Читать онлайн «Свои и чужие - интриги разведки». Страница 13

Почему это не было сделано по горячим следам, сразу после бегства Орлова из Петрограда в 1918 году, точно неизвестно. Возможно, что ВЧК не досмотрела. Но, скорее всего, не хотели поднимать излишний шум, поскольку беглец был в близких отношениях с Николаем Николаевичем Крестинским, комиссаром юстиции Союза коммун Северной области, и даже с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским, который к моменту ухода Орлова в Финляндию лишь два с небольшим месяца как вновь вернулся на должность председателя Всероссийской ЧК после отставки в связи с прямым участием чекистов, пусть и левых эсеров, в убийстве германского посла. К тому же финские газеты сообщили, что Орлов убит нашими пограничниками при попытке нелегально пересечь охраняемую прикардонную зону.

А вот почему не провели расследование после появления книги Орлова в 1929 году, остается загадкой. Ведь Владимир Бонч-Бруевич после кончины Ленина фактически отошел от активной государственной и партийной работы и мог быть допрошен без особого ущерба для имиджа политической элиты.

Анализ сохранившихся документов из знаменитого архива Орлова и других материалов позволяет нам почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что отрекомендовал Орлова-Орлинского для устройства на советскую службу родной брат тогдашнего управделами СНК генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, неутомимый борец с немецкой агентурой в годы Первой мировой войны, всячески способствовавший деятельности следователя по особо важным делам и комиссии Батюшина. В своих воспоминаниях под заголовком «Вся власть Советам», напечатанных в 1958 году, генерал, естественно, не упомянул Орлова ни разу, а свои контакты с известным агентом английской разведки Сиднеем Рейли (о котором речь впереди) существенным образом исказил, поскольку отрицать их было невозможно после того, как британский шпион опубликовал свои воспоминания. При этом следует иметь в виду, что литературную запись воспоминаний М. Д. Бонч-Бревича осуществлял известный писатель-идеолог Илья Кремлев, выправивший текст в нужном плане.

Но вернемся к В. Г. Орлову. Из аппарата Совнаркома он был направлен в распоряжение первого наркома юстиции Петра Ивановича Стучки и встречен последним, что называется, с распростертыми объятиями. У наркома с кадрами, тем более имеющими университетское юридическое образование, было туго, и назначение Орлова-Орлинского состоялось без всякой оттяжки, связанной с проверкой нового сотрудника. Да и что проверять — звонка из Совнаркома по тем временам хватало с лихвой.

И вот Орлов во главе 6-й уголовно-следственной комиссии. В первые месяцы советской власти различных следственных органов в столице существовало почти десяток. Работали они независимо друг от друга, зачастую параллельно, без четкого разграничения предмета ведения. Совнарком даже вынужден был принять специальное решение по данному поводу, в котором говорилось следующее: «Ознакомившись с положением дел в разных следственных комиссиях, СНК в целях упорядочения борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией постановляет: «В Чрезвычайной комиссии концентрируется вся работа розыска, пресечения и предупреждения преступлений, все же дальнейшее ведение дел, ведение следствий и постановка дела на суд предоставляется следственной комиссии при трибунале».

Однако на практике выполнить это решение в первое время не удавалось. Данное обстоятельство здорово помогало Орлову — он мог, не работая официально в ВЧК (а после ее переезда в Москву в Петроградской ЧК), быть в курсе отдельных проводимых ею оперативных и следственных действий, добиваться передачи некоторых дел из Чрезвычайной комиссии в свою Комиссию, спасая тем самым попавших под подозрение своих соратников от возможного расстрела.

Чтобы еще более приблизиться к чекистам, Орлов в различных докладных записках старался поднять в глазах начальников значимость для молодой Республики Советов своей работы. Для примера приведем выдержку из одного составленного им документа: «Производя следствие по этого рода делам (спекулятивным и мошенническим. — А. 3.) — я все время обнаруживал систематическую утечку банковских ценностей за границу и устанавливал лиц — обычно крупных капиталистов и банкиров, кои принимали все меры к сокрытию своих капиталов за границу. Заграничные капиталисты шли им в этом отношении широко навстречу и покупали у русских банкиров аннулированные процентные бумаги и другие банковские ценности задним числом, чтобы своевременно от имени своих правительств предъявить их к оплате России. Считая, что подобного рода деяния являются преступлением государственным, я же вправе обследовать только преступления уголовные, все сведения по этого рода делам направлял по принадлежности Чрезвычайным комиссиям по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией». В ВЧК должны были по достоинству оценить уровень понимания проблем опытным следователям.

