Читать онлайн «Марксизм: не рекомендовано для обучения». Страница 24

Точно ту же мысль развивает в 1968 году Эрих Фромм в своей книге «Марксово представление о человеке». Фромм подчеркивает, что способ производства формирует господствующую социальную систему, господствующую культуру, нормы поведения. А уже эта господствующая культура формирует преобладающий тип личности. Но это не значит, что каждая личность механически детерминирована экономическими обстоятельствами. Точно также отсюда не следует, будто все люди будут подчиняться системе. Когда Ильенков пишет книгу «Об идолах и идеалах», он приходит к очень похожим выводам. Но если Фромм опирается на восходящую к Фрейду концепцию бессознательного, то Ильенков пытается выводы обосновать на традиционной просветительской рационалистической основе. То есть избегая понятия бессознательного.

Другое имя, которое приходит на ум в связи с советским критическим марксизмом, - историк Михаил Гефтер. Рассматривая историю революции и рабочего движения, Гефтер, по существу, ставил те же вопросы, что и Исаак Дейчер.

Официальная трактовка революции - путь от победы к победе, сплошной триумф партии и никогда не ошибающегося, никогда не колеблющегося Ленина. Итог - полная и окончательная победа социализма в отдельно взятой России. Для Гефтера, работающего уже после разоблачений XX съезда, такое отношение к истории не имеет смысла. Он рассматривает революцию как трагический процесс, в духе античной трагедии - как борьбу с роком. Революция неизбежна и необходима, но в то же время обречена. Именно потому Гефтера так интересует фигура Ленина - политика, ведущего постоянную борьбу с обстоятельствами, учащегося на своих поражениях.

Русский капитализм явно не созрел для социализма. Но он точно так же явно созрел для революции. А революция, набрав обороты, неизбежно должна стремиться к социализму. В этом трагическом парадоксе объяснение всех драм первой половины XX века.

Гефтер убежден, что развитие русской революции и ее трагический исход тесно связаны с характером капитализма, который существовал в России. Какой был капитализм, такая получится и революция. Он анализирует русский капитализм накануне 1917 года, чтобы понять, почему у нас получилось то, что получилось. Дело не в том, что «злой» Сталин отверг заветы Ленина. И уж тем более не в том, что Ленин не послушался Каутского. Все участники революционной трагедии обречены действовать на основе тех обстоятельств, в тех условиях, которые создались в результате распада имперской системы в России.

Партия не творец истории, не демиург из сталинского мифа. Действительность не творили, она как-то сама творилась. И партия, и ее вожди детерминированы внешними факторами, той предысторией, в которой она сложилась, и тем историко-экономическим контекстом. Потому история русского капитализма абсолютно необходима для понимания вот этого всего посткапиталистического советского периода.

Другим выдающимся представителем критического марксизма был ныне здравствующий Г. Г. Водолазов. В 1968 году вышла его книга «От Чернышевского к Плеханову», затем, в начале 1970-х, вторая книга - «Диалектика революции». Обе работы посвящены становлению и развитию политической теории марксизма и ленинской политической теории, причем написаны они не в ортодоксальном ключе, не в виде панегирика вождям, как было принято в официальной литературе. Это книги, которые повлияли на дальнейшее формирование политологии в Советском Союзе.

Наконец, в сфере эстетики работал Михаил Лифшиц, который многим представителям молодого поколения казался ортодоксом и даже консерватором, ведь он отстаивал принципы реалистического искусства. Спустя десятилетия мы обнаруживаем, что наследие Лифшица по-прежнему, через много лет после его смерти, остается востребовано (только в начале XXI века вышло две его книги), причем его эстетические взгляды серьезно повлияли на художников, отнюдь не причисляющих себя к школе традиционного реализма.

К середине 1970-х годов в Советском Союзе наблюдается явный интеллектуальный и духовный кризис, жертвой которого в первую очередь оказывается критический марксизм. Разумеется, сыграло свою роль ужесточение цензуры и 1972-1974 годах. Но главная причина кризиса «легального марксизма» была не в этом. Его идеи не только оказались не востребованными властью, но и начали отвергаться самой интеллигенцией, все более эволюционировавшей в сторону западнического либерализма или православного национализма, почвенничества. Подобная перемена, происходившая с интеллигенцией, отражала общий упадок системы, оказавшейся неспособной конструктивно реформировать себя. Многие представители поколения «шестидесятников» умерли, спились, некоторые просто замолчали. Многие ушли вправо. Некоторые, подобно Гефтеру, под конец жизни публиковались в самиздате.

