Читать онлайн «ИНДУСТРИЯ ХОЛОКОСТА». Страница 7

Еврейские элиты, агрессивно защищая свои групповые и классовые интересы, клеймят любую оппозицию своей неоконсервативной политике как «антисемитскую». Как заявил глава АДЛ Натан Перлмуттер, "подлинный антисемитизм" в Америке кроется в политических инициативах, наносящих вред "еврейским интересам", таких как интеграция меньшинств, сокращение оборонного бюджета и неоизоляционизм, а также борьба против использования ядерной энергии. Даже реформу выборов в колледжах он отнес к этому разряду.[62]

Решающую роль в этом идеологическом наступлении призван был сыграть ХОЛОКОСТ. Совершенно очевидно, что вопли о преследованиях в прошлом имеют целью защититься от критики сегодня. В качестве предлога для противодействия акции по интеграции меньшинств евреи ссылаются даже на "numerus clausus", от которого сами страдали в прошлом. Кроме того, антисемитизм в рамках догмы о холокосте понимается как совершенно иррациональная ненависть неевреев к евреям. Возможность объяснить враждебные отношения с неевреями конфликтом реальных интересов (подробнее об этом ниже) заранее отбрасывается. Поэтому ссылки на ХОЛОКОСТ — это трюк, цель которого — лишить законных оснований любую критику евреев — источником такой критики может быть только патологическая ненависть.

Подобно тому, как еврейские организации вспомнили о ХОЛОКОСТЕ, когда мощь Израиля достигла своей высшей точки, вспоминают они о нем и тогда, когда американские евреи достигли вершины власти. При этом они лживо уверяют, будто евреям прямо сегодня и здесь грозит второй холокост. Благодаря этому американские евреи могут принимать героические позы, оказывая трусливое давление. Норман Подгорец после июньской войны 1967 г. подчеркнул новую еврейскую решимость "противостоять любому, кто любым образом, в любом объеме и по любой причине предпримет попытку нанести нам вред".[63] Подобному тому, как израильтяне, вооруженные до зубов Соединенными Штатами, храбро указывают непокорным палестинцам их место, так и американские евреи хотят, чтобы возмущенные негры тоже знали свое место.

Мобилизовать всех, кто хоть в какой-то степени способен защищаться: вот что в действительности кроется за тем куражом, который культивируют еврейские организации Америки.

"Эти ссылки на холокост, — замечает известный израильский автор Боас Эврон, — представляют собой не что иное, как "официальное пропагандистское вдалбливание, непрерывное повторение определенных ключевых слов и создание ложного взгляда на мир. Фактически все это направлено не на то, чтобы понять прошлое, а на то, чтобы манипулировать настоящим". Холокост сам по себе не является частью какой-то конкретной политической программы, ссылками на него можно мотивировать как критику, так и поддержку политики Израиля. Путем идеологического искажения можно, говоря словами Эврона, "использовать воспоминания об уничтожении евреев нацистами как мощное оружие в руках израильского руководства и евреев в других странах'.[64] Из массового уничтожения евреев нацистами сделали ХОЛОКОСТ.

Две центральные догмы образуют фундамент конструкции, именуемой холокостом: 1) ХОЛОКОСТ представляет собой абсолютно уникальное историческое событие, 2) ХОЛОКОСТ — кульминация иррациональной, вечной ненависти неевреев к евреям. Накануне июньской войны 1967 г. эти две догмы вообще не играли роли в публичных диспутах и, хотя они стали основными элементами литературы о ХОЛО-КОСТЕ, они вообще не фигурировали в первых научных работах о массовом уничтожении евреев нацистами.[65] С другой стороны, эти две догмы опираются на важные черты еврейства и сионизма.

После второй мировой войны нацистский геноцид рассматривался сначала не как событие, имевшее отношение исключительно к евреям, и не как исторически уникальное событие. Именно еврейские организации Америки приложили максимум усилий к тому, чтобы изобразить его всеобщим бедствием. Однако после июньской войны нацистское "окончательное решение" было введено в совсем иные рамки. "Первое и важнейшее притязание, которое стало следствием войны 1967 г. и отличительным признаком американского еврейства, — вспоминает Якоб Нейснер, — заключалось в том, что холокост уникален и не имеет параллелей в человеческой истории".[66] В своей разъяснительной статье историк Дэвид Стеннард издевается над "маленькой индустрией хо-локоста, которая со всей энергией и со всем пылом теологических фанатиков отстаивает уникальность еврейского опыта".[67] Но догма об уникальности вообще не имеет смысла.

