Читать онлайн «Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне». Страница 8

Один из источников (Бьюик) был завербован контрразведкой БОБ, на основании «наводки» гражданского сотрудника Американской Военной администрации в Берлине. У советского чиновника, работавшего как Бьюик в Карлс-хорсте, были обширные связи в контрразведке в СССР и Германии после войны. Бьюик дал знать, что у него есть интересная информация для американской разведки. Так как Белик приехал совсем недавно и был первым офицером БОБ, получившим прикрытие, раскрывать его сочли неразумным. И тогда в Берлин был послан контрразведчик из гейдельбергской миссии, говоривший по-немецки и по-русски. С помощью американского служащего он познакомился с советским разведчиком, согласившимся остаться в Кар-лсхорсте и передавать документы через свою любовницу. В конце концов, это дело перешло к Велику. Вплоть до 1948 года, когда агент был переправлен на Запад, он активно работал на БОБ[52].

Еще более поразительным был выход на генерал-майора госбезопасности Леонида Малинина. Строго говоря, это даже не было заслугой контрразведки, потому что БОБ и не подозревала о том, что вступила в какие-то отношения с шефом Советской внешней разведки в Восточном Берлине. Это дело (Приложение 3) говорит о том, что даже через два года после войны БОБ еще не имела ясного представления «кто есть кто» в советской разведке Берлина и советской зоны.

Какая бы ни была отдача от операций против советской разведки в течение первого года оккупации, БОБ все еще немного знала об ее организации, структуре и сотрудниках. И все-таки БОБ пыталась работать, что является заслугой исключительно тех упорных людей, что остались в Германии после «славных дней» победы. Однако, если посмотреть с позиций сегодняшнего дня, нельзя не удивиться близорукости правительства США, которое не смогло наладить эффективную работу в Берлине, несмотря на то, что там были тысячи недовольных советских сотрудников.

Темным промозглым вечером на углу одной из улиц Восточного Берлина стоял советский капитан и нервно теребил в кармане листок бумаги. Ему предстояла встреча со связником, от которого он должен был получить помощь в переправке на Запад. От настоящей войны он был весьма далек. В Германию приехал незадолго до этого из Ленинграда как член команды торопливо отобранных специалистов. Их задача состояла в том, чтобы присматривать за выпуском остро необходимого Ленинграду оборудования для набиравшей силу электронной промышленности. Ему всегда нравилось, как живут на Западе, он любил американский джаз, поэтому, получив новое назначение, он даже не скрывал своей радости. Накануне отъезда он говорил об этом с другом, который недавно демобилизовался из армии и вернулся из Германии. Осторожно, с оглядкой, друг рассказал о некоем немце, который мог бы показать ему Берлин. Капитан познакомился с немцем и влюбился в яркие огни Западного Берлина. А его новый немецкий приятель намекнул, что знает одного человека и тот мог бы помочь ему остаться на Западе.

И теперь капитан ждал встречи. Несмотря на волнение и страх, он не мог сдержать улыбки, когда думал о той жизни, что ждала его на Западе. Рядом остановился черный «седан», и, помедлив мгновение, капитан сел в него. Молчаливый водитель повез их прочь от тьмы, которая за последние два с половиной года стала символом Восточного Берлина. В конце концов капитан повернулся к своему немецкому знакомому и взял у него сигарету. Этот простой, знакомый жест придал ему уверенности, и страх стал понемногу проходить. Когда они приехали на некую виллу, хозяева, пожимая ему руку, обращались к нему на этаком американском варианте английского языка. Оглядевшись и обратив внимание на форму встретивших его мужчин, капитан совсем успокоился.

На вилле капитан удобно устроился в мягком кресле, закурил еще одну сигарету и в ответ на расспросы американцев стал с воодушевлением рассказывать о себе. Один из офицеров переводил его речи на английский. Однако постепенно он стал ощущать растущее недовольство хозяев. И наконец, один из них, оборвав его на полуслове, воскликнул на чистейшем русском языке: «Все! Хватит! Теперь рассказывай о своих связях с американской разведкой в Ленинграде!»