Однако свою роль советский критический марксизм все же сыграл. К началу 1980-х появляется новое поколение марксистов, к которому принадлежат Александр Тарасов, Александр Бузгалин, Андрей Колганов и, разумеется, автор этих строк.

Травма разделения между политической практикой и академической теорией преследовала «западный марксизм» с 1920-х годов. Академический марксизм жил в университетах, был достоянием интеллектуалов. А политические активисты и лидеры обходились простым набором общих, в значительной мере вульгаризованных, прикладных идеологем, которые были характерны для рабочих партий, прежде всего для социал-демократов и для коммунистов.

Между тем после 1945 года в Западной Европе происходили очень существенные перемены, которые предопределили вообще трансформацию общественного сознания и достаточно резкие сдвиги массового поведения, начиная от политики и кончая бытом.

1960-е годы остались в истории как времена студенческих выступлений, хиппи, рок-н-ролла, мини-юбок, сексуальной революции и т. д. Но происходившая тогда поведенческая революция была социально обусловлена не просто изменением структуры общества, но и тем, что изменились процессы формирования интеллектуальной элиты. Что же, собственно, произошло после 1945 года на Западе? В итоге Второй мировой войны был побежден фашизм. Однако победа над фашизмом в Западной Европе была одновременно первой, и в каком-то смысле единственной, фундаментальной политической победой реформистских левых. Практически всюду после, а иногда и в процессе войны начали происходить серьезные социальные реформы, которые в большой степени изменили характер западного капитализма.

Другой вопрос, что эти изменения оказались обратимыми. Но тогда, в первые послевоенные годы, казалось, что пути взад нет.

В годы борьбы с фашизмом левые партии проявили себя как наиболее последовательные участники сопротивления, они мобилизовали массы рабочих на бой, набирали огромный политический вес. Их влияние ощущалось даже за пределами их привычной социальной базы. Они приобрели безусловный моральный авторитет для общества в целом. Это относится как к социал-демократам, так, в еще большей степени, к коммунистам. Не случайно после войны во Франции коммунистов называли «партией расстрелянных». Это партия, которая понесла самые большие потери в годы сопротивления. Но в итоге она выросла, окрепла. Принадлежать к левым стало престижно, романтично. Это значило приобщиться к подвигу.

Во Франции и Италии коммунисты возглавили Сопротивление, лучшие кадры, боевые кадры пришли именно отсюда. В Англии коммунисты были слабы, но левые социалисты сыграли огромную роль в организации победы. Во время войны было сформировано коалиционное правительство, которое возглавлял консерватор Черчилль. Это было правительство очень специфическое. Программа социальной реформы, выдвинутая лейбористами, начала выполняться задолго до их официального прихода к власти в 1945 году. Уже с 1942 года коалиционное правительство фактически реализует лейбористскую программу. Консервативный премьер ничего не может сделать без поддержки рабочего класса, чтобы вести войну и победить, буржуазия нуждается в народной поддержке.

Правительство пытается показать народу, что демократия способна обеспечить социальный прогресс. Именно поэтому войну против нацистской Германии начинают вести уже не только армия и правительство, а народ.

Британия никогда не переживала настоящей республиканской революции. В XVII веке короткий период республики почти не оставил следов в политической культуре. До 1940-х годов британское общество оставалось иерархичным, сохраняло феодальные традиции, которые успешно перенимала и поддерживала победившая буржуазия. Правили джентльмены, которые выходили из закрытых школ Итона и Харроу, потом заканчивали Кембридж, Оксфорд. Они были с детства подготовлены к тому, чтобы управлять страной. А «неджентльмены» знали свое место. Они сознавали свои права, могли ими пользоваться, но не управлять страной. Наверху, безусловно, должны были оставаться джентльмены. Вне зависимости от того, кто к какой партии принадлежал, элита охраняла свои привилегии. По мере того как старая аристократия разбавлялась выходцами из буржуазных семей, складывалась своеобразная система подготовки кадров, которая призвана была из потомков «неджентльменов», имеющих деньги, сделать «настоящих джентльменов».