Читать онлайн «Реванш русской истории». Страница 34

Классическими случаями «военной тревоги» были франко-германские кризисы 1875 и 1887 годов, инспирированные Бисмарком и погашенные российской дипломатией. Именно за разрядку европейского кризиса 1887 года Александр III и получил прозвище Миротворца.

Военные тревоги могут сопровождаться шумом прессы, угрожающими заявлениями, шовинистическим угаром. Но всего этого недостаточно для того, чтобы ситуация перешла в горячую фазу. Войной оборачивается не бессилие дипломатии, а переоценка собственных возможностей в силовом решении конфликта. Именно об этом ложном мнении о себе была написана замечательная книга Барбары Такман «Пушки августа», сыгравшая свою роль в разрешении Карибского кризиса. Те, кто её не читал, обычно думают, что эта книга – предупреждение о том, как большие державы шаг за шагом могут, сами того не заметив, скатиться к войне.

На самом деле книга совсем не об этом, дипломатической истории в ней почти нет. Монография Такман посвящена военному планированию противостоящих сторон и тому, как реальность войны превратила красивые планы в труху. Блестящий замысел немцев по молниеносному разгрому Франции рухнул, поскольку французы действовали совсем не так, как предполагали в берлинском Генеральном штабе.

И предупреждающее значение «Пушек августа» состояло в том, что они заставили Кеннеди усомниться в блестящих расчетах Пентагона, неопровержимо показывавших, что США разгромят СССР в ядерной войне. Сегодня военная тревога звучит всё громче, и она вполне способна перерасти в войну, если стороны неверно оценят свои шансы.

Трезвее всех, пожалуй, оценивают ситуацию европейские лидеры. Они отлично понимают, что Европейский Союз – это хрупкое дитя европейского мира, начавшегося в 1945 году. Идеологией этого объединения является комфорт, свобода передвижения, толерантность, подавляющая любую агрессию, наслаждение осенью европейской цивилизации. Пережив чудовищную войну, Европу в значительной степени разрушившую, немцы и французы, пострадавшие более других в этой войне, остановились на идеологии: «Никогда больше» и решили подавлять любые слишком экспансивные жизненные проявления (пусть и самые благородные), которые могут послужить зародышем войны.

Если конфликт США и России перейдет в военное столкновение (пусть не непосредственно, а руками третьих сторон), то Европе суждена судьба поля боя. В лучшем случае прифронтовой полосы. При этом Европа накрыта американским ядерным зонтиком, находится, как метко заметил Путин, в «полуоккупации», развитие ее военных сил, особенно после сворачивания голлистского курса во Франции, находится на крайне низком уровне – ниже порога реальной боеспособности. Войны против хотя бы равной по силам армии, не обезоруженной предварительно американскими авиаударами, европейцы попросту не выдержат.

Именно поэтому Олланд и Меркель пытаются предотвратить разрастание конфликта.

Но пока это получается у них откровенно плохо, потому что европейские лидеры привыкли быть рабами лампы из Овального кабинета. Они хотели бы хороших отношений с Россией, но… за счет России. То есть хотели бы еще раз провернуть тот ход, лимит на которые с нашей стороны исчерпан. И потому в их дипломатическом багаже небогатый арсенал из угроз санкциями и морковки их частичной отмены. То есть прямая дорога к катастрофе.

Единственной разумной стратегией для ЕС была бы «игра против игротехника» – жесткая смена фронта: молниеносное признание Крыма и Новороссии, отмена санкций, требование замены киевского режима. Это дало бы ЕС отличные отношения с Россией, плохие, но с тенденцией к улучшению отношения с США, а главное – мир. Нынешний же курс ведет к враждебным отношениям с Россией, плохим с тенденцией к ухудшению с США и, главное, войне. Однако представить себе такой разворот европейской дипломатии при нынешней мелкотравчатости ее лидеров попросту бессмысленно.

США также переоценивают свои шансы, увлекшись ролью мирового лидера в условиях вакуума силы, наступившего в 1990-е. В мире, где реалистичность внешней политики всех сторон основана на отрезвляющем опыте поражений (Европы в 1945-м и России в 1991-м), одни США ведут себя так, как если бы никогда поражений не терпели. Вьетнам забыт как частный эпизод. Американский истеблишмент уверен, что если он «нажмет» и проявит «достаточную твердость», то Россия рано или поздно отступит.