Этот капитан никогда не был американским шпионом. Он стал жертвой операции «ложная заграница», плана, разработанного для выявления американских и британских агентов, работавших, по убеждению Сталина, на советской территории во время войны и после нее. В контрразведке были досье, содержавшие обвинения против сотен советских граждан. Наш «капитан» — это собирательный образ множества подозреваемых советских людей. Операция была разработана полковником Иваном Павловским из британского отдела НКГБ (контрразведка) в первый послевоенный период. План был разработан по образцу, использовавшемуся в Советском Союзе: подозреваемому внушали, что он вступил в контакт с представителем западной разведки, тогда как на самом деле этот «офицер» был офицером госбезопасности или агентом. Если подозреваемый признавался в антисоветских настроениях и соглашался на вербовку, то его арестовывали и дальше — ГУЛАГ[53].

Операция под названием «ложная заграница» начиналась с того момента, как советский агент подходил к намеченной жертве и предлагал, если он по горло сыт жизнью в СССР, поездку в Берлин. Оказавшись в Восточном Берлине, жертва вступала в контакт с другим человеком, обычно немецким агентом представительства МГБ Германии (госбезопасность СССР), который предлагал посетить американскую зону в Западном Берлине. Тут вступала в игру «американская» команда, и жертва оказывалась в роскошном особняке в окружении людей в американской форме, разговаривавших по-английски (с разной степенью сноровки). Для нужд этой команды был предоставлен замок Дамсмюле в Мюленбеке (Крейс Ораниенбург), севернее того места, где французский сектор граничил с советским и довольно далеко от американского сектора. Советские граждане, приезжавшие в замок, не имели представления о послевоенной политической географии[54].

Во время разговора с «американским» офицером подозреваемый должен был расслабиться, ведь рядом были американские разведчики, и выразить радость, так как наконец установил с ними контакт. Однако из примерно тридцати случаев лишь несколько человек имели прежде контакты с американской разведкой. И где-то в 1948—1949 гг. от операции «ложная заграница» отказались[55].

Сложность плана и сталинская подозрительность, позволившая ему осуществиться, показывают, насколько по-разному жили и работали две разведки. Американские политики только начинали понимать, что оккупация Германии будет гораздо более сложной проблемой, чем они представляли ее на Потсдамской конференции, а ДСС и вовсе не понимала своей роли. Советская же политика была довольно прямолинейной: максимум влияния в послевоенной Германии или, если это не получится, полный контроль над своей зоной. Именно для проведения этой политики в жизнь и присутствовали там советская разведка и служба безопасности.

Положение двух главных игроков в послевоенном Берлине — Советов и Америки — было совершенно разным. Американская разведка не была уверена в своем будущем в Берлине. Она работала, несмотря на жалкое финансирование из Вашингтона, отсутствие подготовленных сотрудников, незнание советской реальности и русского языка, недружественные отношения с военными. Ни одна из этих проблем не была ведома советским разведчикам, по крайней мере, в такой же степени. В конце концов, Советская служба государственной безопасности, в частности, разведка, устроившаяся в Карлсхорсте, существовала со времен Октябрьской революции и была частью советского общества. Правда, у американцев было одно преимущество, даже если его не заметили за много лет: неспособность Сталина и его преемников принимать информацию разведки и поступать вопреки предвзятым представлениям. Наверное, самым пугающим аспектом «холодной войны» в Берлине была неосведомленность советских лидеров, несмотря на горы получаемой ими информации, частично даже от сотрудников западных лидеров. Немногие советские разведчики осмеливались посылать Сталину или Хрущеву неприятные донесения, ведь они могли окончить свои дни в ГУЛАГЕ. Именно из-за этого да еще из-за полного непонимания советскими руководителями своего противника обе стороны не единожды были на грани войны.

Некоторые говорили, что если бы Запад сумел понять Сталина и методы, которыми он правил страной, «холодной войны» можно было бы избежать. Победив Германию в 1945 году, авторитет Сталина для русского народа, истерзанного войной и мечтающего о лучшей жизни, никогда не был столь высок. Однако ему все равно было мало власти и внутри страны и за ее рубежами. Московские чиновники, контролировавшие советскую разведку и контрразведку в Германии в 1945 году, в свою очередь контролировались бесчестным диктатором, который смотрел на разведку и контрразведку как на главный инструмент контроля и подавления. Людям, служившим в этих организациях, «хозяин» внушал страх и ужас. Большинство необъяснимых замен на ключевых постах в этих службах можно объяснить только стремлением Сталина, внедряя верных, но недалеких людей, контролировать своих амбициозных «слуг». Такая практика порождала ревность и возбуждала враждебность в Германии в конце войны и после ее окончания, когда соперники боролись за благосклонность Сталина. Даже после его смерти и десталинизации Советского Союза такая практика продолжала существовать[56].