Читать онлайн «Политология: учебник для студентов вузов». Страница 69

Как видим, по основным показателям заметно выделяется «Единая Россия», имеющая наибольшую численность и конституционное большинство в Государственной Думе (т.е. позволяющее принимать не только законы, но и поправки к Конституции).

«Единая Россия» занимает в политическом спектре центристские позиции, КПРФ — традиционно левые, «Справедливая Россия» и «Патриоты России» — левоцентристские, ЛДПР — неопределеннопопулистские, «Яблоко» — леволиберальные, «Правое дело» — праволиберальные. Но влияние двух последних партий невелико. На последних выборах в Государственную Думу они в сумме набрали около 3% голосов и в парламент не попали. Из пробившихся в него партий только КПРФ можно отнести к оппозиции. Три другие вполне лояльны к правительству и «партии власти» — «Единой России».

Такая конфигурация нашей партийной системы позволяет квалифицировать ее как «систему с доминирующей партией». Тем более что конституционное большинство — «Единая Россия» имеет уже два созыва Государственной Думы (четвертый и пятый), и пока признаков перемены ситуации не наблюдается. Эта конструкция партийной системы сложилась в «нулевые» годы текущего столетия под действием двух основных факторов:

(1) целенаправленных усилий президентской ветви власти по упорядочиванию и укрупнению партийной системы;

(2) сдержанного отношения населения к самому институту политических партий.

Утвержденные законодательно весьма жесткие требования к численности и организационной структуре партий практически не встретили сопротивления ни со стороны самих партий (было всего лишь две попытки судебного оспаривания норм нового закона о партиях), ни тем более со стороны населения. И дело не только в очевидной избыточности количества партий к концу 1990-х. По- видимому, пока еще не оформился серьезный социальный запрос со стороны больших социальных групп на создание партийных организаций. Большая часть общества по-прежнему воспринимает их как дополнительную социальную нагрузку, малопонятную пристройку к и так разбухающему государственному аппарату. По данным проведенного в 2005 г. Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) исследования предпочтений россиян, 25% наших граждан высказались за однопартийную систему, 29% поддержали систему «малопартийную» (т.е. состоящую из двухтрех сменяющих друг друга партий), 17% высказались за систему из нескольких малочисленных кадровых партий, а 20% были убеждены, что стране вообще «нужны не партии, а настоящие лидеры, вожди».

Очевидно, что примерно половина россиян вообще не видит смысла в многопартийности. Оттого-то жесткое регулирование властью партийной системы и оставляет общество равнодушным. Создаваемая же «сверху» партийная система, естественно, получается лояльной и «удобной» для власти, что гарантирует стабильность, но сокращает объем выполняемых партиями функций и минимизирует их «полезность» для политической системы.

Итог трансформации российской партийной системы в первое десятилетие XXI в. можно представить следующим образом:

(1) произошло ее существенное укрупнение;

(2) оформилась система с доминирующей партией;

(3) осуществлено «усмирение» или «вышывание» партийно-политической оппозиции;

(4) запущен процесс «партизации» власти.

Последний пункт этого перечня говорит о том, что государственная власть осознает необходимость существования политических партий (но, к сожалению, лишь в качестве лояльных проводников государственных решений). Российская политика в целом по сравнению с 1990-ми стала менее конкурентной, но более «партийной». Это проявляется, например, в том, что четыре высших государственных поста занимают лица, теснейшим образом связанные с политическими партиями. Партийные избирательные списки на общефедеральных выборах в большинстве случаев возглавляют главы субъектов Федерации. «Под партии» перестроена избирательная система — смешанная заменена на пропорциональную. Партии, имеющие большинство в законодательных собраниях регионов, получили право выдвигать на представление президенту кандидатуры глав этих регионов и т.д. Все это означает, что партийная составляющая политики в целом увеличивается. Но сочетание сильной президентской системы с доминирующей партией (кадрового к тому же типа) лишает эту вполне демократическую тенденцию большей части ее смысла. Ибо приводит не к «сдерживанию» государства, а к его усилению.

