Читать онлайн «Социализм. Экономический и социологический анализ». Страница 124

Рисуемая Хейманом картина социалистического общества учитывает только текущую переработку сырых материалов в потребительские блага; таким образом создается впечатление, что отдельные ведомства могут работать независимо друг от друга. Гораздо важнее этой части производственного процесса обновление основного и инвестирование новообразованного капитала. Именно в этом, а не в том, как использовать оборотный капитал, что уже в значительной степени предопределено, существо хозяйствования. Решения такого рода, рассчитанные на годы и десятилетия, нельзя ставить в зависимость от существующего на данный момент спроса на потребительские блага. Следует ориентироваться на будущее, т. е. быть "спекулятивным". Схема Хеймана, которая предполагает механическое расширение или свертывание производства в соответствии с текущим спросом на потребительские блага, совершенно несостоятельна. Решать проблему ценности путем сведения ее к издержкам можно только применительно к состоянию равновесия, представимому теоретически, но практически недостижимому. Только в таком воображаемом состоянии равновесия цены и издержки совпадают. В вечно изменчивой экономической жизни этого не бывает.

По этой причине безуспешна попытка Хеймана разрешить проблему, которая, как я показал, в принципе неразрешима.

[487*]

Антикапитализм -- характерная черта эпохи диктаторов, войн и революций. Большинство правительств и политических партий склонно к ограничению сферы частной инициативы и свободного предпринимательства. Убеждение, что капитализм отжил свое и что грядущая всесторонняя регламентация экономической активности одновременно и желательна, и неизбежна, стало почти неоспариваемой догмой.

При всем при этом капитализм еще очень силен в Западном полушарии. Прогресс капиталистической промышленности даже в последние несколько лет поразителен. Методы производства очень усовершенствовались. Потребители получают более дешевые и лучшего качества товары, в том числе много новинок, которые были невообразимы еще пару лет назад. Во многих странах объем производства расширялся, а качество товаров совершенствовалось. Несмотря на антикапиталистическую политику всех правительств и почти всех политических партий, капиталистический сектор хозяйства все еще выполняет свою социальную функцию по предоставлению потребителям большего количества все более дешевых и более качественных товаров.

Улучшение качества жизни в странах, приверженных принципу частной собственности на средства производства, конечно же, ни в какой степени не является заслугой правительственных и профсоюзных чиновников, равно как и функционеров политических партий. Не канцелярии и бюрократы, но большой бизнес заслуживает похвалы за то, что основная часть семей в США владеет автомобилем или приемником. Рост душевого потребления в Америке по сравнению с тем, что было четверть века назад, не является результатом деятельности законов или администрации. Это достижение бизнесменов, которые расширяли свои предприятия или создавали новые.

Этот момент следует подчеркивать, поскольку современники склонны его игнорировать. Замороченные предрассудками этатизма и иллюзиями всемогущества правительства, они во всем склонны видеть только эффект правительственных мероприятий. Они ожидают всего от предприимчивости властей и почти ничего не ждут от инициативы граждан. И при всем этом единственный путь к росту благосостояния -- рост объема Производства. К этому и стремится деловой мир.

Абсурдность нашего времени в том, что гораздо больше внимания уделяется достижениям правительственного Управления по развитию долины Теннеси, чем несравненным и беспрецедентным достижениям управляемой частными собственниками американской промышленности. Однако именно последние позволили Объединенным нациям выиграть войну, а сегодня позволяют Соединенным Штатам помогать другим странам по плану Маршалла.

Предрассудок, согласно которому государство или правительство воплощают почти все благое и благотворное, а индивидуумы -- жалкие ничтожества, склонные постоянно вредить друг другу и нуждающиеся в опекунстве, почти никем не оспаривается. Даже малейшее сомнение в нем запрещено. Тот, кто провозглашает божественность государства и непогрешимость его священников, бюрократов, есть беспристрастный служитель социальных наук. Все пытающиеся возражать клеймятся как предубежденные и узколобые. Адепты нового культа государства еще более фанатичны и менее терпимы, чем были магометанские завоеватели Африки и Испании.

