Читать онлайн «Глобальное политическое прогнозирование». Страница 4

Современная глобализация, генерирующая все новые всеохватные планетарные поля и системы коммуникаций, открывает возможности разблокировать международную систему, создать принципиально новые "рынки активности", в которых преимущества прежних гегемонов и монополистов, привязанных к старым правилам игры, автоматически не срабатывают. Всякий новый "рынок" (в широком смысле) — это новые шансы для тех, кто не успел реализовать себя в прошлом. В этом смысле наш глобальный мир ни в коем случае не должен быть интерпретирован и организован как экстраполяция уже сложившихся тенденций.

Задача политической прогностики — сформировать картину не закрытого, а открытого будущего, в котором прежние объекты чужой политической воли обретают шанс стать самодеятельными субъектами. Чем больше количество таких субъектов, тем шире творческие возможности человечества, выше его способность эффективно решать острейшие глобальные проблемы современности.

Важнейшей методологической задачей теории глобального политического прогнозирования является выработка критериев отличия состояний, связанных со статусом политического субъекта от состояний политического объекта. Разумеется и то, и другое состояние является научной идеализацией: ни один из политических контрагентов не может претендовать ни на роль универсально суверенного, целиком самодеятельного субъекта, полностью независимого от других, ни выступать тотально пассивным объектом, начисто лишенным потенциала влияния.

Однако, как утверждает политическая наука, взаимоотношения политических контрагентов отличаются принципиально неустранимой асимметричностью. Последняя составляет само существо власти как ключевого момента политики. Но для политического прогнозирования особое значение имеет то, что сторона, претерпевающая унизительное состояние объекта чужой воли, может ответить такой мобилизацией своих внутренних ресурсов, которая способна качественно изменить соотношение сил и создать новую политическую реальность. Политическая психология указывает на то, что уровень сплоченности и солидарности проигравших и потерпевших как правило превышает соответствующие характеристики выигравшей стороны { См.: Агеев В. С. Межгрупповое взаимодействие. М.: МГУ, 1990. } .

Политическое прогнозирование относится к жанру хронополитики. Существуют весьма своеобразные отношения между хронополитикой, связанной с властным проектированием, распределением и перераспределением общественного времени, и геополитикой, осуществляющей аналогичные операции в отношении пространства. Геополитическая доминанта, связанная с переделами пространства, наступает тогда, когда терпит фиаско хронополитика, направленная на эффективное проектирование будущего. Открытие качественно иного будущего (формационный рывок), обесценивает борьбу за пространство; не случайно в пике новых формационных надежд геополитика становится маргинальным занятием и осуждается как варварство.

Напротив, фиаско исторического проекта будущего, ощущение "конца истории" и окончательности однажды найденных решений, приводит к обесцениванию времени по отношению к пространству. Словом хронополитика связана с интенсивным развитием, геополитика — с экстенсивным. Бывают моменты в жизни человечества, когда предложить ему новый проект будущего, вернуть веру в историю — значит избавить его от искушений новых геополитических переделов мира. Возможно сегодня человечество переживает именно такой момент.

Предлагаемое учебное пособие в значительной мере является экспериментальным, ибо ни отечественная, ни мировая наука пока что не представили сколько-нибудь разработанной теории глобального политического прогнозирования. Обычно учебная литература следует за фундаментальными разработками и фиксирует уже апробированное, устоявшееся знание. В данном случае мы имеем дело с другой ситуацией. Теоретические разработки и учебно-методические задачи автору пришлось решать практически одновременно. Из этого не может не вытекать целый ряд трудностей и рисков, связанных в первую очередь с недостаточной методической проработкой предлагаемого учебного материала. Но эти недостатки, по мнению автора, в значительной мере искупаются тем, что студенты получают возможность окунуться в творческую лабораторию ученого и ощутить проблемное поле переднего края науки. Если угодно, это обучение методом погружения, который, как показывает педагогическая психология, значительно повышает его эффективность.

Я хочу начать с парадокса: главным препятствием развитию современной теории общего (глобального) прогнозирования, как и социального прогнозирования вообще, является господствующая научная установка европейского модерна — установка на овладение миром. Речь идет о пресловутой "прометеевой воле", не привыкшей встречать настоящих препятствий в лице "другого", будь этот другой еще не прибранная к рукам природа, или — другая культура, или, наконец, самое будущее. Все общественные науки европейского Нового времени — это дерзновенные попытки заклясть навечно демонов исторической судьбы, подчинить ход истории "непреложным закономерностям", сделать его управляемым.

