Читать онлайн «Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.». Страница 41

К числу таких ситуативных конфликтов хрущевского времени можно отнести многочисленные случаи групповых драк, массового хулиганства и волнений военнослужащих строительных батальонов и призванных (мобилизованных) через военкоматы на работу в промышленность рабочих либо досрочно демобилизованных в тех же целях солдат. Волнения, связанные с милитаризированным трудом, в известном смысле «сигнализировали» власти о кризисе быстрой урбанизации и о неразрешимом противоречии: ослабление репрессивного давления на общество в целях выживания режима плохо гармонировало с перегруженностью социума старыми (либо вновь принятыми) стратегически важными или политически амбициозными экономическими программами. Привлечение необходимой для реализации этих программ рабочей силы через оргнабор, идеологические кампании призыва молодых энтузиастов и т. п. давали лишь частичный успех. А возвращение на родину еще в конце 1940-х гг. нескольких миллионов военнопленных, прежде всего немцев и японцев, прекращение массовых репрессий, реабилитация политических заключенных и массовые амнистии привели к значительному сокращению объемов принудительного труда после смерти Сталина и создали огромную прореху в трудовом балансе страны, истощенной тридцатимиллионными военными потерями.

Системе принудительного труда — важной составляющей сталинского режима — был нанесен ощутимый удар. Центр тяжести в политике трудовых ресурсов хрущевского времени несколько сместился от жестких форм использования принудительного труда (заключенные, военнопленные) к мягким формам — частичная милитаризация отдельных стратегически важных секторов экономики (освоение целины, новое индустриальное строительство, военные объекты).

Армейские начальники отреагировали на новую политику массовым «сбросом» в строительные части физически ослабленных солдат, а также тех, кто имел криминальное прошлое или отличался недисциплинированностью. А военкоматы, призванные обеспечить мобилизацию рабочих для строек, шахт, уборки целинного урожая, тревожились прежде всего о выполнении количественных разнарядок, а отнюдь не о качестве призываемой рабочей силы. В результате в 1950-е гг. наряду с традиционными солдатскими беспорядками появилась новая сфера социальной напряженности — милитаризированный труд в условиях мирного времени (строительные батальоны, группы мобилизованных через военкоматы либо переданных для работы в промышленность военнослужащих, а также воинские команды, направленные на сельскохозяйственные работы). Именно в сфере милитаризированного труда возникли нетривиальные формы конфликтного поведения военнослужащих, составившие большую часть всех известных нам случаев солдатских беспорядков, массового хулиганства и коллективных драк (25 из 44 «солдатских» эпизодов 1953–1960 гг., зафиксированных в нашей базе данных).

Со специфическими проблемами применения милитаризированного труда в мирное время был знаком и сталинский режим. Однако, если судить по документам НКВД (МВД) СССР из «особых папок» Сталина и Хрущева, масштабы явления и формы разрешения конфликтов были несопоставимы, а беспорядки с участием военных строителей и мобилизованных через военкоматы для работы в промышленности — в отличие от «традиционных» солдатских волнений — составляли головную боль именно хрущевского, а не сталинского руководства. Некоторые строительные батальоны, ставшие активными разносчиками «конфликтной инфекции» на новостройках и целине, изначально представляли собой коллективы с ослабленными или еще не сложившимися внутренними социальными связями и неформальной (альтернативной) полукриминальной самоорганизацией.

При расследовании беспорядков среди солдат стройбата в г. Усолье-Сибирское (август 1953 г.) выяснилось, что конфликтная часть, существовавшая всего полтора месяца, с самого начала стала своеобразным «отстойником», куда командование «нормальных» частей отправило своих худших солдат. Из 650 солдат батальона 350 имели дисциплинарные взыскания (172 человека — от 2 до 10 дисциплинарных взысканий). 498 военнослужащих поступили с различными заболеваниями (дизентерией, гастритом, хронической гонореей, недержанием мочи, с остаточными явлениями туберкулеза и т. д.). 38 человек имели в прошлом судимости за хулиганство, хищения и др.

Одним словом, личный состав строительного батальона представлял собой идеальную почву для неформальной полукриминальной самоорганизации. С одной стороны, «отпетые» солдаты, активно отторгающие воинскую дисциплину и даже имеющие судимость, а значит и специфический опыт иерархической уголовной самоорганизации и подавления слабых, с другой — неприспособленные к военной службе и неспособные к сопротивлению «неудачники», больные и ослабленные военнослужащие. Не удивительно, что при формировании батальона ни одного дня не проходило без эксцессов. Офицеров избивали и обворовывали. Солдат привозили пьяными, сгружали с автомобилей за руки и ноги.[259] Доминируя в батальоне, «отпетые» сумели быстро подчинить себе и своим правилам жизни остальных солдат, создали неформальную иерархию, защищенную круговой порукой, подавили систему формальных социальных связей. При расследовании волнений никто из 242 комсомольцев и 14 коммунистов батальона не назвал имен организаторов беспорядков — боялись.