История назовет наше время эпохой диктаторов и тиранов. В последние годы мы были свидетелями крушения двух из этих раздувшихся сверхчеловеков [411]. Но дух, который вознес этих прохвостов к самодержавной власти, сохранился. Он пронизывает учебники и газеты, он звучит из уст учителей и политиков, он воплощается в партийных программах, в романах и пьесах. Пока этот дух преобладает, не может быть надежды на длительный мир, на демократию, на сохранение свободы или на подъем национальных экономик. [488*]

Нет ничего менее популярного ныне, чем экономика свободного рынка, т.е. капитализм. Все, что считается неудовлетворительным в современных условиях, приписывается действию капитализма. Атеисты возлагают на капитализм ответственность за возрождение христианства. Но папские энциклики клеймят капитализм за распространение равнодушия к религии и за грехи современного человечества, а протестантские церкви и секты не менее горячо обличают капиталистическую алчность. Пацифисты видят в войнах проявление капиталистического империализма. Но несгибаемые националисты в Германии и Италии ставят в вину капитализму "буржуазный" пацифизм, враждебный человеческой природе и неизбежным законам истории. Моралисты клеймят капитализм за разрушение семьи и насаждение распущенности. Но "прогрессисты" ставят ему в счет сохранение устарелых сексуальных ограничений. Почти все согласны в том, что нищета есть результат капитализма. С другой стороны, многие склонны изобличать капитализм за то, что, потворствуя тяге людей к удобствам и зажиточности, он насаждает грубый материализм. Эти противоречивые обвинения капитализма взаимно уничтожаются. Но остается фактом, что очень немногие сейчас избегают обвинять капитализм хоть в чем-нибудь.

Хотя капитализм является экономической базой современной Западной цивилизации, политика всех западных стран направляется явно антикапиталистическими идеями. Цель всех разновидностей интервенционизма не в сохранении капитализма, а в замещении его смешанной экономикой. Предполагается, что такая смешанная экономика не является ни капитализмом, ни социализмом. Она описывается как третий путь, равно далекий и от капитализма, и от социализма. Предполагается, что, пребывая посередине, третий путь сохраняет все достоинства и капитализма, и социализма, не имея в то же время недостатков того и другого.

Более полувека назад выдающийся деятель английского социалистического движения Сидней Вэбб провозгласил, что социалистическая философия представляет собой "сознательное и явное провозглашение принципов организации общества, которые уже были освоены, и большей частью бессознательно". И он добавлял, что экономическая история XIX века была "почти непрерывным свидетельством прогресса социализма" [489*]. Несколькими годами позже почтенный государственный деятель Британии сэр Уильям Харкурт констатировал: "Мы все социалисты теперь" [490*]. [412] Когда в 1913 г. американец Элмер Робертс [413] опубликовал книгу об экономической политике имперского правительства в Германии с конца 70-х годов, он назвал ее политикой "монархического социализма" [491*].

Было бы, однако, неверным просто отождествлять интервенционизм и социализм. Немало таких, кто поддерживает политику государственного регулирования экономики как самый подходящий способ прийти -- шаг за шагом -- к полному социализму. Но немало и таких интервенционистов, которые не являются отъявленными социалистами; их цель -- создание смешанной экономики как долговременной системы управления хозяйством. Они стремятся к ограничению, регулированию и "совершенствованию" капитализма посредством правительственного вмешательства в деловую активность и организацией рабочих в профсоюзы.

Чтобы понять существо смешанной экономики и природу правительственного вмешательства в хозяйственные процессы, нужно прояснить два момента.

Во-первых, если в рамках частнособственнической экономики некоторые средства производства оказываются в собственности правительства или муниципалитетов, это еще не означает, что мы имеем дело со смешанной экономикой, соединяющей черты социализма и частной собственности. Пока только некоторые предприятия контролируются государством, свойства рыночной экономики как основы хозяйственной жизни остаются незатронутыми. Государственные предприятия как покупатели сырья, полуфабрикатов и труда, так же как и в роли продавцов товаров и услуг, вынуждены подлаживаться к механизмам рыночной экономики. Они подчинены закону рынка; они вынуждены стремиться к прибылям или, по крайней мере, избегать убытков. Когда они пытаются ослабить или вовсе устранить эту зависимость, покрывая убытки таких предприятий казенными субсидиями, единственным результатом оказывается сдвиг зависимости куда-либо еще. Это происходит просто потому, что средства для субсидий нужно где-то брать. Их можно получить из налогов. Но налоговые тяготы ложатся на публику, а не на правительство, налоги собирающее. Рынок, а не налоговое управление, определяет, на кого падает бремя налогов и как оно влияет на производство и потребление. Рынок и его неизбежный закон сохраняют верховенство.