Читать онлайн «Колокола истории». Страница 6

У каждой общественной системы есть ее социальное тело, субстанция, обладающая некими функциями. У каждой такой системы есть некое социальное содержание, проявляющееся в неких формах. Все это очевидно и довольно тривиально, как и факт противоречий между субстанцией и функцией, содержанием и формой. Чем примитивнее социальная система, тем более простыми и менее острыми являются ее противоречия. В любой социальной системе субстанция — это производство в узком (действительный процесс производства, т. е. присвоение природы) смысле. Отношения, складывающиеся в процессе производства и по поводу его, суть производственные функции.

Таким образом, противоречие между субстанцией и функцией — это, если пользоваться языком Маркса, прежде всего противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Когда первые перерастают уровень вторых, считал Маркс, происходит революция и смена социальной системы (формации). Последний вывод, по-видимому, — заблуждение. В истории не было ни одного общества, стартовавшего с уровня производительных сил, более высокого, чем в предшествующей системе. Уровень развития производства раннефеодального общества был ниже такового поздней античности; раннекапиталистическая мануфактура уступала по производительности цехам позднего средневековья. Так ведь и первые автомобили уступали в скорости лошадям. Это — закономерно. Прогрессивное развитие систем (разумеется, прогресс — не единственная и не доминирующая форма развития) идет прежде всего не по линии «субстанции», вещества, а по линии функции (их дифференциации, индивидуализации, усложнения), по линии повышения энергоинформационного потенциала при той же или уменьшившейся массе вещества. Чем реально первый автомобиль превосходит лошадь, а первая капиталистическая мануфактура — цех мастеров? Конструкцией, в которой помимо прочего заложен значительно больший потенциал развития, чем у блестящего оппонента, принципом организации, в случае с обществом — организации социальной.

Речь, таким образом, идет либо о социальной организации вообще, либо о социальной организации производства. Следовательно, скорее производственные отношения перерастают производительные силы. Здесь есть нюанс, который я до поры оставлю без внимания. На данный момент главное в том, что производственные отношения суть социальная функция производства, на которую последнее, однако, может в зависимости от своей специфики накладывать мощный субстанциональный отпечаток, а также в том, что не обострение противоречия между субстанцией и функцией, производительными силами и производственными отношениями приводит социальные системы к гибели, а, напротив, притупление, затухание, выработанность этого противоречия. Вопреки Марксу, отождествившему внутриформационные сдвиги с межформационными и судившему о вторых по первым, система старится и умирает тогда, когда реализует свою социогенетическую программу, когда решает свое центральное, системообразующее противоречие, когда приходит к социальному пату. Или цугцвангу. При этом пат возникает не только потому, что противоречие снято, решено, но и потому, что средства и способ решения соответствуют данной системе и не могут вывести общество за ее рамки.

В этом смысле решение, снятие своего системообразующего противоречия любой системой всегда негативно. К тому же на это решение у системы уходят все ее потенции, после чего она просто обездвижена, хотя событийно ее развитие может выглядеть очень бурно. Новая система, чтобы состояться, возникнуть, должна решить центральное противоречие старой системы между субстанцией и функцией, но иначе, по-новому, т. е. сделать его исходным, несистемным пунктом своего системного развития. Поскольку материальных ресурсов у новой системы всегда меньше, чем у старой (по принципу: «сын донашивает за отцом» — по крайней мере пока сам не заработает), ее решения выглядят внешне примитивными, она начинает с низкого старта. У нее только одно преимущество: новая конструкция социальной организации, в которой функциональные аспекты играют большую роль, чем в организации прежней системы. Проявляется она всегда в более жестком, чем прежде, социальном контроле.

