Читать онлайн «Вызов Запада и ответ России». Страница 57

У Ленина было достаточно ясное понимание необходимости теоретического обоснования взаимоотношений России и Запада. Сталкивающиеся культурные тенденции нуждались в своем осмыслении. Лишь в тотальной организации видел Ленин путь для России к успешному социал-культурному соперничеству. Но и трудности сложно было переоценить: никогда еще в истории не было случая успешного противодействия Западу, даже в условиях тотальной централизации и планомерной рекультуризации общества. Революционный анти-модернизм нужно было повернуть в русло планомерного освоения действительности, многоликое разноплеменное население России, с ее недавним феодальным прошлым, — в общество организованных и дисциплинированных производителей.

Лишь лихолетье, разбитые вдребезги идеалы, жесткая встряска страны в ходе первой мировой войны позволили подойти к коммунистической рекультуризации как, по крайней мере, к чему-то, не противоречащему здравому смыслу. Анархизм населения можно было повернуть к созидательному коллективизму только лишь на фоне невиданных унижений 1914–1917 годов. В марте 1918 года, на низшей точке существования России за пятьсот лет, Ленин говорил ни о чем другом, как о дисциплине и самодисциплине. У Ленина не было иллюзий: «То, что происходит автоматически в политически свободной стране, в России должно быть реализовано сознательно и систематически посредством организации».

Пролетарский интернационализм стал новой верой страны, и он странным образом нес с собой и антиинтеллектуализм и ксенофобию. В условиях идейного шторма вокруг имени и теорий Ленина ныне нетрудно потерять хладнокровие. Но все же, минимальная научная честность заставляет признать, что Ленин, яростный борец за модернизацию своей страны, непримиримый враг капиталистического Запада был прежде всего поглощенным крайними идеями русским патриотом, увидевшим для своей страны выход (и перспективу развития) в социальном восстании на антизападной основе. Практика, жестокости гражданской войны с трудом поддаются прощению его главной жертвы — народов России, но при этом желательно все же избежать примитивного «око за око». В русское государственное искусство и в русскую социальную мысль Ленин вошел с идеей объединения всех антизападных сил с целью «модернизации без колонизации». Достаточно много прошло времени, чтобы увидеть в Ленине патриота, восхищавшегося западной эффективностью и достижениями, но стремившегося их повторить на основе независимости от Запада. Примитивные эпигоны и слабые последователи второй половины века довели идею до абсурда, но в горниле мировой войны, мирового кризиса, ужасов внутризападного конфликта идеи Ленина разделялись далеко не маргиналами, а мощными идейными силами как вне Запада, так и на самом Западе.

Вождь глобального противостояния жертв Запада самому Западу не добился желаемого, но социальный антизападный взрыв не был бурей в стакане. Это было величайшее за тысячу лет социальное восстание против Запада. Большевики, в сущности, пообещали создать в России строй и государство не ниже, а выше западного уровня. Множество чиновников, военных и интеллигентов так или иначе пошли за этим лозунгом, щадившим национальную гордость, смягчавшим боль поражения, нейтрализовавшим комплекс неполноценности. Ярость, с которой большевики утверждали, что обойти Запад возможно, потрясала. Она была привлекательной для достаточно многих, такова природа человека.

Ленин был создателем наиболее убедительно звучавшего проекта обгона Запада, он был самым убедительным антизападным западником. Не смущаясь наличными обстоятельствами он талантливо убеждал в возможности исторически обойти лидеров мирового развития. Его теории о союзе страдающего от Запада пролетариата и населения колониальных стран способствовали созданию первой могучей антизападной коалиции на основе коммунистического интернационала. Впервые не Запад, а социалистическая Россия была представлена миру как его будущее. Нет сомнения, что внутри России Ленин победил во многом благодаря этому неслыханному подходу к будущему, — и лестному, и завораживающему.

В случае с ленинизмом мы имеем первую в мире попытку создать цельную систему взглядов, направленных на то, чтобы материально достичь, а морально превзойти Запад (начиная при этом исторический рывок вперед с очень низкой стартовой отметки). Идеология эта должна была быть понятной миллионам, ее великое упростительство предполагалось изначально.