Правящую сегодня партию — «Единую Россию» — иногда сравнивают с КПСС по масштабам влияния. Но сравнение это в принципе неверно. В СССР партия контролировала государство. В современной России наоборот — государство контролирует партию. Значимые решения принимаются не в ней, а в исполнительной власти (президентской администрации и правительстве). Возможности же неправящих, и уж тем более оппозиционных партий крайне незначительны. Такая партийная система, может быть, и оправданна для периода политического перехода от тоталитаризма к демократии. Но по мере приближения к цели — демократической политической системе она, естественно, будет выглядеть все более архаичной. У нее ведь нет страховки на случай серьезных кризисов: нет реальной конструктивной оппозиции, способной подхватить власть и выправить неизбежные политические ошибки. Кроме того, такая система (опять же при неблагоприятных условиях) чревата сползанием назад, к авторитаризму. Поскольку опять-таки отсутствует механизм сдерживания аппетитов государства — реальная многопартийность. Так что, выигрывая в тактике, погашая во имя стабильности многопартийный разнобой, нынешняя российская партийная система рискует проиграть стратегически, в приближении к конечной цели — построению полноценной демократической политической системы.

Наряду с партиями важнейшим звеном, связывающим государство с гражданским обществом, являются группы интересов[67]. Группы интересов возникают примерно по тем же причинам, что и партии: для выражения интересов и позиций различных категорий населения в эпоху представительного управления. Однако партии стремятся агрегировать, сплавить интересы небольших групп в укрупненные и обобщенные цели, лозунги и программы. Задача же группы интересов как раз обратная: не дать частногрупповому интересу раствориться, утонуть в интересах более широкой социальной общности.

Основоположником концепции «групп интересов» считается американский социолог и политолог Артур Бентли (1870—1957), чья работа 1908 г. «Процесс управления» («Process of Government») стала классикой политологии. Его позиция во многом определялась противостоянием марксистской теории классового деления общества. Суть основного упрека Бентли марксизму сводится к тому, что классовое деление — это слишком общий, «грубый» срез социальной дифференциации. Классы — слишком большие общности людей, внутри которых существует множество самостоятельных интересов (профессиональных, региональных и пр.), которые также оказывают влияние на политическую жизнь. Но при использовании только классовой дифференциации общества для анализа политики учесть это влияние невозможно. Как невозможно объяснить и конкретную динамику политического процесса, быструю смену политических ситуаций в рамках локального исторического периода, когда классы в принципе остаются стабильными.

Поэтому первичным субъектом политического процесса, по Бентли, следует считать социальную группу интересов, т.е. объединение людей на основе общности интересов и действий в конкретной политической ситуации. Эти объединения берут на себя функции представительства интересов входящих в них людей во взаимодействии с политической властью. Их задача — формулировка и агрегирование различных социальных интересов и воплощение их в конкретные требования к обществу и государству. В числе таких групп интересов, как правило, представлены ассоциации предпринимателей, профсоюзы, молодежные и ветеранские организации, союзы и общества фермеров, деятелей науки, культуры, религии, экологические, феминистские и прочие движения, организации различных меньшинств и т.д.

Взаимодействие таких групп и государства Бентли считал сердцевиной политического процесса. Конкуренция различных групп интересов между собой за наибольшее влияние на государство способствует демократизации политической жизни. Ведь только общий баланс, выявленное в столкновении множества политических интересов соотношение сил и определяют направленность государственной политики. Свободное соревнование групп интересов является естественным состоянием «здорового» общества, при котором политическая жизнь приобретает вид этакой «мозаики» конкурирующих интересов, где ни одна из групп не в состоянии монополизировать политическую власть. При этом даже сами государственные институты могут рассматриваться как особая «официальная группа интересов», выполняющая арбитражные функции и обеспечивающая целостность и стабильность общества.