Читать онлайн «Понять Путина. Политика здравого смысла». Страница 4

Однако И.Панарин продолжает строить свои предположения и утверждает: «Итак, позвольте мне высказать свою собственную гипотезу об эволюции взглядов Г. Киссинджера за 10 лет, с 1991 по 2001 год. Это было первое десятилетие без СССР, в развале которого режиссер-идеолог информационной войны против СССР Г. Киссинджер сыграл ключевую роль. С моей точки зрения, Г. Киссинджер, входящий в состав высшей элиты США, после распада СССР, в котором он сыграл важнейшую роль, несколько изменил свои взгляды. Такие случаи крайне редки в мировой политике, но тем не менее иногда они происходят. С моей точки зрения, ему открылись все негативные моменты глобализма… Конечно же, этот процесс не был одномоментным и занял несколько лет. Примерно с 1995 года начался процесс стратегического расхождения двух ключевых режиссеров-идеологов информационной войны против СССР: 3. Бжезинского и Г. Киссинджера.

Сотрудник британской разведки МИ-6 3. Бжезинский, глубоко внедренный в высшую элиту США, является высокопоставленным идеологом глобализма. Его влияние на эту идеологию неоспоримо. Можно даже утверждать, что именно 3. Бжезинский является наиболее последовательным интеллектуалом, занимающимся идеологическим обеспечением деятельности глобализма. 3. Бжезинский родился на территории Польши, в семье сотрудников британской разведки, давно внедренных в дипломатические структуры Польши, и это не случайно. Как я уже отмечал, именно Польша является государством — «троянским конем», предназначенным для «рассечения» единства Европы и Евразийского пространства. Поэтому исторически глобалисты создали на территории Польши мощные центры, которые искали людей, из которых потом формировали специальные ударные спецотряды для борьбы против Третьего Рима. Этот процесс шел на протяжении последних 600 лет.

Концептуальная разница во взглядах 3. Бжезинского и Г. Киссинджера проявилась в 1997–1998 годах, после появления их авторских трудов: «Великая шахматная доска» и «Дипломатия». Главный идеолог глобализма 3. Бжезинский в своей книге «Великая шахматная доска» вновь призывал к необходимости расчленения России на несколько частей.

Несколько иным был взгляд Г. Киссинджера, очень высоко оценившего деятельность генералиссимуса Сталина».

Перед окончанием срока действия администрации Дж. Буша-младшего Г. Киссинджер сделал следующий прогноз относительно будущего развития мирового сообщества цивилизаций. В своем интервью «Три революции» Г. Киссинджер говорит:

«Общенациональные дебаты о национальной безопасности, о необходимости которых говорят уже давно, все никак не начнутся. По сути, вопросы тактики затмили самую важную проблему, с которой столкнется новая администрация США, а именно: как «вычленить» некий новый мировой порядок из трех революций, которые сейчас одновременно происходят на нашей планете: это а) преобразование традиционной государственной системы Европы; б) угроза радикального исламизма, бросающего вызов исторически сложившейся концепции суверенитета; и в) смещение «центра тяжести» международных отношений с Атлантики к Тихому и Индийскому океанам.

По распространенному мнению, корнем разногласий между Европой и Америкой является гипотетическая доктрина однополярности, которой придерживается президент Буш. Но вскоре после смены администрации США станет очевидно, что главное разногласие между двумя сторонами Атлантики состоит в другом: Америка остается традиционным национальным государством, и ее население откликается на призывы чем-то пожертвовать ради национальных интересов, понимаемых намного шире, чем в Европе.

Государства Европы, истощенные двумя мировыми войнами, согласились передать Европейскому союзу важные аспекты своего суверенитета. Однако, как оказалось, узы политической верности, которые ассоциируются с национальным государством, автоматической передаче не поддаются. Европа переживает переходный период: она на полпути между своим прошлым, от которого стремится уйти, и будущим, которого еще не достигла.

В ходе этого процесса подвергся метаморфозе характер европейского государства. Поскольку страны больше не мыслят себя как имеющие индивидуальное будущее, но сплоченность Евросоюза пока не подвергалась испытаниям на прочность, большинство европейских правительств теперь намного менее способно просить свое население чем-то пожертвовать. Государства, дольше всего существующие как преемственные структуры, например Великобритания и Франция, наиболее охотно берут на себя международные обязательства, связанные с применением военной силы.

