Читать онлайн «Вызов Запада и ответ России». Страница 53

Америка быстрее других на Западе увидела прямой интерес в сближении с новой Россией. Мы уже говорили выше, что Френсис и Вильсон чрезвычайно опасались засилья англичан в России. В Вашингтоне задавались вопросом: какой смысл прилагать огромные усилия в Европе, если результатом явится простое замещение экономического влияния Германии британским? В февральской революции Френсис увидел шанс Америки. Если умело им воспользоваться, то реальной станет возможность стать первым экономическим партнером огромной России. Это может драматическим образом изменить общую мировую геополитическую ситуацию. Союз России с Америкой имел бы огромные последствия. В условиях экономического истощения мира лишь Соединенные Штаты были способны осуществить быструю и эффективную экономическую поддержку России. «Финансовая помощь Америки России, — писал Френсис президенту Вильсону, — была бы мастерским ударом». В правящих кругах США разделяли мнение посла о том, что Россия, с ее просторами континентальных масштабов, с ее необозримыми богатствами пашен, недр и лесов «обречена» повторить экономический успех Америки. За нею будущее и с нею надо дружить. Прежде всего нужно предотвратить замещение англичанами места экономического опекуна страны, мировая война будет для России аналогом американской войны за независимость. Обе великие страны, избавившиеся от диктата Лондона, как прежде (Америка) так и в будущем (Россия) пройдут путь ускоренного экономического развития.

Вильсон был согласен со значительной частью рассуждений Френсиса. Он довольно быстро признал новое российское правительство и в мае 1917 года согласился предоставить ему кредит в 100 млн. долл. Вильсон выдвигает две цели: помочь России и одновременно занять в ней влиятельные позиции. Ощутив перспективу неизбежного ослабления Германии и одновременного возвышения Англии и Франции, президент Вильсон начал думать о восточноевразийском противовесе и англо-французам, и японцам. Между мартом и ноябрем 1917 г. президент все более поддерживает идею расширения связей с Россией. Он обращается с посланием, выражающим чувство дружбы американского народа к русскому народу, предостерегает русских от веры в дружбу с германцами. Но рычагов воздействия на Россию у американцев было не так уж много. Посланный президентом в Россию бывший госсекретарь Э. Рут изложил свои соображения с американской прямотой и наивностью: «Чрезвычайно необходима посылка сюда максимально возможного числа документальных кинофильмов, демонстрирующих приготовления Америки к войне, строительство линкоров, марш войск, производство боеприпасов на заводах и прочее, убедительно свидетельствующее о том, что Америка не стоит сложа руки. Бедные парни здесь полагают, что кроме России никто на самом деле не воюет».

Рут (как и посол Френсис) пришел к заключению, что наиболее слабым местом России является ее система коммуникаций. Было решено совместно с англичанами, французами и итальянцами модернизировать транспортную систему необъятной России. Крупная американская комиссия специалистов по железным дорогам прибыла во Владивосток в июне 1917 г. Новая группа железнодорожных специалистов численностью в 200 человек намеревалась въехать в Россию в ноябре 1917 года. Однако, похоже, что эта активность уже запоздала. Любое правительство России, которое, начиная с лета 1917 года, призывало к новым военным усилиям, рыло себе могилу. Когда Рут дошел до «предела понятного», объясняя, что, «если не будет военных действий, не последует займов», он объективно ослабил позиции Временного правительства. У многих ответственных русских закрепилось чувство, что их американские союзники не понимают степени их усталости от войны. После одной из пламенных речей американцев министр Временного правительства обратился к русскому помощнику, сотрудничавшему с миссией Рута: «Молодой человек, не будете ли вы столь любезны рассказать этим американцам, что мы устали от этой войны. Объясните им, что мы изнемогаем от этой долгой и кровавой борьбы».

Вашингтон расширил пропагандистские усилия в России. Руководителем идеологического наступления был назначен бывший редактор «Чикаго трибюн» Эдгар Сиссон, в беседе с которым президент Вильсон поставил задачу потеснить западных союзников в России.

