имело прямое отношение к Каминскому: партизаны парализовали именно ту железнодорожную ветку, которая шла через Локоть и подчиненные ему территории.

К этому времени, однако, боеспособность локотской «народной милиции» была не настолько велика, чтобы вести самостоятельные антипартизанские операции. Поэтому подразделения Каминского действовали во взаимодействии с брошенными на борьбу с партизанами венгерскими частями. Первая же их совместная операция обернулась массовыми убийствами мирных жителей. Об этом впоследствии рассказывал уже упоминавшийся нами начальник отдела лесного хозяйства Михеев: «Весной 1942 года полицейские отряды, возглавляемые Мосиным, с участием мадьярских частей, в селе Павловичи расстреляли 60 человек и 40 человек сожгли живыми» [366].

11 апреля была сожжена деревня Угревище Комаричского района, расстреляно около 100 человек. В Севском районе каратели уничтожили деревни Святово (180 домов) и Борисово (150 домов), а село Бересток было уничтожено полностью (сожжено 170 домов, убиты 171 человек) [367].

Проявленная жестокость по отношению к невинным людям привела к росту недовольства в рядах «народной милиции». «Милиционеры» начали перебегать к партизанам. Об этом ясно свидетельствует содержание приказа № 118 по Локотскому уезду от 25 апреля 1942 г.:

«…наряду с мужественно сражающимися за свое будущее бойцами и командирами, в некоторых случаях проявлялись также элементы паники и трусости, неуверенности и дезертирства, вроде бывшего начальника Шемякинского отряда Левицкого, а временами трусость и дезертирство переходили в открытое предательство, как это имело место 20 апреля с.г. со стороны 4 бойцов-военнопленных Хутор-Холмецкого отряда. Аналогичное предательство было допущено и в Святовском отряде со стороны бойца Зенченкова Сергея Гавриловича, который 22 апреля с.г. не выполнил приказания командира и покинул пост на железнодорожном мосту. Этим самым он сделал большую услугу врагу, за что и был в тот же день по приказу бургомистра расстрелян » [368].

Вершиной процесса стал переход на сторону партизан «милиционеров» деревень Шемякино и Тарасовка. Историки-ревизионисты, правда, этот переход яростно отрицают: по их словам, этого не могло быть потому, что не могло быть никогда. Однако при чтении партизанских документов картина вырисовывается непротиворечивая: 1 мая Кокоревский партизанский отряд вступил в деревни Шемякино и Тарасовка. Из полутора сотен стоявших там «милиционеров» 85 перешло на сторону партизан, а 57 — уничтожено. Перешедшие на сторону партизан «милиционеры» были переименованы в местную группу самообороны и вместе с партизанами приготовились защищать деревни от «каминцев» [369].

Об этом эпизоде подробно рассказано также в послевоенных показаниях начальника Михайловской полиции М. Говядова: «Дело было так: в мае 1942 г. рота полицейских, дислоцировавшихся в деревнях Шемякино и Тарасовка, восстала — убила своих командиров, перерезала связь и перешла к партизанам. В отместку за это Каминский организовал карательную экспедицию, в числе которых были мадьяры. Эту экспедицию возглавлял замбургомистра Мосин, начальник военно-следственного отдела Парацюк и представитель газеты «Голос народа» — Васюков…» [370]

Каратели захватили деревни после упорных боев с бывшими полицейскими и партизанами. После этого началась расправа над местными жителями. «По прибытии на место каратели расстреляли около 150 человек, членов семей полицейских, которые ушли к партизанам, и часть полицейских, которые были захвачены в Шемякино и Тарасовке, — рассказывал М. Говядов. — В числе расстрелянных были женщины, дети и старики. В июле 1943 года, по приказу Каминского, была создана комиссия под председательством Мосина с целью произвести раскопки могилы расстрелянных ими же советских граждан, для того чтобы приписать эти действия партизанам и озлобить солдат РОНА против партизан. Мне известно, что эта комиссия выезжала, производила раскопки, составила соответствующий акт, который был опубликован вместе с большой статьей в газете «Голос народа», в которой указывалось, что расстрел этих лиц якобы произведен партизанами» [371].

В действиях каминцев не было ничего особенно специфичного. Точно такими же преступлениями против мирных жителей отметились действовавшие в соседних районах венгерские и немецкие каратели. Свидетельства об этом в большом количестве сохранились в российских архивах. Приведем некоторые из них.

«В поселке Навля Навлинского района немцы повесили на железных крюках за челюсти 14 женщин и стариков, связав им руки. Повешены т.т. Тишин, Смешаков, Филимонова Варвара и др. В селе Борщево этого же района немцы сожгли живыми Лагутова Павла, Степкина Сергея и трех детей в возрасте 3–7 лет, кандидата в члены ВКП(б) тов. Захарова. Семья коммуниста тов. Петракова: жена Петракова Мария Архиповна, дочь Евдокия 16 лет, сын Анатолий 13 лет и дочь Валентина 4 лет зарезаны кинжалами и выброшены на улицу, которых в течение двух недель не давали хоронить. После приказали полиции указанные трупы облить керосином и сжечь» [372].

«Фашистские сообщники мадьяры вступили в нашу деревню Светлово 9/V-42, — рассказывал крестьянин Антон Иванович Крутухин. — Все жители нашей деревни спрятались от такой своры, и они в знак того, что жители стали прятаться от них, а те, которые не сумели спрятаться, их расстреляли, изнасильничали несколько наших женщин. Я сам старик 1875 года рождения был также вынужден спрятаться в погреб… По всей деревне шла стрельба, горели постройки, а мадьярские солдаты грабили наши вещи, угоняя коров, телят» [373].

В близлежащей деревне Орлия Слободка в это время всех жителей собрали на площади. «Приехали мадьяры и стали собирать нас в одну (нрзб) и выгнали в с. Коростовку, где мы переночевали в церкви — женщины, а мужчины отдельно в школе, — вспоминала Василиса Федоткина. — Днем 17/V-42 г. нас пригнали снова в свое село Орлию, где мы переночевали и на завтраго т. е. 18/V-42 г. снова нас собрали в кучу около церкви, где нас пересортировали — женщин погнали на с. Орлию Слободку, а мужчин оставили при себе» [374].

20 мая около 700 венгерских солдат направились из Орлии в ближайшие села. В колхозе «4-й Большевистский сев» они арестовали всех мужчин. «Когда увидели мужчин нашей деревни, то они сказали, что это партизаны, — рассказывала Варвара Федоровна Мазеркова. — И этого же числа, т. е. 20/V-42, схватили моего мужа Мазеркова Сидора Борисовича рождения 1862 и сына моего Мазекова Алексея Сидоровича, год рождения 1927, и делали пытки, и после этих мучений они связали руки и сбросили в яму, затем зажгли солому и сожгли в картофельной яме. В этот же день они не только моего мужа и сына, они 67 мужчин также сожгли» [375].