Все это видно на примере разногласий вокруг использования сил НАТО в Афганистане. После 11 сентября 2001 года Совет НАТО, действуя без каких-либо просьб со стороны ООН, призвал к взаимопомощи на основе 5-й статьи Североатлантического договора. Но когда НАТО приступило к практической реализации обязательств, касающихся военной сферы, многие союзники были вынуждены, подчиняясь ограничениям в законодательстве своих стран, сократить численность воинского контингента и сузить количество миссий, сопряженных с опасностью для жизни. В результате Североатлантический альянс находится в процессе перерождения в двухъярусную систему — этакую структуру с гибкими правилами членства, потенциальная способность которой к слаженным действиям не отвечает ее общим обязательствам. Со временем произойдет трансформация либо в одну, либо в другую сторону: общие обязательства будут пересмотрены или будет формально закреплена двухъярусная система, где политические обязательства и военный потенциал будут как-то уравновешиваться путем некой системы альянсов по доброму согласию.

В Европе традиционная роль государства уменьшается, поскольку так сознательно решили правительства. На Ближнем Востоке сужение роли государства заложено в том, как были основаны местные государства. Государства, которые стали преемниками Оттоманской империи, были учреждены державами-победительницами после окончания Первой мировой войны. Их границы, в отличие от границ европейских государств, отражают не рубежи расселения народностей или распространения определенных языков, а соотношение сил между европейскими державами, споры которых не имели прямого отношения к данному региону.

Сегодня этим и без того хрупким государственным структурам угрожает радикальный ислам, что выражается в фундаменталистском понимании Корана как основы некой универсальной политической организации. Джихадистский ислам отвергает национальный суверенитет, основанный на моделях светской государственности; он стремится распространять свое влияние на все районы, где значительная доля населения — мусульманского вероисповедания. Поскольку в глазах исламистов не имеет законного статуса ни структура международного сообщества, ни внутренние структуры существующих государств, эта идеология почти не оставляет места для западных концепций переговоров или равновесия в регионе, который жизненно важен для безопасности и благополучия промышленно-развитых государств. Эта схватка имеет эндемический характер; мы не имеем возможности от нее отстраниться. Мы можем отступить из какой-то отдельно взятой области, например из Ирака, но это лишь вынудит нас оказывать сопротивление на других огневых позициях, которые, вероятно, будут для нас еще менее выгодными. Даже приверженцы идеи одностороннего вывода войск из Ирака говорят о том, что надо оставить там некий контингент, дабы предотвратить новое усиление «Аль-Каиды» и радикализма.

Эти преобразования происходят на фоне третьей тенденции — смещения «центра тяжести» международной политики с Атлантики к Тихому и Индийскому океанам. Как это ни парадоксально, такое перераспределение мощи благоволит части мира, где страны пока сохраняют черты традиционных европейских государств. Основные государства Азии — Китай, Япония, Индия, а со временем, возможно, Индонезия — смотрят друг на друга так, как участники европейской системы сил и противовесов в былые времена: как на конкурентов по определению, даже когда изредка участвуют в совместных делах.

В прошлом подобные перемены в структуре мощи обычно влекли за собой войны; так случилось после укрепления Германии в конце XIX века. Сегодня многие встревоженные комментаторы приписывают сходную роль Китаю, который усиливается. Верно, что в китайско-американских отношениях неизбежно будут содержаться классические элементы геополитического соперничества и конкуренции. Не следует упускать их из виду. Но есть и другие элементы, которые служат противовесами. Экономическая и финансовая глобализация, срочные задачи, касающиеся окружающей среды и энергетики, а также разрушительная мощь современного оружия — все это требует активно заняться международным сотрудничеством, особенно между США и Китаем. Если эти страны будут видеть друг в друге противников, обе они окажутся в том же положении, что и Европа после двух мировых войн, когда другие страны заняли то видное место, которое стремились занять европейские страны путем саморазрушительных конфликтов друг с другом.