С этой точки зрения высмеиваемый сегодня исторический материализм — всего лишь наиболее откровенная и последовательная версия европейского социально-исторического сциентизма, задумавшего высветить все тайны истории. Этот научно-рационалистический менеджеризм впервые со всем апломбом заявил о себе голосом деятелей Французской революции, задумавших построить "новый мир". Это они всерьез вознамерились превратить весь мир в объект преобразующей революционной воли новоевропейского человека, самоуверенно колонизирующего мир и навязывающего ему свои стандарты "светлого будущего", даже не спрашивая его согласия.

В основе такой колонизации лежит знаменитый софизм Просвещения, отождествляющий западного человека с "естественным человеком", а все от него отличающееся, объявляющий "отклонением". Ален де Бенуа справедливо отметил, что к "принципам 1789 года идеологи прав человека постоянно прибегают не для того, чтобы осудить колониализм, а для того чтобы его легитимировать" { Alain de Benoist. Europe, Tiers – Monde, meme combat. P.: 1986. Р. 51. } . Однако, как остроумно заметил теоретик герменевтики Х.-Г. Гадамер, опытный человек — не тот, кто видит другого насквозь. Опытный человек — это принципиально адогматический человек, отдающий себе отчет в том... что действительность другого сложнее наших предожиданий { Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М.: Наука, 1998. С. 419. } .

Собственно, главным конституирующим моментом прогнозирования как раз и является понятие не прибранного к рукам другого — кого мы еще не знаем и рецептами овладения которым не располагаем. Если мы понимаем будущее как экстраполяцию уже сложившихся "прогрессивных" тенденций, значит мы отказываем ему в статусе "другого", в праве не укладываться в наши предожидания. Все так называемые великие учения, от либерализма до марксизма, представляют собой смесь догматической "научной" самоуверенности с психологией гедонистического баловня судьбы, ожидающего от будущего исполнения всех своих капризов. Это сочетание сциентистского педантизма, ждущего от истории неукоснительного повиновения "только что открытым" всеобщим законам развития, с гедонистической инфантильностью, не способной мужественно встречать удары судьбы, разительно контрастирует с несравненно более зрелым и мужественным мировосприятием древних, известным нам, в частности, по литературным источникам античности.

ХХ век по многим показаниям можно оценивать как небывалое торжество прометеевой воли новоевропейского человека, выдвинувшего программу тотального овладения миром. Но в то же время даже самые слепые и фанатичные адепты теории прогресса сегодня не могут игнорировать два кардинальных в своем значении факта. Первый связан с тупиками роста, обнаруживающимися в свете глобальных проблем современности, и в первую очередь — в свете конфликта между технической цивилизацией и природой. Второй состоит в том, что ХХ век, как никакой другой, подтвердил принципиальную непредсказуемость будущего, и в этом смысле ознаменовался посрамлением всех глобальных рационалистических претензий, всех "великих учений".

Прометеев человек не привык в чем-либо встречать сопротивляющегося и не укладывающегося в заданные рамки "другого". Однако в лице будущего он встретил этого самого "другого", не выполняющего приказы великих учений и ведущего себя действительно "нонконформистски". Можно сказать, прометеева воля разбилась-таки об одно несокрушимое препятствие — о непредсказуемость будущего. Разумеется, наиболее показательным и демонстративным сегодня выступает фиаско марксистской футурологии. Практически тотчас же вслед за моментом провозглашения "полной и окончательной победы" нового строя этот строй рассыпался словно карточный домик — так, что изумленные современники до сих пор не могут поверить собственным глазам. Перед лицом такого фиаско мыслимы две стратегии: либо вовсе отказаться от претензий со стороны великих учений на тотальное овладение будущим — то есть понизить эти учения в идеологическом и научном статусе, либо попытаться заменить успевшее обанкротиться учение новым, "на сей раз истинным". Судя по всему, либерализм после своей победы над коммунизмом пошел именно по второму пути: объявил себя новым великим учением, знающим, чем закончится драма мировой истории (окончательной победой западных порядков во всем мире).