Великой трагедией для народа России было то, что русский марксизм навязывал жесточайшую дисциплину вместо стимуляции естественного западного позыва к дисциплине. Приходится сделать вывод, что проблема рекультуризации, по-видимому, самая сложная в мировом параллельном марше народов. Изменение привычек, обычаев, традиций, веры, обрядов, системы жизненных предпочтений вызывает боль и естественное сопротивление. Человеческое сочувствие здесь более чем к месту. Но проблема от этого не исчезает. Важно сделать вывод, что энтузиазм и страх не могут быть заменой внутренней психологической предрасположенности к культурному освоению окружающего мира. Действует ли фактор времени? Только частично. Но параллельно действует праведное сопротивление, которое через семь десятилетий привело к тихому изгнанию идеологии исторического прыжка.

Ленин, вокруг имени и значения которого ведется столько споров, был возмущенным российской отсталостью патриотом, осуществлявшим российскую национальную рекультуризацию посредством насилия. Взгляд только на одну из двух сторон громадного исторического явления заведомо однобок. В Ленине заключались и надежда, и трагедия насильственной модернизации. Не желать ее может только не патриот, не видеть цены ее — только догматик (ничто не вызывало большего презрения Ленина, чем любование мещанским бытом отсталого народа). В конечном счете, Ленин был более восприимчивым к «правильным» переменам. Его практическое презрение к культурному аспекту (в пользу социального), стоило русскому марксизму живительной укорененности, вызвало неодолимый протест.

Ленин был безусловным западником, все его «нормы этики»- сугубо западные. Он вызвал массовую веру в возможность обойти западный мир и, в конечном счете, достигнув хотя бы примерного равенства, сблизиться с ним. Запад всегда был для вождя большевиков моделью, германская социал-демократическая мысль — последним словом социальной науки. (Особенно заметно это его качество в последние месяцы жизни, когда он словно теряет веру в бросок России, видит в лишь в западном пролетариате всеобщего исправителя мирового неравенства).

Первое ленинское поколение большевиков обладало серьезными западными свойствами — огромной волей, способностью к организации, безусловным реализмом, пониманием творимого, реалистической оценкой населения, втягиваемого в гигантскую стройку нового мира. Внутренняя деградация, насилие термидора (убиение своих) произойдет позже, а пока, неожиданно для Запада, на его западных границах Россия бросила самый серьезный за четыреста лет вызов западному всевластию. Русифицированная форма марксизма стала идеологией соревнующегося с Западом класса, сознательно воспринимающего все западные достижения, сознательно ломающего свой психоэмоциональный стереотип, чтобы не быть закабаленным, как весь прочий мир.

Идеология оказалась сильным инструментом, но она имела, по меньшей мере, одно слабое место — она конструировала нереальный мир, искажала реальность, создавала фальшивую картину. Это и была плата за первоначальную эффективность. Стремиться к конкретному, добиваться успехов и при этом нарисовать (в сознании миллионов) искаженный мир — это было опасно для самого учения, что с полной очевидностью показала гибель коммунизма в 1991 году, когда практически ни один из членов 20-миллионной партии не подал голос в защиту «единственно верного учения». Такова плата за искажение реальности. Равно и как за неправедное насилие.

Когда Троцкий говорил, что его задачей является «выпустить революционные прокламации народам мира и закрыть лавку», он почти не преувеличивал. Ленин и Троцкий поставили перед собой двойную практическую задачу — создание революционного государства в России и распространение революционного движения в мире через недипломатические каналы.

Не подлежит сомнению, что большевики ожидали от перехода к новому политико-экономическому строю достаточно скорых благоприятных экономических результатов, рывка экономического развития. Но они не были слепы в своем видении, что скоростная индустриализация не может быть осуществлена лишь русскими силами. Следовало полагаться на революционный взрыв на территории гиганта европейской экономики — Германии; социалистическая Германия поможет социалистической России. (Как и всякая надуманная схема, данная прошла весь путь от экзальтированного ожидания до мрачного разочарования. И конечно выбора пути строительства социализма в одной стране, осуществляемого уже Сталиным. Но это будет потом, а пока июльская программа РКП (б) 1917 года обещала будущее в радужных тонах).