Фундаментальный расчет США создать в Европе гнойник, который будет высасывать силы и из России, и из ЕС, поддерживать реакцию, подбрасывая деньги, оружие, давя на европейцев, а главное – не допуская всеми возможными угрозами Москву до решительной хирургии. При этом самим как суверенной державе оставаться вне конфликта. Но что будет если США это не удастся? Если ЕС откажется от пролонгирования конфликта. Или, что вероятнее, если Россия перестроит свою стратегию так, чтобы вывести киевскую хунту из игры насовсем. Вашингтону придется признать поражение? Или он прибегнет к ядерному шантажу?

Фактически вся стратегия США построена на предпосылке отказа Москвы от эскалации конфликта. Но это – фундаментальная ошибка. Чтобы успешно использовать ядерный шантаж, нужно было сохранять ту гламурно-перекормленную Россию, что имела место быть еще год назад. Сегодня из всех участников глобального конфликта именно у России менее всего есть что терять. Парадоксальным образом, именно санкционная политика Вашингтона повысила уровень психологической мобилизации российского общества до военного уровня. Так что игра в шантажиста может подвести нас к порогу катастрофы гораздо быстрее, чем рассчитывают в Белом доме.

Свои риски есть и у России.

Если Вашингтон рассчитывает на наш экономический крах и ошибается – на фундаментальном уровне наше хозяйство довольно прочно, а в условиях глобального конфликта до высокой экономики скоро никому дела не будет, – то мы несколько переоцениваем уровень наших военных возможностей. Можно очень долго рассказывать самим себе о славе русского оружия и непобедимости русского солдата, но опыт всех наших больших войн (за исключением разве что Семилетней) показал, что Россия делает невозможное «в конечном счете», и это конечное торжество обходится ей очень дорого. Идти же к этому торжеству приходится тернистой дорогой потерь и катастроф.

Бои ополченцев с деморализованной украинской армией показывают, что даже против нее успех дается отнюдь не с наскока, а лишь после долгой и трудной работы. Именно поэтому заложенный во всех наших обсуждениях соблазн военного решения требует очень серьезных уточнений: что будет если всё пойдет не так? Если вместо стремительного сокрушения мы увязнем на полпути? Именно с опасением такой ловушки и связана попытка Москвы максимально дистанцироваться от конфликта, говорить о нем как о внутриукраинской гражданской войне, к которой, вопреки мнению Запада, мы не имеем никакого отношения. Но эта поза становится всё менее естественной.

По большому счету, все попытки российской дипломатии избежать прямого втягивания в конфликт спотыкаются об одну препону – полное отсутствие субъекта для конструктивного диалога в Киеве. Постмайданный режим представляет собой боевого зомби, и все попытки найти к нему подходы через разум, корысть, страх и любые человеческие мотивации встречают жесткое сопротивление. И несмотря на глобальность кризиса, ключ к его разрешению, возможно, лежит не в Вашингтоне, не в Минске, не в Донбассе и Дебальцево, а в Киеве. Там, откуда год назад всё и началось. Воскресить Франца нашего Фердинанда было нельзя. Прогнать из Киева стаю майданных бесов более чем возможно.

11 февраля 2015

XVI век был последним великим в истории Средиземноморья. В то октябрьское утро 1571 года, когда у Лепанто захлестнулись абордажными крючьями галеры Дон Хуана Австрийского и Али-паши, участники эпохального сражения за господство над Средиземным морем еще не знали, что, в сущности, они последние гости уже давно закончившегося пира. Пересекший Атлантику Христофор Колумб стал не только открывателем Нового Света, но и пророком нового, Атлантического мира.

С тех пор Атлантика стала больше чем просто океаном – она превратилась в идеологию. «Атлантическая солидарность», «атлантизм», «Североатлантический альянс» – всё это весомые, опасные и требующие кровавых жертвоприношений языческие божества. Именно ради атлантических идеалов вице-президент США требует от европейцев покорно переносить тяжесть санкционной войны с Россией и не жаловаться. Довольно странное, если рассуждать в категориях географии, предположение, что наличие выходов к Атлантическому океану требует у европейцев быть ближе к США и Британии, чем друг к другу и расположенной не за океаном России, превратилось, по сути, в палку в руках американского капрала, которой приструняют всех недовольных. Против этого атлантистского фанатизма, скажем сразу, у России нет никаких шансов.