Если говорить абстракциями, любое историческое событие уникально, так как происходит в определенном времени и пространстве. И каждый исторический процесс имеет как свои отличительные черты, так и общие с другими процессами. Необычным в ХОЛОКОСТЕ является то, что уникальность считается абсолютной. Какое еще историческое событие можно с этой точки зрения назвать уникальным? За ХОЛОКОСТОМ оставляются только его отличительные черты, чтобы отнести это событие к совершенно особой категории. При этом никто никогда не объясняет, почему многие общие черты считаются не имеющими значения.

Все авторы книг о холокосте согласны в том, что ХОЛОКОСТ уникален, но лишь немногие из них, если вообще есть такие, согласны в том, почему он уникален. Каждый раз, когда опровергается какой-нибудь один аргумент в пользу уникальности холокоста, вместо него придумывают новый. Жан-Мишель Шомон замечает по поводу этих разнообразных, противоречащих один другому и опровергающих один другой аргументов: "Уровень знания не повышается. Чтобы сделать лучше, чем в случае с предыдущим аргументом, каждый раз начинают с нуля".[68] Иначе говоря, в конструкции ХОЛОКОСТА его уникальность рассматривается как данность, доказывать которую можно, а опровергать нельзя — это равнозначно отрицанию холокоста. Проблема, возможно, заключается в предпосылках, а не в доказательствах. Даже если бы холокост был уникальным, какое значение имело бы это отличие? Как изменилось бы наше сознание, если бы массовое уничтожение евреев нацистами было не первой, а четвертой или пятой в ряду аналогичных катастроф?

Последним в лотерею уникальности холокоста решил сыграть Стивен Кац, автор книги "Холокост в историческом контексте". В первом томе своего исследования (всего запланировано три тома) Кац ссылается на почти 500 наименований, он прочесывает всю историю человечества, чтобы доказать, что "холокост представляет собой уникальное явление, потому что никогда раньше ни одно государство не организовывало с сознательным намерением и систематическим образом физическое уничтожение всех мужчин, женщин и детей одного определенного народа". Свой тезис Кац поясняет так: "Свойством С обладает исключительно событие Ф. События Д и Ф могут иметь общие свойства А, В, Д… X, но не С. Главное зависит от того, что С является свойством только Ф… П без С — это не Ф… Никакие исключения из этого правила не допустимы по определению. Д, имеющее с Ф общие свойства А, В, Д… X, может быть в тех или иных отношениях сходным с Ф, но, поскольку наше определение касается уникальности, отдельные или все события Д, не имеющие свойства С, никогда не могут быть Ф. В своей совокупности Ф, разумеется, больше С, но без С оно никогда не может быть Ф". В переводе на человеческий язык это означает, что историческое событие, обладающее уникальным признаком, является уникальным историческим событием. Во избежание путаницы Кац поясняет далее, что употребляет термин «феноменологический» не в смысле Гуссерля, не в смысле Шутца, не в смысле Шелера, не в смысле Хайдеггера и не в смысле Мерло-Понти. В итоге построение Каца оказывается феноменальной бессмыслицей.[69] Даже если бы главный тезис Каца был подкреплен отправными посылками (а это не так), этим было бы доказано лишь то, что ХОЛОКОСТ обладает одним уникальным признаком. Правда, было бы удивительно, если бы дело обстояло иначе. Шомон приходит к выводу, что исследование Каца — это «идеология», напялившая на себя «научные» одеяния.[70]

Лишь один кошачий прыжок (автор обыгрывает фамилию «Кац», что значит «кошка». — Прим. пер.) отделяет утверждение, будто холокост уникален, от утверждения, будто холокост невозможно рационально объяснить. Если нет сравнимых с холокостом исторических событий, то он вообще возвышается над историей. Итак, холокост уникален, потому что он необъясним, и необъясним, потому что он уникален.

Новик назвал эту мистификацию "канонизацией холокоста", а Эли Визель — самый опытный специалист в этой области. Для Визеля, как правильно замечает Новик, ХОЛОКОСТ — это воистину «мистериальная» религия. Визель подчеркивает, что ХОЛОКОСТ "ведет во тьму", "отвергает все ответы", "находится вне истории, по другую ее сторону", "не поддается ни познанию, ни описанию", "не может быть объяснен или представлен в образах"; ХОЛОКОСТ — это "разрушение истории", он знаменует собой "изменение в космическом масштабе". Только выживший священнослужитель (читай: только Визель) способен проникнуть в его мистерию. А поскольку эту мистерию, как признает сам Визель, "невозможно передать", "мы не можем об этом говорить". Следовательно, Визель сообщает в своих речах, за которые он получает стандартный гонорар 25000 долларов (плюс лимузин с шофером), что «тайна» Освенцима — это "истина, заключенная в молчании".[71]