Все, о чем шла речь, характерно и для капитализма. Но здесь противоречие между субстанцией и функцией на несколько порядков в геометрической профессии выше, чем в «докапитализмах». Острота эта такова, что субстанция и функция не совпадают друг с другом, взаимообособлены и автономны. Субстанция, как и функция, выступает не в одной, а в некоторых формах, и формы эти, типы организации тоже не совпадают друг с другом. Причина этого — сам капитал, его природа. Это несовпадение субстанции и функции есть единственно возможный принцип самовыдвижения капитала, способ саморазвития капитализма. Несовпадение субстанции и функции создавало принципиальную возможность их отрыва друг от друга. Возможность эта многократно усилена тем, что несовпадение субстанции и функции, их обособление друг от друга фиксируются при капитализме институционно.

Можно было бы начать объяснение причин несовпадения с экскурса в докапиталистическое прошлое. Но такой экскурс, интересный и важный сам по себе, увел бы нас далеко от главной темы (подр. см. 15). Поэтому примем то, о чем я сказал, как данность и обратимся к самому капиталу в таком виде, в каком он логически возник, «отрекшись от старого мира».

Капитал есть овеществленный труд. Иными словами — переделанная трудом природа, нечто такое, в чем трудовой субстрат господствует над природным. В качестве общественного отношения капитал возникает по поводу неких объектов, в которых трудовой, искусственный субстрат господствует над природным (земельная собственность в капиталистическом обществе становится капиталистическим отношением, поскольку основана на капитале как господствующей форме данного общества).

Системообразующие производственные отношения капиталистического общества носят экономический характер. Разумеется, и сам капитализм, и эти отношения возникают внеэкономически, из внеэкономических производственных отношений, — капиталистическому накоплению, экономическому по своей сути, предшествует внеэкономическое первоначальное накопление. Иначе и быть не может: ни одна система не возникает в соответствии с законами собственного функционирования; ее основа — всегда несистемна, антисистемна; порядок возникает из хаоса. Генезис системы всегда нтисистемен и потому — загадка для возникшей системы. Ни одна система не может понять своего рождения. Гёдель как-то заметил, что ни одна система не может себя понять полностью. В немалой степени — из-за проблем с пониманием собственного рождения. Вообще возникновение качественно новых систем — будь то Вселенная, жизнь, человек, капитализм — это камень преткновения для современной науки, аналитико-редукционистской и системно-, а не субъекто-центричной.

Однако, возникнув, капитализм функционирует как система экономических производственных отношений, где владелец капитала, в отличие от феодала и рабовладельца, не принуждает людей к труду, а покупает рабочую силу. Это значит, что при капитализме обмен не только становится формой производственного отношения, но и входит в его ткань. Если, например, при феодализме и производство, и эксплуатация противостоят обмену, то капитал — это единство производства, эксплуатации и обмена. Причем обмен при капитализме есть и элемент совокупного процесса общественного производства, и форма, в которой реализуется эксплуатация.

Не случайно именно обмен, мировой рынок становится основой капиталистического производства. Это — не торжество обмена над производством — подобный вывод был бы справедлив при взгляде на капитализм только с позиции «докапитализма». Если же подходить к капитализму с его собственной мерой, то обмен и производство противостоят друг другу лишь в определенной фазе общественного процесса, в целом же капитализм снимает противоречие между ними. Обмен при капитализме — это не просто и не только обмен, но и производственное отношение, функционально, превращающее в стоимость то, что субстанционально в качестве стоимости создается лишь производительным капиталом. Короче, обмен выступает одновременно и основой производства, чего не было ни в одной докапиталистической системе, и ее специфическим функциональным органом, чего до капитализма тоже не было. При этом происходит максимальная функционализация и производственных отношений.

С капитализмом социальная функция становится таковой в строгом смысле этого слова, порывая с субстанцией, «выныривая» из нее и утрачивая субстанциональные, материальные, природные характеристики, а потому не только функционализируется, но и социализируется. Процесс производства становится социальным не только по содержанию, но и по форме. Чем функциональнее и социальнее производственные отношения, тем мощнее они подстегивают развитие производительных сил, тем быстрее его темп.