Американцы создали целую цепь связей с Россией. Госдепартамент вел дела через петроградское посольство, военное министерство усилило свое представительство, министерство торговли увеличило торговую миссию. Правительство действовало также, опираясь на Комитет общественной информации, на комиссию Э. Рута, на Миссию русских железных дорог Стивенса. Министерство финансов повысило свою активность в межсоюзнических финансовых организациях. Приобрел дипломатическую значимость американский Красный крест и его отделения в России. Даже ИМКА — Ассоциация молодых христиан придала своей деятельности определенно межгосударственный характер.

А немцы шли к своему варианту Европы как германского домена. Из своей «штаб-квартиры» подрывных действий против России в Копенгагене германский посол Брокдорф-Ранцау рекомендовал своему правительству содействовать созданию «широчайшего возможного хаоса в России», поддержать крайние элементы. Для того чтобы победить в этой борьбе, «мы должны сделать все возможное для интенсификации разногласий между умеренной и экстремистской партиями, потому что в высшей степени соответствует нашим интересам, чтобы последние возобладали, поскольку в этом случае крах будет тогда неизбежен и примет размеры, которые прервут само существование Российской империи… Мы должны сделать все возможное, чтобы ускорить процесс дезинтеграции в трехмесячный период, тогда наше военное вмешательство обеспечит крах Российской державы».

От Брокдорфа-Ранцау к канцлеру был послан Парвус-Гельфанд с предложением осуществить транспортировку Ленина из Швейцарии в Россию. Ленин, будучи «более воинственной личностью», чем двое социалистов в правительстве Львова (Чхеидзе и Керенский), «отодвинет их в сторону и будет готов к подписанию с немцами мира». Германские политики опасались противодействия кайзера Вильгельма. Напрасно. «Насколько сильно Германия была заинтересована в приезде Ленина показывает тот факт, что германское правительство сразу же приняло его условия (с одним малозначащим исключением); оно также согласилось с тем, чтобы его сопровождали проантантовские меньшевики, более многочисленные чем большевистская группа, чтобы на большевиков не пало подозрение как на германских агентов». Разумеется, Ленин не был германским агентом. Исторический разворот событий создал такую ситуацию, когда интересы вождей монархистской Германии и русских ультрареволюционеров совпали — на недолгое, но очень важное время. Германское правительство хотело выдвижения на политическую авансцену лидера, который сделал бы требование мира заглавным. Ленин же использовал этот интерес германской имперской элиты для дела русской революции как первой стадии мировой революции. Страдающей стороной стала Россия — объект интриги первых и грандиозного эсперимента вторых.

Конституционные демократы, ответственные за внешнюю политику России первых месяцев Временного правительства, были убежденными западниками еще до создания своей партии, когда на рубеже веков русский либерализм довольно решительно поворачивает в сторону Запада. В западных демократических установлениях, а не в патриархальном урезанном парламентаризме Германии, черпали кадеты вдохновение. Они уже видели начало новой эры: вступление в войну Америки делает Германию обреченной, после войны Россия будет в своих быстрых демократических реформах опираться не на гогенцоллерн-габсбургское сословное представительство, а на просвещенный опыт англосаксов и французов. Россию ждет приобщение к наиболее живительному для ее развития источнику. При таких перспективах какая-либо уступка пораженцам, сторонникам примирения с Германией казалась Милюкову и его последователям просто национальной изменой.

П.Н. Милюков мог страстно утверждать в своих превосходных исторических книгах и ярких политических речах, что «Россия есть тоже Европа», но уже на третий день февральской революции он признал (см. его мемуары), что начавшаяся революция уникальна и неуправляема. Строго говоря, с этих дней и до конца своей жизни П.Н. Милюков только и убеждал своих читателей и слушателей в том, что «Россия — не совсем Европа». Разумеется, опасность «бесплодного метания между самоуверенным почвенничеством и рабской зависимостью от западных идей» грозит каждому исследователю. Но столь быстрое отрезвление — случай, воистину, уникальный.

Кадеты проиграли свою партию с самого начала. Ошибочным было отбросить предшествующий режим слишком стремительно и положиться (конечно же, ради гарантий необратимости перемен) на гораздо менее ответственных за судьбы страны социалистов разных мастей. Кадеты уже через несколько дней после февральского переворота ощутили, что одновременное исчезновение царского бюрократического аппарата и деморализация армии лишают новое правительство двух главных рычагов, способных обеспечить жизненно важную преемственность.