Ситуация усугублялась обычными новостроечными трудностями, способными довести до массовых беспорядков даже молодых комсомольских романтиков, не то что разложившуюся воинскую часть, — плохое снабжение, тяжелые условия жизни, перебои с продовольствием, отсутствие кухни, столовой, помещения для медицинского пункта, развлечений. Батальон расквартировали в летних палатках на окраине города — на открытой местности. Начались массовые самовольные отлучки. Гауптвахта просто превратилась в «дневной дом отдыха» — арестованные за нарушения дисциплины солдаты пользовались бездействием караульной службы, свободно уходили на ночь в город, а днем отсыпались.[260]

В феврале 1954 г. Генеральному прокурору СССР Руденко пришлось специально информировать председателя Совета Министров СССР Г. М. Маленкова о неблагополучном положении в строительных батальонах, переданных Министерством обороны СССР в распоряжение ряда отраслевых министерств. Солдаты были размещены в тесных и душных помещениях, не было комнат для умывания и сушилок, среди военнослужащих были распространены простудные и кожные заболевания, обморожения, вшивость. Труд стройбатовцев был организован из рук вон плохо, зарплата выдавалась с опозданием. Обычным делом стали массовые самовольные отлучки, пьянки, драки, дебоши в близлежащих населенных пунктах. Имели место случаи убийств, изнасилований и ограблений гражданского населения. После обращения Руденко к Маленкову вопрос о положении военных строителей, занятых в отраслевых министерствах, 18 апреля 1954 г. рассматривался на Бюро по электроэнергетике, химической и лесной промышленности при Совете Министров СССР.[261] Однако военные строители продолжали демонстрировать повышенную предрасположенность к конфликтному поведению.

Модели поведения участников «стройбатовских» волнений и конфликтов (беспорядки военнослужащих, мобилизованных через военкоматы или переданных из воинских частей для работы в промышленность, прежде всего на шахтах, будут рассмотрены отдельно) мало чем отличались от традиционных солдатских волнений. Случаи прямого столкновения с воинскими начальниками, внутренние, «казарменные» беспорядки стройбатовцев были скорее исключением, чем правилом.

Один из немногих примеров подобных конфликтов — беспорядки в одной из рот отдельного строительного батальона МВД в Ашхабаде (апрель 1954 г.).[262] Обычно же агрессия стройбатовцев была обращена вовне — на гражданское население или на работников милиции и развивалась по двум возможным сценариям.[263]

В первом случае агрессивное поведение или криминальные действия военных строителей, статус и характер службы которых как бы выводил их за обычные рамки воинской дисциплины, вызывали защитную реакцию и ответную агрессию гражданского населения. Конфликт, развивавшийся более или менее длительное время в латентной форме, в конце концов разрешался групповыми драками, иногда сопровождался погромами. Особенностью этого сценария было отсутствие агрессии по отношению к представителям власти. Последних участники конфликта если и не воспринимали как третейского судью, то по крайней мере, не считали врагом, с которым следует попутно расправиться.

Не покушаясь на основания системы и священную неприкосновенность власти, эти волнения, тем не менее, требовали от «начальства» быстрой ответной реакции. Типичный эпизод — столкновение военнослужащих строительных батальонов со строительными рабочими в г. Кетове Горьковской области (февраль 1955 г.). Снежный ком событий покатился под гору в результате события малозначительного. Четверо солдат отобрали у рабочего бутылку водки и избили его. В ответ толпа рабочих (40–50 человек), вооружившись ножами, палками, ломами, ворвалась в женское общежитие, напала на группу находившихся там солдат, восьмерых избила, причем троим нанесли тяжкие телесные повреждения. Прибежавший из общежития в расположение строительного батальона участник столкновения сообщил о происшествии товарищам. На этот раз уже 100 человек выбежали из казарм и, тоже вооружившись железными трубами, черенками от лопат, ломами и палками, напали на рабочее общежитие. В результате погрома, продолжавшегося несколько часов, были выломаны двери и разбиты окна. Серьезно пострадали 15 рабочих и пятеро солдат.[264] После событий в Кетове причины чрезвычайного происшествия и «меры по укреплению воинской дисциплины» обсуждались на совещании в Горьковском обкоме КПСС.[265] Отдельный доклад о событиях был представлен главным военным прокурором Генеральному прокурору СССР Руденко.