Но пока чекистов удовлетворяла работа на поприще борьбы со шпионажем, контрабандой и утечкой валютных ценностей за границу созданного в январе 1918 года Контрразведывательного бюро ВЧК. История возникновения бюро, конкурирующего с руководимой Орловым уголовно-следственной комиссией, была такова.

По мысли ее создателей, изложенной в постановлении Совнаркома от 7 (20) декабря 1917 года, Всероссийская Чрезвычайная комиссия учреждалась с целью борьбы с контрреволюционными проявлениями и, прежде всего, саботажем. Функция контрразведки на Комиссию не возлагалась. По сравнению с другими угрозами для новой власти шпионаж был далеко не на первом месте.

У председателя ВЧК Феликса Дзержинского, как, впрочем, и у других большевистских руководителей, видимо не сложилось понимание того, что враждебные проявления могут инспирироваться, финансироваться и даже непосредственно организовываться иностранными агентами, включая и сотрудников разведслужб тогдашних союзников России в войне.

Кроме того, принимая постановление, в СНК исходили из того, что органы военной контрразведки в стране имелись, хотя особого доверия к ним большевики и не испытывали. Всем была очень памятна развернутая контрразведкой в июле 1917 года кампания по обвинению большевиков в агентурной деятельности в пользу немцев.

Как бывший руководитель Военно-революционного комитета, установившего через своих комиссаров контроль за всеми контрразведывательными подразделениями, Дзержинский имел в виду их скорую реорганизацию или полную ликвидацию вместе со старой армией. Но это должно было произойти только после заключения мира и демобилизации армии.

А пока продолжалась война. Газеты пестрели сообщениями о происках германских шпионов и в Совнаркоме посчитали целесообразным не трогать систему контрразведки. Однако разговоры на эту тему ходили, и кое-какие сведения даже просачивались на страницы периодических изданий.

В начале января 1918 года, прочитав сообщение корреспондента о якобы намечаемом создании при СНК отделения разведки и контрразведки, на Гороховую, 2, где помещалась тогда ВЧК, явился неизвестный охране человек, который настаивал на личной встрече с председателем.

Предполагая, что беседа может и не состояться, посетитель предусмотрительно имел при себе запечатанное в конверт письмо на имя Дзержинского, помеченное грифом «Совершенно секретно».

Сейчас нет возможности точно установить, принял ли визитера в тот день перегруженный срочными делами Феликс Эдмундович, но письмо оказалось в его руках и сохранилось в архиве Федеральной службы безопасности.

Автором письма был некий Константин Шевара, крупный агент царской разведки и контрразведки. В первой половине своего послания Шевара подробнейшим образом изложил свою оперативную биографию, чем, вероятно, надеялся заинтересовать главу набирающей силу ВЧК.

Оказалось, что он начал действовать на поприще спецслужб еще за пять лет до Первой мировой войны. В качестве секретного агента Шевару завербовал начальник разведывательного отделения штаба Варшавского военного округа генерального штаба полковник Николай Батюшин и использовал его для работы за границей. В период войны Шевара активно трудился над подготовкой и заброской в немецкий тыл русской агентуры, неоднократно сам выполнял рискованные задания за линией фронта по приказанию того же Батюшина. В предреволюционный период руководство переориентировало его борьбу с немецким шпионажем. Так что Шевара был достаточно подготовленным профессионалом с почти десятилетним стажем секретной деятельности.

Отдавая себе отчет в том, что адресует письмо не просто председателю ВЧК, а одному из виднейших большевистских деятелей, Шевара не преминул упомянуть, что свои политические воззрения считает схожими с марксистскими.

После таких заверений Шевара предложил Дзержинскому свои услуги, указав, что может «принести несомненную пользу не только внутри Советской Республики, но и вовне…»